Обе Лизы постоянно вели между собой биографические споры. Не известно откуда, но наша Лиза узнала, что Лиза Коди родилась в Гринвиче в штате Коннектикут.
– Гри-и-инвич, в Конне-е-ектикуте? – издевалась она. – Да там еще ни один социопат не рождался. Ты у нас пионерка, так?
Амфа, кока, героин, гаш – все это Лиза уже перепробовала. Лиза Коди уверяла нас, что тоже кололась. Она подкатывала рукав и показывала всем следы от уколов: едва видимые царапинки вдоль вен, как будто давным-давно, может с год тому назад, случайно наткнулась на куст шиповника.
– Тоже мне, наркеша садовая, – подначивала ее Лиза. – Свистишь ты, вот и все.
– А чего ты хочешь? Наркоман – он наркоман и есть, разве не так? – оправдывалась Лиза Коди.
Наша Лиза закатала рукав по локоть и подсунула руку Лизе Коди под самый нос. От ладони вверх тянулись затвердевшие, бледно-розовые, деформированные утолщения, самые настоящие шрамы.
– Видала, тетка? Вот это дорожки, – говорила Лиза. – А ты со своими цыпками можешь заткнуться.
Лиза Коди была побеждена, только не в ее обычае было капитулировать легко. Все так же во время общих собраний она садилась рядом с нашей Лизой, все так же запиралась в телефонной будке, ожидая соединения, которое никогда не могло быть реализовано.
– Я должна избавиться от нее, – как-то раз сказала Лиза.
– Ты подлая, – заявила Полли.
– Сука блядская, – процедила Лиза.
– Это кто же? – отозвалась Цинтия, защитница Полли.
Только Лизе не захотелось уточнять.
Когда однажды вечером медсестры вышли в темный коридор, чтобы зажечь лампы, благодаря которым наше отделение купалось в розовом свете будто какой-нибудь дешевый луна-парк, они обнаружили, что нет ни единой лампочки. Нет, они не были разбиты, их попросту не было.
Мы знали, кто это сделал. Вопрос заключался в другом: где она их спрятала? В темноте поиски было вести сложно: исчезли даже лампочки из комнат.
– У Лизы душа истинного художника, – таинственно произнесла Джорджина.
– Вы не болтайте, а давайте ищите, – приказала старшая медсестра. – Все ищем лампочки.
Лиза пересидела охоту на лампочки в рекреационной комнате у телевизора.
Лампочки обнаружила Лиза Коди, точно так, как наш Лиза и предполагала. Сама Лиза Коди, скорее всего, запланировала, что принимать участия в поисках не станет, а просто переждет ее в своем любимом местечке, напоминавшем ей ее любимые деньки, то есть – в телефонной будке. Наверняка при отодвигании раздвижных дверей она чувствовала сопротивление, должна была его почувствовать, потому что внутри будки лежали десятки лампочек. Только Лиза Коди не имела привычки поддаваться, так что и в данном случае решила проявить подобную неуступчивость, которую проявляла в спорах с Лизой. Чудовищный грохот и звон толченого стекла мгновенно привели нас к телефонной будке.
– Они разбились, – только и сказала Лиза Коди.
Мы все расспрашивали Лизу, каким чудом она запихала столько лампочек в закрытую будку, а она ответила лишь следующее:
– У меня длинные и худые руки.
Через пару дней Лиза Коди исчезла. Где-то между нашим отделением и кафетерием она крутнулась, и только ее и видели. Ее так и не нашли, хотя поиски длились более недели.
– Больше она уже не могла здесь выдержать, – констатировала Лиза.
И хотя мы ожидали услыхать в ее голосе нотку зависти, ничего такого не произошло.
Где-то через месяц, во время контрольного визита к гинекологу, нашей Лизе вновь удалось сбежать. На сей раз ее не было целых два дня. Когда же она вернулась, то выглядела исключительно довольной собой.
– Я видела Лизу Коди, – открыла она нам.
– Оох… – прикрыла рот Джорджина. Полли покачала головой.
– Вот теперь она сделалась настоящей наркешей, – сообщила Лиза и усмехнулась.
ПРОВЕРКА ЕЩЕ РАЗ
Мы сидели на полу перед дежуркой медсестер и курили. Мы любили там сидеть. Таким макаром мы могли следить за медсестрами.
– Между пятиминутными проверками это сделать невозможно, – сказала Джорджина.
– А мне удалось, – стояла на своем Лиза Коди.
– Эээ… – скептически буркнула настоящая Лиза. Именно тогда она начала свою кампанию против Лизы Коди.
– Впрочем, нет, это была пятнадцатиминутка, – поправилась Лиза Коди.
– Ну, пятнадцатиминутка это тебе совсем другое, – подтвердила Лиза.
– За пятнадцать минут, тут ничего военного, – прибавила Джорджина.
– Вэйд молодой, – сунула и свои пять копеек Лиза. – Четверть часа для него вполне достаточно.
Лично я пытаться уже перестала. Правда, мой парень уже немного пришел в себя и начал посещать меня в больнице, но дежурная прихватила нас как раз в тот момент, когда я отсасывала. С тех пор все наши свидания должны были происходить под надзором, и он перестал ко мне приходить.
– Меня залапали, – сказала я.
Все знал, что меня залапали, но я все время это повторяла, потому что никак не могла успокоиться.
– Да чего ты так принимаешь это близко к сердцу? – утешала меня Лиза. – Тоже мне, дело. Трахать их. Трахать и трахать! – она засмеялась.
– Не думаю, чтобы это ему удалось за пятнадцать минут, – предположила я.
– Ну, разве что без развлечений, сразу же за работу, – подтвердила Джорджина.
– С кем ты теперь трахаешься? – спросила наша Лиза у Лизы Коди.
Та не ответила.
– Так ты ни с кем не трахаешься, – заявила Лиза.
– Ебитесь сами, – бросила Дэзи, которая как раз проходила мимо.
– Эй, Дэзи, – зацепила ее Лиза, – ты когда-нибудь трахалась на пятиминутках?
– Не собираюсь я трахаться с этими придурками из отделения, – отрезала Дэзи.
– Это она только так говорит… – шепнула нам Лиза.
– Ты и сама ни с кем не ебешься, – сказала Лиза Коди.
Лиза оскалила зубы в наглой усмешке.
– Пускай мне только Джорджина одолжит Вэйда на денек, – заявила она.
– Хватит и десяти минут, – заметила Джорджина.
– И вас никогда не залапывали? – спросила я.
– На нас внимания не обращают. Вэйда любят.
– Теперь тебе нужно начать трахаться с пациентами, – стала объяснять мне Лиза. – Брось ты своего кретина, найди себе парня среди пациентов.
– Ну точня-аак, – поддержала ее Джорджина. – Ведь этот твой тип, это же ходячее несчастье.
– А мне он кажется вовсе даже ничего, – начала спорить Лиза Коди.
– Сплошное ходячее несчастье, – сухо заявила Лиза.
Я начала шмыгать носом.
Джорджина похлопала меня по плечу.
– Он уже к тебе даже и не приходит, – сказала она.
– Это правда, – подтвердила Лиза. – Он ничего, но не посещает. Кстати, откуда к нему прилепился этот странный акцент?
– Он англичанин. А воспитывался в Тунисе.
Мне казалось, что это чрезвычайное обстоятельство для того, чтобы стать моим парнем.
– Ну так отошли его обратно в Тунис, – посоветовала Лиза.
– Я могу его взять себе, – вызвалась Лиза Коди.
– За пятнадцать минут он тебя не трахнет, – предупредила я ее. – Придется отсасывать.
– Ну так что. – Лизе Коди это совершенно не мешало.
– Я даже люблю взять за щеку, – заявила Лиза.
Джорджина покачала головой.
– Соленый…
– Ну так что? Мне это не мешает, – сказала я.
– А тебе никогда не попадался такой поморщенный и ужасно горький, по вкусу немного как лимон, только еще более горький? – спросила Лиза.
– Это какая-то хуевая инфекция, – объявила Джорджина.
– Угу, – поддержала ее Лиза Коди.
– А, никакая не инфекция, – стала возражать Лиза. – Просто у некоторых именно такой вкус.
– Ой, да кто бы таких хотел, – сказала я.
– Ничего, найдем тебе какого-нибудь нового паренька в кафе, – пообещала Джорджина.
– Приведи их побольше, – напомнила ей Лиза, которой вообще нельзя было выходить из отделения.
– Уверена, что у Вэйда есть несколько нормальных дружков, – подтвердила Джорджина.
– Успокойся, – сказала я. На самом деле мне не хотелось иметь парня среди шизанутых.
Лиза глянула на меня.
– Я знаю, о чем ты думаешь. Тебе не хочется иметь шизанутого парня, ведь правда?
Я и не знала, что ответить.
– Это у тебя пройдет, – заверила Лиза. – В конце концов, разве у тебя есть выбор?
Все девчата расхохотались. Я тоже смеялась.
Из кабинета медсестер вдруг выскочила дежурная и четыре раз предупредительно кивнула в нашу сторону – по разу на каждую из нас.
– Проверка через полчаса, – размечталась Джорджина. – Вот это был бы кайф!
– Миллион баксов тоже был бы кайф, – заметила Лиза Коди.
– Особенно в этом месте, – прибавила Лиза.
Мы все дружно вздохнули.
КОМУ ВЕРИТЕ, ЕМУ ИЛИ МНЕ?
Врач утверждает, что расспрашивал меня три часа. Лично я считаю, что это продолжалось всего минут двадцать. Двадцать минут – столько прошло с того момента, когда я переступила порог его кабинета, до того момента, когда он решил отослать меня в МакЛин. Вполне возможно, что я провела у него еще где-то с часик, пока он звонил в больниц, моим родителям, вызывал такси. Полтора часа – самое большее, что я могу ему признать.
