Эпилог
На том же самом месте много лет спустя. У могильного холма, почти исчезнувшего, понуро сидит Голованов. Он в потертом спортивном костюме. В вязаной спортивной шапке, натянутой на уши (или в бейсбольной кепке).
Появляется персонаж, точно так же одетый – потрепанный спортивный костюм, та же неопределенного цвета вязаная шапка (или бейсбольная кепка) натянута на голову.
В руках два больших пакета. Озирается.
ГОЛОВАНОВ. Эй, мужик, давай сюда. Приземляйся.
ЛЮБА (ходит с опаской поодаль). Какой я тебе мужик?
ГОЛОВАНОВ. Ой, извините. Теперь точно вижу – дама. Сейчас не разберешь, все в одном ходят... Да вы присаживайтесь, не бойтесь. Здесь мое место.
ЛЮБА. Как это ваше? Что, могила эта, или вообще?
ГОЛОВАНОВ. Вообще. Я коренной здешний... житель. Прадед, дед и так далее... Все здешние. Голованов я. Нас здесь все знают. А вы, извиняюсь, откуда?
ЛЮБА. Ну вообще-то из Стерлитамака. То есть ролилась там, в области. А так – из Воронежа.
ГОЛОВАНОВ. Понятно. А здесь – чего?
ЛЮБА. Так. Путешествую... Слышала, здесь места знаменитые. Святые и тому подобное... И праздник какой-то...
ГОЛОВАНОВ. Какой-то! Какой еще праздник! А, простите, как вас...
ЛЮБА. Любовь Михайловна. Люба.
ГОЛОВАНОВ. А меня Николай... Так праздник-то у нас исключительный. А вы правда ничего не знаете?
ЛЮБА. Ну, знаю, что праздник...
ГОЛОВАНОВ. Сейчас расскажу... Извините, деликатный вопрос... Эт-та... а у вас с собой нету?
ЛЮБА (роется в пакете). Немного есть. Случайно... Со вчера... (Вынимает бутылку, разглядывает.) Правда, немного...
ГОЛОВАНОВ (берет из ее рук бутылку). Да мне глоточек только. А то как-то потряхивает, лихорадит, что ли... (Прикладывается к бутылке, пьет.) Тут вот осталось еще... Есть еще...
ЛЮБА. Да не. По мне хоть бы совсем его не было, вина этого... С утра-то...
ГОЛОВАНОВ. Значит, так... Раньше тут была деревня, небольшая такая деревенька, Брюхо называлась. Теперь город Роговск, в честь героя Арсения Рогова. Не помню только, какой войны, той или этой... А раньше, стало быть, деревня Брюхо была.
ЛЮБА. Надо же, какое наименование... Брюхо... Прямо смех.
ГОЛОВАНОВ. Ничего смешного. Брюхо и брюхо. Места были глухие. Как-то зимой, это лет триста, что ли, тому назад, напали на купца разбойники. Вот здесь. (Тычет в землю.)
ЛЮБА. Прямо вот на этом самом месте?
ГОЛОВАНОВ. Нуда. И явилась тут Божья Матерь, разбойников спалила к едрене фене, а купец, за спасение свое церковь поставил. Икона святая тоже здесь представлена, в новом храме. По телевизору по каналу культуры показывали. Смекаешь?
ЛЮБА (благоговейно слушает). Ну, дальше.
ГОЛОВАНОВ. А ты правда не хочешь? (Она мотает головой, Голованов прикладывается к бутыли.) Вот. А здесь места – святые. Самые святые по всей России места. Здесь всегда этих святых, как... грязи. А у нас, в этой деревне, я имею в виду, вообще одни святые были. Но всякие, одни священного чина, другие попроще, чудотворцы, юродивые, блаженные, их тьма разных. Даже я всех не знаю. Между прочим, говорят, что Николай Чудотворец тоже из наших мест. У нас Николаев много. У меня вот все – прадед, дед, он учителем здесь был, отец и так далее – одни Николаи... Ну вот. Тут перед революцией просто гнездо у них было, у святых. Но некоторых, когда церкви позакрывали, некоторых, того, постреляли, а кого сослали...
ЛЮБА (обрадовалась). Ну как же, мои бабки тоже из ссыльных, в Стерлитамак кто ж сам-то переселится...
ГОЛОВАНОВ. Ну, наших-то постреляли всех. Вот на этом самом месте. Церковь, само собой, порушили. Только запамятовал, когда – при Ленине, или при Сталине, или при Хрущеве. Все. Аллее ин ордунг. И так далее. А потом времена поменялись. Храм новый построили – видела, нет? Потом посмотришь. Богатейший... Говорят, миллион долларов стоит. Не, там одного золота только на миллион. И все такое. Не, я что-то заврался, – там не золота на миллион. Там, говорят, на миллион только наворовали. А золота вообще неизвестно на сколько. Но это все так, семечки. Главное дело что: постановление приняли, чтобы всех наших блаженных чохом повсеместно святыми объявить. И праздник сегодня будет, потому что сам патриарх приедет новым святым службу служить. Там шорох такой идет. Дорогу от Роговска новым асфальтом закатали и мылом сверху помыли.
ЛЮБА. Ну, это уж ты врешь, чтоб мылом.
ГОЛОВАНОВ. Ну, это, может, приврал чуток. Но асфальт новый положен, это точно.
С двух сторон выбегают два пары омоновцев (бывших красноармейцев), подбегают к Голованову и Любе.
ОМОНОВЕЦ-1.Ану по-быстрому валите отсюда. ГОЛОВАНОВ. Да я живу здесь. Местный я. Вот, и паспорт у меня есть, с пропиской. Почему это мне валить?
ОМОНОВЕЦ-1. Паспорт... И у тебя?
Люба шарит в сумке.
ГОЛОВАНОВ. А это баба моя. Какой там паспорт...
ОМОНОВЕЦ-2. Правда, баба...
ОМОНОВЕЦ-3. Дуйте отседова, сейчас начальство приедет. Сидите дома и не высовывайтесь.
ГОЛОВАНОВ. Дык я на службу пришел, в Божий храм, почему это мне дуть?
ОМОНОВЕЦ-2. Иди, иди. Там уже патруль стоит, все равно не впускают без пропусков. (Миролюбиво) Начальство московское... Сам!
ГОЛОВАНОВ (свистит).П атриарх?(Омоновец многозначительно качает головой.) Президент?
ОМОНОВЕЦ-4. Выше бери!
Воют спецсирены, одновременно начинается колокольный звон. Омоновцы, топоча сапогами, убегают. Сирены громче, присоединяется церковное песнопение, радиошум. Голованов что-то говорит Любе. Она его не слышит. Он кричит. Голосов не слышно. На лицах их написаны радость и энтузиазм. Люба шарит в пакете и достает еще одну бутылку. Они держат ее вдвоем. Обнимаются. Какофония достигает максимума.
ЗАНАВЕС
Москва
1993-2001
