– О чем думаешь, выдумщик-философ? – спокойно спросила Герда и погладила мою взъерошенную шевелюру.
– Куда мы летим? – спросил я и жалобно проводил взглядом тележку с напитками.
– Нам вина, – сжалилась моя девочка и, передав мне два бокала, улыбнулась.
– Фу, – скорчил я гримасу недовольства, – я как-то не очень, – и отодвинул свой бокал в сторону.
– Девушка, у вас «Жигулевское» есть? – крикнула она в проход. – Господин миллионер привык закидываться отечественным нефильтрованным.
– В тех кругах, где я имел возможность общаться, – нарочито осведомил ее я, – этот моветон считается не вполне интеллигентным!
– Че?! – с провинциальным говором спросила она и рассмеялась. – Пивасяндра притаранить, че ли? Потом к телачам? Или как там в вашем окраинном Кембридже выражовываются? Пивко? Пивасик? Семки, шаурмяшная, палисосец. Да?
– Да, – гордо сознался я и весело запел: – И на цыганском факультете образование получил, в натуре!
– Я вас умоляю, – равнодушно сказала Герда.
Пиво в арсенале оказалось, правда, дорогое и незнакомое. Но очень даже ничего.
– Семок нет, – добавила она строго, – телачи в десяти тысячах ниже, придется прыгать.
Я отхлебнул пива и загрустил. Мне вдруг показалось, что я снова умер. Снова умер, как тогда, в детстве. Один самолет, тяжело набрав высоту, рухнул. Другой полетел в какую-то новую жизнь. Самолет этот лежал в тлеющих руинах, и единственное, что нашли спасатели, – это золотая безлимитная карта. И лежит она целехонькая на дымящихся обломках. Выкопают ямку и положат туда горстку пепла. И ее сверху положат. Накроют толстым слоем земли и поплачут. Хотя нет. Плакать-то некому.
– Так куда мы?.. – успокоил ее я и приготовился слушать.
– Что? – не расслышав, переспросила она.
– Ты будешь обо мне плакать, Герда?
– Слушай, – строго отрезала она и закрыла свой модный телефон, посмотрела на меня строго и безразлично, как смотрят на влажный валун на могиле неизвестного, на котором серыми поблекшими буквами написано: «Здесь лежит изобретатель АЖБ-1, выдумщик и искатель вечного женского естества». Хотя столько на этот камень вряд ли поместится. Разве что простое и лаконичное: «Мудак».
– Куда мы летим, Герда? – повторил я свой назойливый вопрос.
– Для начала спустись с неба на землю, – нравоучительно попросила она и отхлебнула вина.
– КУДА МЫ ЛЕТИМ? А? КУДА???
Глава седьмая
Свет люстры
Это было здание старинной оперы. До него мы с легкостью добрались на карете, запряженной четверкой лошадей. Почему Герда выбрала такой способ передвигаться по городу? Я не знаю. Я устал, и мне было скучно спрашивать ее. Я просто, как мешок с картофелем, погрузился с шумом в каретное пространство, задвинул занавеской окно и закрыл глаза. Самолет меня порядком утомил. Мне вообще казалось, что мы летим целую вечность, да и скукота пейзажа под лайнером приводила мой ум в депрессивное состояние. Внизу постоянно была светящаяся поверхность водной глади. Небо было безоблачным, и видимость прекрасной. Я видел маленькие кораблики, бороздящие стихию. В лунном свете они казались сказочно-игрушечными. Я представлял себе руки неведомого бога, который мог бы играть этими корабликами в различные игры. С легкостью и только по своей игривой воле провожать их по натянутому голубому полотну. Или радостно и с восторгом топить.
– Многие выбирают именно морское путешествие, – опередив мой немой вопрос, сказала мне Герда, – через эти места интереснее и познавательнее плыть на пароме. Правда, там немного чудаковатый капитан, – добавила она и усмехнулась.
– Мы из-за него выбрали перелет? – с интересом спросил я.
Герда повернулась ко мне, и я принялся рассматривать ее тщательнее. Пьяный угар прошел, и я совершенно не слушал того, о чем она говорила мне. У меня будто выключили звук, заменив его в голове легкой прелюдией из музыкальных нот и пения хора. Хор пел о чем-то простом, о молоке или о хлебе. О дороге, что, может быть, уходит в небо, или ручье, который пережил многих и переживет меня. Ее волосы аккуратно струились по плечам. Зелень глаз пьянила и завораживала. А чувственные губы подрагивали в понятном только ей танце. Она так печально оттопыривала нижнюю губу, дотрагиваясь указательным пальчиком, как будто сдувала с него невидимую пенку. В глазах была настоящая тоска, как вдруг мне почему-то показалось, что цвет их стал другим. Они немного потемнели и даже отчасти приобрели кофейный оттенок. И в тот же миг стали желтыми до невозможности. Зрачок растворился в этой невыносимой желтизне. И вихрем ушел ко дну. Я отправился за ним. Меня просто засасывало в это солнечное море водоворотов и откровений. Я как будто подобрался к самому хрусталику и сквозь толщь ее взгляда увидел зеркало ее души. В нем была водная гладь и паром. Тот самый, о котором она, видимо, и рассказывала мне сейчас.
Стола ясная и теплая ночь. Паром мягко скользил по воде, иногда слегка накреняясь то в право, то в лево, не особо внося дискомфорт его пассажирам. Совершенно огромная луна чуть касалась водной поверхности, задевая ее где-то очень далеко. Сама же буквально зависала над паромом, освещая ему путь в ночном путешествии. Народ на палубе был разный. Женщины, некоторые довольно-таки легко одетые: в купальниках и ночных сорочках. Другие – в теплых шубах и вечерних платьях. Рядом с ними крутились обходительные мужчины. Предлагали вино и орешки в маленьких хрустальных пиалах, играл оркестр, некоторые даже танцевали. Я ел мороженое и выглядел немного глупо в такой разношерстной компании. Вдруг из-за рубки показалась Герда. На ней было длинное голубое платье с оторочкой из горностая. Пленительный вырез на спине и миленькая укладка в стиле сороковых годов. Она сексуально передвигалась и потягивала какой-то мутный коктейль из длинного и глубокого сосуда, с первого впечатления напоминающего медицинскую колбу. Я подошел к ней, отставив в сторону мороженое, и спросил:
– Тебе не холодно?
Она расхохоталась, и в этот же момент оркестр заиграл новую мелодию. На небольшую палубу вышла темнокожая певица. Толпа поприветствовала ее жидкими аплодисментами, и она запела. Пела она на непонятном мне языке. Очень мелодично и грустно.
– Я знаю эту песню, – оживилась Герда и пригласила мне потанцевать.
Я обнял ее за талию, проведя рукой по обнаженной спине. Глаза ее сузились от удовольствия, но она промолчала.
– О чем же она? – закручивая ее в легком танго, спросил я.
– О реке жизни, она, по-моему, так и называется у нее на родине, река жизни. О том, что, рождаясь, каждая душа погружается в ее поток. Одни находят в себе силы и переплывают ее. Другие тонут, так и не пожелав научиться плавать. Третьих просто несет потоком.
Я прижал ее тонкое извивающееся тело к себе и немного наклонил в сторону. Она будто стала в моих руках пластилиновая. Я не просто вел в этом завораживающем танце, я создавал в своих руках женщину. Она же продолжала говорить:
– Река несет нас, выбрасывает на отмели и ввергает в немыслимые адские пороги. Повергает в пучину и тешит наш взгляд ночными штилями и бурями. Во все своем многообразии она, река, – властительница мира…
В этот момент закончился припев и застонали скрипки. Я развернул ее к себе спиной и нежно провел своими ладонями по ее плечам. Она вздрогнула. Я действительно ощущал себя создателем. Я даже представил себе, как бог создавал женщину. Вот так, в танце. Среди необъятной и темной Вселенной он гладил ее плечи, он чувствовал ее дыхание. Он просто делал существо подобное себе, только оголяя в этой новой оболочке весь нерв. Отдавая всю красоту своего сердца. Плел и плел каждую составляющую женщины, прибавляя туда чистоты, музыки и ночи.
– И вот, – постанывая, продолжала Герда, – наступает момент, когда река жизни впадает в другую реку…
Глаза у нее закрылись, она бессильно опустила руки, и только ее упругие бедра равномерно покачивались в такт танго.
– Это река смерти, – с выдохом вырвалось из ее горла, и Герда запрокинула голову к луне. – Здесь нас всех ждет омут. Здесь нас всех ждет… омут, – повторилась она и обмякла совсем.
Я взял ее на руки, как маленькую девочку, и понес в каюту. Она прижалась к моему плечу и так крепко вцепилась в руку своими маленькими пальчиками, что даже стало больно. Причем очень…
– Эй, – она и правда вцепилась в мою руку как горгулья и не переставала трясти ею в воздухе перед моим лицом, – ты что, завис, что ли?
– Прости, – виновато ответил я. Она застенчиво улыбнулась. Глаза ее были, как и прежде, зеленого оттенка.
– Ты интересовался о нашей цели путешествия? – сменила она тему.
– Да, – я откашлялся и был полон внимания.
– Это, – она немного задумалась и продолжила, – такая неформальная встреча, что ли.
– И зачем нам это? – грустно спросил я, поставив акцент на последнем слове.
