Ресмель, имевший на Дамиани зуб (из-за довольно злой шутки, которую сыграли с ним принц и его шайка, в том числе, разумеется, и альд). Дамиани попытался выкупить свое имение, ведь вместе с ним он терял и титул, однако новый его обладатель был непреклонен и не соглашался ни на какие деньги.
Ресмель был известен в городе благодаря своей неподкупности и справедливости. Это был мужчина средних лет, обремененный в первую очередь, собственным суровым и неуживчивым нравом, а во вторую – семью детьми; чрезвычайно неуступчивый, скаредный, щепетильный и богобоязненный, и даже в ранней юности нимало не считавшийся галантным кавалером. Совершенно незаметно и неожиданно для всех начавшая с ним приятельствовать Далия, в один прекрасный момент стала обладательницей пресловутой расписки. Каким образом ей это удалось, не знал никто, даже Амато. Из ее весьма кратких пояснений следовало то, что она познакомилась с судьей в доме танны Мерц, разговорились о богословии и юриспруденции, и судья так «проникся к ней добрыми чувствами», что согласился продать ей имение, да еще и в долг.
Далия немного подождала, пока слухи о произошедшем распространятся и дойдут до строптивого альда, что не преминуло случиться очень скоро. Дамиани залихорадило при мысли о том, сколько унижений ему предстоит вытерпеть. Пока он собирался с силами, чтобы объявить о капитуляции, Далия подошла к нему во дворце сама и отдала расписку просто так, безо всяких требований. Сказала лишь: «Не играйте важными вещами, альд», после чего повернулась и ушла. Сложно сказать, кто был более потрясен, Дамиани или моренский двор, когда эта история получила огласку (то есть в тот же день). Дамиани попросил прощения, и заявил, как он был неправ, что не увидел, как танна Эртега благородна, бескорыстна и великодушна, а также прекрасна и умна. То ли он действительно испытывал благодарность (чего только не бывает в жизни), то ли был вынужден пойти на этот шаг, чтобы спасти остатки репутации, ведь иное поведение выглядело бы совсем уж низостью. Амато не мог бы сказать, в какой момент его вынужденная благожелательность превратилась в подлинную, но вскоре они подружились, а потом стало очевидно, что альд влюблен. Последний месяц он ходил за Далией практически неотступно, одним своим видом вызывая у Амато нервный тик.
История эта дошла до ушей короля. Его Величество, как и все прочие, выразил свое восхищение достойным поведением девушки и решил определить ее во фрейлины принцессы Мелины (для оказания положительного влияния), назначив ей дополнительную ренту. Здесь необходимо отметить, что после представления ко двору Далии был возвращен фамильный особняк и одно из конфискованных у семьи Эртега поместий в Триане (не самое большое, надо признаться, и не дававшее никакого титула), а также пожалована рента в три тысячи золотых в год. Все это время девушка жила у танны Дуарте, пожилой родственницы Эртега – в первую очередь ради соблюдения приличий, во вторую – поскольку особняк на улице Грелуйе, которому недавно минуло четыреста лет, был мало пригоден для жилья и подлежал перестройке. Итак, если до сего момента Далия бывала во дворце лишь наездами, то теперь ей предстояло там поселиться. Фрейлинам принцессы полагались небольшие апартаменты, куда они могли взять с собой камеристку.
Назначение это, несомненно, было значительным шагом на вершину, и все искренне поздравляли ее с таким успехом.
Все-таки даже самые черствые сердца устают от злобы и тянутся к доброте, простоте, искренности и естественности, подумал Амато и, записав эту прекрасную нравоучительную мысль для потомков, решил выйти в сад подышать свежим воздухом.
4
Апартаменты, оставленные для него в Торене, находились в северном крыле, недалеко от покоев принцессы и Коридора Фрейлин. Амато не очень любил их, однако с тех пор Далия переехала во дворец, оставался в них гораздо чаще, чем прежде. Кроме того, уже два дня подряд проходили мероприятия, связанные с приемом миритских послов, и впереди было еще два, и Амато надоело ездить туда-сюда. Он прошел по темному коридору мимо зала, где сидели картежники, и на лестнице почти что нос к носу столкнулся с горничной Далии. Она молча прошла мимо, дыхнув на него винными парами и икнув, что, видимо, должно было сойти за приветствие. Молодой человек неодобрительно покачал головой.
Танна Дуарте и Амато в свое время выказали удивительное единодушие, решительно посоветовав Далии сменить служанку. Они сошлись во мнении, что горничная, которую девушка привезла из дома тетки, совершенно не подходила для службы у благородной незамужней девицы и могла ее серьезно скомпрометировать. Это была невысокая, смуглая, темноволосая, крепко сбитая бабенка лет тридцати с черными хитрыми и наглыми глазами-бусинами и выдающимся бюстом, на ходу почти выпрыгивающим из огромного декольте, и не менее выдающимися бедрами. Она могла бы сойти за смазливую, если бы не вечный взгляд исподлобья, неприятное вызывающее выражение на испитом лице, а также грубая и развязная манера держаться.
Впервые он столкнулся с этой неприятной особой, когда накануне поединка с Дамиани пришел к Далии попрощаться. Девушка печально качала головой, повторяла, что зря он это делает, и уговаривала его отказаться от дуэли, а Амато, чувствуя себя уходящим на войну будущим героем, отвечал, что он ни за что не передумает, что не вступиться за женщину и тем более отказаться от поединка в последний момент было бы бесчестием, и вообще ради ее защиты он готов на все. На этой возвышенной ноте разговор их был прерван, потому что Далии пришлось отлучиться к вызвавшей ее танне Дуарте, и тут из соседней комнаты появилось это кошмарное создание. Изрядно пошатываясь, наглая баба прошла мимо него, бормоча себе под нос: «Защищать он ее собрался… да она таких на завтрак ест…» В дверях она столкнулась с вернувшейся хозяйкой, жалобно пискнула, и с удивительным для ее телосложения проворством прошмыгнула в коридор.
– Не обращайте на нее внимания, – беспечно сказала Далия. – У бедняжки была очень тяжелая жизнь, она немного не в себе.
Амато было очевидно, что значительную часть своей тяжелой жизни бедняжка провела в тавернах, а то и в борделе, и не в себе пребывала лишь от беспробудного пьянства, но делиться этими соображениями, разумеется, не стал.
Торен некогда был задуман как загородная королевская резиденция на берегу залива – четыре огромные корпуса, расположенные в форме креста, были со всех сторон окружены садами и парками, в которых было обустроено множество беседок, павильонов и фонтанов. За последние несколько лет, однако, Морени очень сильно расстроилась, и огромный дворец оказался в черте города, вследствие чего
