знал? Он бы уже был здесь с тобой.
— Мне почему-то кажется, что этой девочке эта идея не пришлась бы по нраву. Сама она не может войти в игру. Вхожу только я. Она же в это время растворяется практически в небытии. Я пока не уверена, что такие входы безопасны. Ты видел её страх? — Я киваю. — Это был мой страх. Я очень боялась погибнуть. И еще я просто хочу дать ей шанс стать для него чем-то важным.
— А она сама этого захочет?
— Мне так кажется.
— А ты?
— Я буду рядом. А иногда в игре он будет со мной.
Она тает у меня на глазах, и всё это время с её лица не сходит улыбка.
***
Энжи.
В этот раз я точно перестаралась. Братец мне, конечно, сейчас ничего не сделает, но ворчать и дуться будет долго. И помощи Дедуле в приведении игрушки в «эстетическое соответствие», как Дэн это называет, будет маловато. Как только мой Крашик следом за Элькой уходит в игру, я сползаю с дивана и на коленках по-детски семеню к креслу брата. Складываю руки на его коленях, прислоняю на них голову, вывернув её так, чтобы видеть его глаза.
— День… Деня.
— Чего тебе? — уже надулся.
— А ты знаешь, что ты мой любимый братик? И я тебя очень люблю.
— Не знаю. — Приплыли, обиделся, так обиделся.
— Ты можешь меня побить, если хочешь, можешь на меня сердиться, но я тебя люблю. Ты у меня самый лучший брат и вообще самый лучший. И самый умный. Я даже готова признать, что ты умнее Крашика.
— Зато я сам в этом сомневаюсь. Не подлизывайся.
— Буду, пока не перестанешь дуться. Ещё и плакать начну, хочешь? — Без тяжелой артиллерии, похоже, никак.
— Ты что вытворила, зараза? — Сдвиг, пошла конкретика.
— Тебе Элька понравилась? Девчонка красивенькая, умненькая, всё при ней, так?
— Симпатичная. Умниц таких я вообще не встречал. — Дэн невольно повернул голову, чтобы увидеть её.
— И поверь мудрой женщине, ты ей тоже симпатичен. — На тебе, поехидничай.
— Это ты – мудрая? – Повёлся любимый братик.
— Хорошо, поверь глупой женщине. Так вот, всё это я устроила только с одной целью. Я не хочу, чтобы одна и та же история повторялась до бесконечности.
— Какая история? — Хмурится, но внимательно слушает.
— Мой брат не замечает ту, которая рядом, она уходит, он до бесконечности несчастен. И всё по новой, потому что когда Дэн страдает, он не видит рядом никого, а когда перестаёт страдать – погружается в работу и опять не замечает никого.
— И что ты предлагаешь?
— Удели девочке капельку внимания. Только не так, как с Литой.
— С тебя утешитель…
— Я знаю. Я вообще дурочка, а сейчас ещё и пьяная. Так что мне сейчас можно любую чушь молоть. Вот скажи, Крашику она нужна?
— Думаю, не очень. — Открывает рот, чтоб сказать явно что-то колкое, обойдется.
— Так почему на обед он её повёл, а не ты, братец мой дорогой? Или это она Крашика очаровала только тем, что сделала вас, как двоечников? Или она меня тут утешала и уговаривала? Ну, Дэн, имей совесть, мне надоело приходить к тебе в офис и стараться прятать счастливую улыбку. — Я сейчас зареву. — Меня совесть ест, что я смею быть счастливой при таком несчастном брате.
— Не замечал я в тебе таких стараний. — его рука лохматит мои волосы. — А то, что у тебя есть совесть, вообще спорно.
— Есть, Дэн, я просто ей редко пользуюсь, чтобы на дольше хватило. Вот честно скажи, ты уверен, что найдешь Литу? Абсолютно! Даже если найдешь, не сможешь ты быть счастлив с ней одной. В реале тоже должен кто-то быть.
— Хорошо, что ты от меня хочешь? Ты знаешь, я не умею ухаживать, не знаю даже, что делать.
— Следить, чтобы она голодная не сидела, можешь? Кофе хоть раз в день принести? Сказать что-то приятное? Хоть спасибо? Вот это и называется внимание. Это и даёт понять, что рядом с тобой что-то живое и это можно и может любить.
Наливаю полный бокал шампанского себе и ему.
— С ума сошла?
— Угу. Знаешь кто свёл? — киваю на Серёжку. — Вон он, на диване сидит. И знаешь чем? Не тем, что ты видел на бумажке. Этого я не нарисую никогда, не смогу. Помнишь, туфли мы ходили покупать? Так вот, он носочки мне одевал так, что весь мир, не только я, почувствовал его любовь! А мы еще даже не встречались!
Выпиваю шампанское вперемешку со слезами, иду и сажусь возле ног любимого, обхватываю их и реву. Реву потому, что сказать мне больше нечего.
***
Дэн
Долгое время слышу только Анжелкин вой, перешедший со временем во всхлипывания. Чего, спрашивается? Вот чего тебе реветь? Сама говоришь, счастливая. Злость как-то исчезла, наоборот, хочется успокоить её как-то, только не могу понять, что сказать. А она нашла слова правильные, простые. Да и Эля тоже. Хотя говорили по сути о противоположных вещах. Одна говорит, чудеса бывают, вторая – не ждите чуда, чудите сами. Насчет Эли сестра выдала, конечно. Я до сегодняшнего вечера о ней думал больше в том ключе, как это сокровище к нам на постоянную работу затащить. А ведь действительно девчонка обалденно красивая. Кажется такой хрупкой. Вот только я не тот, кто ей нужен. От меня, идиота, программа сбежала, а живых людей вообще на километр подпускать не стоит.
Какой-то шорох со стороны дивана заставляет повернуть голову. На дальнем краю Краш и Энжи, она так и сидит, обхватив его колени, изредка шмыгает носом. На ближнем, всего в полутора метрах, Эля снимает шлем. Её лицо до сих пор несёт отпечаток какого-то страха. Она смотрит на меня, потом на Краша, замечает Энжи и выражение становится удивлённым. Она поворачивается ко мне. Агатовые глаза становятся почти круглыми, агатовые зрачки расширяются. Интересно, у нее глаза действительно похожи на этот камень, неповторимый узор нельзя назвать даже прожилками. Она видит, что я задержал взгляд на её лице, и уголки губ слегка приподнимаются в улыбке.
— Что тут у вас произошло? Ругал сестру?
— Скорее она меня. — Пытаюсь улыбнуться.
— Бесполезное занятие. — Раздаётся голос Краша, его
