там толпой… Короче, один медляк Шаламов танцевал с Шестаковой, а на второй я его пригласила.
— Ну и что? Вы танцевали?
— Да он даже ответить ничего не успел. Меня почти сразу, как только я подошла к нему и взяла за руку, Шестакова оттащила. Подскочила и вцепилась, корова, в волосы. До сих пор кожа на голове болит так, что не прикоснуться. Ещё кофточку порвала, импортную, мать убьёт, когда узнает.
— А ты?
— Ну я тоже отбивалась как могла.
Светка наверняка поскромничала. Она та ещё дебоширка. Отцу уже дважды приходилось заминать неприятности с инспектором по делам несовершеннолетних из-за Светки. А сколько её выходок прошли незамеченными! Классе в восьмом она даже хвасталась своими боевыми победами: кого, и как, и до какого состояния «ушатала».
— А Настя?
— А Настя… ну сначала просто где-то стояла, а потом, когда я Шестакову повалила на пол и на меня накинулись Димова с Ташковой, тоже подбежала помочь.
— А парни?
— А они ржали, придурки! Ну, потом правда разняли нас. И мы с Куклиной пошли домой. Я еле-еле мать упросила не бежать в милицию. Пришлось сказать, что сама нарвалась.
Помолчав с минуту, Светка спросила:
— А ты сегодня видела Шаламова?
— Угу.
Мы ещё целый час болтали. Вернее, я слушала про Светкину великую любовь к Шаламову, про «дуру и овцу» Шестакову, которая непонятно с чего вдруг заявила на него права, про подружек Шестаковой, таких же дур. Если честно, то мне плевать было на них на всех, но я внимательно и терпеливо слушала в надежде, что Светка расскажет хоть что-нибудь про Борю, раз уж он там присутствовал. В конце концов не вытерпела:
— А парни из его класса что делали?
— Да не знаю, — отмахнулась она, — я за ними не следила. Мне как-то не до них было.
Шла домой и негодовала, по большей части, на себя. Вот зачем, спрашивается, я слушала всякую чушь про людей, на которых мне тоже плевать? Столько времени ухлопала. А если отец звонил? А если приходил на обед? Такое редко, но случается. Будет опять меня нотациями изводить — он ужасно не любит, когда я «где-то болтаюсь».
У дома, возле нашего подъезда стояли трое: Белевич, Гулевский и Шаламов. Мне почему-то стало не по себе. Вспомнилась его самодовольная ухмылка после утренней сцены в вестибюле. Дать бы ему по носу.
Увидев меня, Шаламов развернулся на сто восемьдесят градусов и выжидающе уставился, пока я подойду поближе. А вслед за ним — Белевич и Гулевский. Я занервничала и чуть не оступилась. Не люблю, когда меня вот так в упор разглядывают.
— Куда так торопишься? — спросил мне Шаламов, когда я проходила мимо, старательно не глядя в их сторону.
— Не твоё дело, — бросила я, не поворачиваясь.
«Да она вообще…», — донёсся до меня тихий голос Белевича. Только вот что — вообще? Разобрать не удалось. Не останавливаться же, чтобы дослушать. Но, наверное, гадость какую-то сказал, потому что после его слов они все трое загоготали. Терпеть их не могу!
Настроение у меня окончательно испортилось.
Глава 4. ЭШ
С работой в горсовете у матери ничего не вышло. Вроде как «человечек», которого, по словам отца, собирались куда-то сдвинуть, не сдвинулся. Мать расстроилась, даже слезу пустила:
— Я в этой дыре скоро с ума сойду! Здесь же даже сходить некуда. Сижу, как сыч, целыми днями дома. Думала, хоть на работу отвлекусь. Лёша! Ты же сказал, что договорился?
— Договорился, — оправдывался отец, разводя руками. — Но вышла накладка.
Я тоже не обрадовался этой новости. Всё ждал, когда уже она работать начнёт, я хоть один дома побуду.
— А что, это единственное место здесь, где можно работать? — подал я голос.
Лучше бы не подавал, потому что мне сразу сообщили, что я «ничего не понимаю», «эгоист», «лезу во взрослые разговоры со всякими глупостями», ну и главное, понял — не всякая работа маме подойдёт, а только престижная и непыльная. Видимо, свободы мне не видать.
Но в одном мать точно права — сходить здесь совершенно некуда. Местные тусуются у клуба, ну и я, конечно, с ними. Благо пацаны в новом классе нормальные. Иногда хожу на дискотеку, но и там скука. Хотя последний раз было весело. Прямо маски-шоу.
Договорились с пацанами из класса (я их фамилии, имена и кликухи пока путаю) пойти на дискотеку. Ну я и позвал с собой Ирку Шестакову. Я с ней типа встречаюсь. Пацаны офигевают — только приехал, а уже успел такую клёвую девку зацепить. «А то! — угораю, — не со стрёмной же гонять».
Правда, требуют подробностей, спрашивают, как всё было, что говорил, как подкатывал — отшучиваюсь пока, потому что говорить-то особо и нечего. Я к ней вообще не подкатывал, она всё сделала сама. Подошла как-то в школе, пристроилась рядом — я на подоконнике сидел — и заговорила как ни в чём не бывало. Обычно меня такая прямолинейность отталкивает или потешает, но Ирка правда прикольная. С такой и самому приятно, и по городу прошвырнуться не стыдно. Пока между нами ничего такого не было, ну, если не считать обжимания по подъездам. Пацаны всё время спрашивают, а я многозначительно отмалчиваюсь.
На дискотеку Ирка взяла с собой подружек. Но, там, если честно, не на что смотреть. А потом ко мне подошла какая-то девчонка. Кажется, тоже из нашей школы, и Ирка на неё накинулась. Затем и подружки подтянулись. Короче, девки друг другу чуть глаза не повыцарапывали, но повеселили нас от души. Ирка потом полторы недели раны зализывала и мне запретила к ней приходить, чтоб не видел её с синяками, некрасивой.
Та блондиночка, кстати, живёт в моём доме. Встречаю её иногда. Только она немного с приветом, по-моему. Ну, или просто в детстве задержалась. Например, следит за мной постоянно: то у подъезда часами меня с подружками караулит, то по пятам ходит, то из окна за мной палит. Обычно такие вещи меня сильно напрягают, но тут забавно стало. Всё-таки внешне она очень прикольная, даже
