Наконец Учитель открыл глаза.
— Спрашивали Силу — не отвечает, — проговорил он. — Спрашивали людей — да и спросить некого. Решили спросить Смородинку.
Он тяжело посмотрел на меня:
— Ты?
Я кивнул. Помолчали.
— Если я скажу — не езжайте, вы все равно поедете. Подвиг уже начался. — И Учитель горько усмехнулся.
— Это будет такой подвиг — о нем веками будут петь, — сказал Илья неуверенно.
— Не будут, — качнул головой Учитель. — И не надейся, Илья. Вообще когда петь будут — врать будут, а о самом главном не вспомнят. А уж о Смородинке вообще забудут… Значит, приехали спросить меня про Смородинку… Святогора бы, — сказал Учитель тоскливо — Святогор знал. Вот кто знал, так это Святогор. Особый богатырь был. Вот Добрыню звали тайным богатырем князя Владимира. А Святогор — тот вообще загадочный был. Вы вот у него учились, да и вам он секреты свои не все раскрыл. Святогор знал. Но боялся рассказывать: вдруг во вред окажется. Хорошо. Расскажу все, что знаю сам, хотя и заповедано даже богатырям про это говорить… — Учитель споткнулся: богатырям! Он же так старался вытравить в себе богатыря, и вот — сорвалось… Он покачал головой. — Ладно, слушайте.
Сам я на Смородинке никогда не был. Заповедано было ездить — и не ездил, хотя нужда такая и была — по моим прошлым делам с Волхвом… Объезжал всегда Смородинку. — Он посомневался, потом нехотя сказал: — А впрочем, ездил я один раз туда. — Илья крякнул, Алеша вцепился в стол. — Была крайняя нужда. И решил я покончить с Волхвом одним махом. Молод еще был и, как водится, глуп. Кстати, Волхв тоже молод был, да вот на Смородинку никогда не ездил: ему это пуще нашего заповедано, потому что Сила его больше… Как я ездил и что я видел — рассказать не могу. Запрет был. Хоть и хорошо бы вам это знать — но не могу. Скажу главное: до Смородинки я не добрался и поворотил назад, пока еще можно было. И ничего я там не добился.
Человеку с Силой на Смородинке едва выжить. А без Силы и вообще делать нечего. Вот и выбирайте… Сила на Смородинке действует особо, и управлять ею я, например, не мог. Смородинка сама тебя направляет, захочет — погубит, захочет — поможет. Двери там в другой мир и впрямь открыты, но из дверей льется такая Сила, какая с нашей не сравнится. И не в том только дело, что она больше: она еще и другая к тому же. Поэтому на Смородинке надо уметь то, чего больше нигде уметь не надо, и об этом я потом скажу. Сейчас же скажу одно: если почувствуете страх — это еще четверть беды, езжайте дальше. Если будет смертный ужас — это еще полбеды, дальше езжайте. Но если почувствуете счастье — бегите, покуда живы, потому что занесли вы ногу над порогом, еще шаг — и на другом берегу будете, откуда нет возврата. Смородинка либо прямиком в другой мир отправит, либо пленником сделает; бродят там по болотам такие люди — не люди, призраки — не призраки и, говорят, бродить будут, пока мир этот стоит… Их не бойтесь. Они страшны, но вреда вам не причинят.
Надо вам дойти до самого берега речки, потому что раньше всякие видения будут, не истинные они, а только обман один. Я вот видел, как Волхву череп раскраиваю… И другое еще много… Где Смородинка, вы и сами знаете. До весны туда не ездите: толку не будет. Лучше б подождать до лета, потому что весной бешеная Смородинка делается, ну да вас не уговоришь… На подступах к Смородинке живут странные люди; все ведуны и Силу свою имеют: к ним народ-то и стучит вечером в окошко, судьбу пытает. Им не верьте ни в чем. Просить будут из огня вытащить — не верьте: не сгорят.
Как спрашивать Смородинку — не знаю, до нее я не дошел. Но знаю: не спрашивайте много, а еще лучше — пускай сама рассказывает, что хочет. Не сердите Смородинку. Не желайте, чтоб открыла вам все начала и концы. Тому, кому все откроет, нет обратно дороги. Но помните: Смородинка знает все.
И еще одно скажу вам, богатыри. Я знал только одного человека, который дошел до Смородинки, говорил с нею и вернулся. И человек этот был Святогор.
И вот что: я говорил, надо вам кое-что знать еще про тамошнюю Силу. Но это я открою одному Добрыне. Не обижайся, Илья, ты с Силой незнаком. Не обижайся и ты, Алеша: не я учил тебя и не мне теперь начинать. Живите здесь до весны — всего месяц остался. Последний урок дам Добрыне, хотя и не думал, что придется. Потерпите: немного осталось.
Но вообще… если есть хоть какая-то возможность… объезжайте стороной место, на котором запрет положен, и никто вас за это не осудит!
Мы прожили в скиту чуть больше месяца. Каждый день Учитель занимался со мной; было трудно учиться у него снова. Это возвращало меня в те годы, в которые я не мог вернуться полностью; я вспоминал себя тогдашнего — восемнадцать лет назад. Каким светлым казался будущий путь: надо только стать богатырем. И вот я стал богатырем и во время своего первого подвига, поминая Учителя, назвал себя Добрыней Никитичем, а скоро это имя уже знали многие, и про меня запели песни, но я чувствовал только горечь.
Снова быть учеником! Мы оба чувствовали себя неловко, и я преодолевал себя.
Учитель занимался не только мной, но и моим мечом. О своих мечах — как и о своих конях — богатыри не любили говорить. И меч и конь были как бы продолжением богатырского тела, причем продолжением особым. И меч и конь владели Силой: не одним людям она дана, даже вещи могут быть ею наделены, тем паче звери.
Богатырский меч в чужих руках обычно оборачивался против вора; богатырский конь вообще не повиновался никому, кроме хозяина. Богатыри сами выбирали себе своих помощников, а иногда и Силу им передавали — ну да это старшие богатыри лучше нашего умели. Уходит Сила куда-то, в прежние времена не то было… Свой меч я обрел в первые дни ученичества, и выбрать его помог мне Учитель. Мы нашли его у оружейника Богдана в Новгороде. Богдан был не простой оружейник: умел класть на мечи Силу, собирал старые мечи, потерявшие хозяев, и их Силу проверял: готовы ли в чужие руки перейти, и какая Сила на них положена. Мой меч он выковал сам, и Силу положил на него, и имя ему дал: Потык. Я помню — необученным юнцом взял я меч, и как прирос он к моей руке. Алешин меч пришел к нему с Востока: не рассказывал ничего Алеша, кроме того, что они его вместе со Святогором добыли. Долго меч был без имени, а как отсек им семнадцатилетний Алеша голову Тугарину-князю, сам и назвал — Туг. Меч Ильи был старый и пришел к нему от варяжских богатырей уже с именем: Скал; Скалушкой его Илья называл. И знали мечи хозяев, и даже у Ильи, Силой не обладавшего, Скалушка его боевой Силой был наделен. Всякое умели мечи. Бывает, почуешь засаду и не знаешь, то ли сам догадался, то ли меч толкнул тебя легонько: замечал я за Потыком такое. Потом — холодели все мечи к бою. Меч Учителя светился в темноте, когда Волхв бывал близок. Но меч богатыря, как и конь его, — тайна, и никому я не расскажу, что в те дни делал Учитель в скиту с моим мечом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
