И еще! Все должны знать, что выдал Сына Божьего страже Юда Искариот, получивший за это от первосвященника Каиафы тридцать сребреников, и само имя его будет проклято вовеки. Я все сказал. Ступай!
Анания попятился к двери. На полпути Йоханан остановил его:
— Стой! За дверью ждет Авиэль, мой секретарь. Скажешь ему, что сегодня он свободен. Через два дня я жду его. Нынче я устал. Ты понял меня?
— Да, мой господин!
— Знаешь, что ждет тебя, если не выполнишь в точности все, что я велел тебе?
— Я раб твой, о Йоханан, господин мой!
— Все. Ступай! Быстрее!
* * *
Руфь убиралась в комнате раби Ицхака, когда Юда вбежал в дом.
— О, господин! — от неожиданности вскричала девушка.
— Какой я господин, зачем ты…
— Ты племянник моего любимого господина, а значит, тоже мой господин.
— Что ты, прекрасная девушка! Я и мой друг, мы безмерно виноваты перед тобой.
— Не говори так, о Юда! Я не хочу больше вспоминать то страшное, что было со мной. И вы с Ешуа не виноваты ни в чем, вы такие добрые, — Она подступила ближе к молодому человеку. — Можно, я скажу, господин?
— Опять господин?
— Ты такой красивый, Юда. Я так хотела тебя поскорей увидеть. — Она попыталась было коснуться пальцами его лица, но отдернула руку как от огня. — Какое у тебя прекрасное имя — Юда! Мне кажется, нельзя не полюбить человека, которого зовут Юда, и человек, носящий имя Юда, должен быть такой же чудесный, как племянник моего господина. Мне кажется, когда-нибудь все женщины будут называть своих мальчиков Юдами, и всех возлюбленных тоже, они ведь так же будут рождаться у женщин. Все они будут такими же красивыми и добрыми, как ты. Весь мир из Юд, и все запутаются. Боже мой, что за глупости я говорю! Как они только в голову приходят, — она засмеялась и заплакала одновременно.
Юда ошарашенно прижал к своей груди ее голову, и Руфь, лишь на секунду сделав вид, будто сопротивляется, обняла его.
— Что ты, девочка? — Юда нежно провел рукой по ее волосам.
— Я неблагодарная свинья! Мой господин пригрел меня, облагодетельствовал, а я вот влюбилась в его племянника.
— Полно тебе, Руфь! Что ж тут плохого? Ты же не возненавидела меня. Спасибо тебе, девочка. Не плачь. Перестань! Ты не представляешь, как мне хорошо от того, что ты обняла меня! Мне так тепло и хорошо! Зачем ты плачешь?
— Ты не думай, я никого не обнимала, кроме мамы, отца и братьев. Я чистая. Мой патриарх из племени был совсем старенький. Он был как дитя. — Руфь то ли весело, то ли нервно рассмеялась. — Он все время ходил под себя, а я из хижины выносила — такая вот я была наложница.
— Зачем ты мне об этом говоришь, девочка? Какая мне разница, я же вижу, какая ты славная!
— Хочу, чтобы ты все знал про меня, все-все. Я очень боюсь, Юда. Надвигается что-то страшное. Даже когда меня сжечь хотели, я чувствовала, что убегу, спасусь, а сейчас страшно, даже не знаю почему, Юда. Если бы не боялась так, я бы не решилась приблизиться к тебе. Прости, Юда.
— Да что ты, Руфь! Что ты! Все будет хорошо, вот увидишь. — Юда усадил девушку на скамейку и сам сел рядом.
— Да, конечно! Я знаю. Просто я трусиха. Только пообещай, Юда, что ты когда-нибудь еще погладишь меня так по голове.
— Обещаю, обещаю, — Юда звонко и счастливо рассмеялся. — А где раби, Руфь?
— Он спит, Юда. Он на весь день уходил куда-то, устал очень и теперь отсыпается. Может, не стоит будить его? Он оставил для тебя вот это. — И она передала удивленному Юде мешочек с деньгами.
— Что это? — спросил тот.
— Деньги. Обновить одежду тебе с Ешуа и остальным. Завтра все должны уйти из города.
— Кто все?
— Все, Юда. Вы с Ешуа, ученики и мы с раби. Я в последний раз убираю этот дом, Юда. Сама не знаю уже зачем. Мне тут было так хорошо, так спокойно и радостно… — Она опять захлюпала носом. — Почему мы должны уходить отсюда, здесь все такое родное, Юда, кувшины, стулья. Мне кажется, не только я, но и они привыкли ко мне, к моим рукам, мне кажется, этот пол радуется моим шагам. Юда! Может, мы еще вернемся сюда хоть когда-нибудь?
— А вы-то, вы-то с раби почему должны уходить, и, вообще, кто нам всем назначил срок ухода?
Эти его слова услышал появившийся в дверях комнаты раби Ицхак.
— Пилат, Юда. Вернее, советник его, но это одно и то же, да. Мы все должны уйти, Юда, уйти, чтобы жить; творить добро могут только живые, — старик обнял племянника за плечи. — Это наш последний шанс хоть как-то ослабить силу того, что хотят именем Ешуа сделать недобрые люди, да. Ешуа должен исчезнуть тихо и незаметно, только в этом случае легенда о Сыне Божьем сможет заглохнуть и забыться, хотя уж они-то постараются, чтобы она жила долго. Но если Ешуа не исчезнет немедленно, его публично казнят, и вот тогда!..
— Он уже велел всем и повсюду опровергать свое божественное происхождение, мой раби!
— Как?! — заволновался старик.
— Он сказал, что прекращает проповедовать, ибо именем его начали твориться ложь и жестокость.
— Какой ужас! Я всю жизнь учил поступать именно так, но сейчас это может привести к страшным последствиям, да. О, только бы не узнал Йоханан! Когда ты расстался с Ешуа, Юда? Где он сейчас?
— Мы простились с ним в Гефсиманском саду меньше часа назад. Он хотел побыть один. С тех пор, как мы ушли от тебя, Ицхак, и особенно после вчерашней вечери с учениками, Ешуа страшно изменился, сейчас он был так бледен, что я испугался. Я прикоснулся губами к его лбу, хотел проверить, не болен ли он, и испугался. Лоб его холоден, как у покойника.
— Ты должен бежать к нему немедленно! Вам необходимо уйти из Города, уйти прямо сейчас, пока восточные ворота не закрыли на ночь. Ученики пусть расходятся завтра утром по два-три человека, отдай им эти проклятые деньги — пусть разделят и употребят в дороге. Вы же ступайте к матери твоей. Туда же и мы с Руфью придем и у родителей твоих будем просить приюта, да.
— Раби, родной!.. Руфь!.. Да вы из-за нас без дома своего остались! О Боже!
Ицхак поцеловал Юду в лоб:
— Хватит причитать! Беги скорей! Дай Бог тебе успеть! Простись с Руфью! Я вижу, дети, вы нравитесь друг другу, да. Я отвернусь.
Юда обнял Руфь, но, не удержавшись, изрек, иронизируя над собой:
— Апостол пророка, обнимающий деву.
— Что?! Тебе не надоели еще эти игры?! Надо спасать жизнь, Юда. Беги! — сердито прикрикнул раби Ицхак.
* * *
Спустя некоторое время Юда барабанил в ворота Осии. Не прошло и минуты, как хозяин, услышав стук и крики Юды, сам подошел к дверям:
— Что там за человек? Кто ты и куда идешь?
— Ты что, не признал меня, Осия? Я — Юда. Мне срочно нужен Ешуа.
Прошла еще минута, стукнул засов, и в дверях появились Осия и Симон. Симон был в ярости:
— И ты еще смеешь паясничать, предатель?
— Мне не до шуток, Симон, немедленно зови учителя!
— Ты обезумел, Юда, — визгливо закричал Осия. — Или забыл, как выдал учителя своего страже?
— По-моему, ты сам обезумел, и Симон вместе с тобой.
— Прекрати, человек, чье мерзкое имя я даже не в силах произнести! — Симон был истинно во гневе. — Я видел сам, как в Гефсиманском саду лукавым поцелуем ты предал учителя — Господа Бога нашего, Ешуа, Иисуса Христа! Давно я чуял, что червь гордыни и предательства поселился в подлой душе твоей. Но я молчал, и в том моя великая вина перед учителем. Ведь с самого начала ты в подлом тщеславии своем вел себя как равный Богу и учителю нашему, ни разу не преклонил колен пред ним. Ни я, ни другие апостолы не видели в тебе великого трепета. Не выдержал ты последнего великого искушения Иисуса, объявившего себя для проверки веры нашей простым смертным, за ничтожную плату предал ты его в руки палачей. Мы ждали учителя в саду, хоть он и не рассчитывал на встречу с нами, и после твоего поцелуя стража поняла, что это он, наш учитель, Господь Бог наш!
— О чем ты говоришь, Симон?
— Петром — камнем веры своей назвал меня Христос! Я защищал его и своим рыбацким ножом отрубил ухо одному из стражей. А ты предал Ешуа за мзду!
— Какое предательство? Какая мзда? О чем ты? Симон или Петр, как хочешь, так и называйся, но о чем ты!?
— А ты покажи мешок с деньгами, спрятанный у тебя за пазухой, Юда! Не те ли это тридцать сребреников, что ты выручил за кровь учителя своего? — встрял в беседу Осия.
Юда вынул мешочек из кармана и показал его:
— Но эти деньги я получил…
— Прочь, предатель! — вскричал Симон.
— Они для вас. Их передал мне мой дядя, чтобы…
— Тебе сказано — уходи! — кричал Осия.
— Где Ешуа? Хоть это объясните мне.
— Ты добился своего — он в подвалах прокуратора, распятие ждет его, — произнес Симон с гневом. — Я знаю, ибо был там. Чтобы выбраться оттуда, мне пришлось трижды отречься от Ешуа, но грех этот простится мне, поскольку, дав мне новое имя, учитель наш поручил апостолу своему Петру заложить основу своей церкви. Но твой грех…
