– Рокоссовский,- просто ответил новый знакомый.
– Представляете мое состояние! – смеялся Самуил Яковлевич».
Что-то гордое согревает душу, когда под музейным стеклом читаю текст ультиматума, направленного гарнизону одного из немецких городов: «Я, маршал Рокоссовский, наголову разгромивший ваши войска под Сталинградом и Курском…»
Это писал наш полководец, именем нашей страны, на государственном языке нашего народа.
Когда я думаю о нем, жизнь его вспыхивает передо мной яркими картинками. Вот он в штатском костюме, на Выставке достижений народного хозяйства, едет в открытом экскурсионном троллейбусе, и кто-го его уже узнал и раскрыл рот от изумления, а он улыбается и жестами умоляет не привлекать внимание…
Вот в военном санатории медицинская сестра делает замечание одному генералу, сидящему под палящим солнцем с непокрытой головой, а тот ей отвечает: «Если с моей головой что случится, ничего страшного ни для кого не будет, а вот если с тем человеком что-то произойдет,- генерал указал на сидящего на пляже Константина Константиновича,- то лично товарищ Сталин вам всем головы поотрывает!»
Бывший заместитель начальника военного санатория имени Фабрициуса в Сочи Николай Тихонович Лукашов рассказал мне, что Рокоссовский часто приезжал туда с женой.
– Ты мне громче кричи, а то я плохо слышу,- говорил он в последний свой приезд, когда уже болел и ходил со слуховым аппаратом.
«Во время войны это был самый большой авторитет на фронтах, все стремились попасть к нему,- замечает Лукашов.- Что касается Жукова, он был заместителем Верховного и мало командовал фронтами».
Рокоссовский рассказывал Лукашову, как его войска с моря заняли датский остров – весьма непростое дело. Попав на территорию маленького чужого государства, наши солдаты поразились, что дома не запираются, велосипеды стоят прямо на улицах. Но и островитяне обалдели от эпидемии воровства… К Рокоссовскому обратился глава государства, умоляя вывести освободителей, что и было сделано, а командующего наградили высшим датским орденом.
– Так и не удалось нам оккупировать Данию! – смеялся Константин Константинович.
Не раз во все времена подводила нас и на поле брани наша национальная особенность. В Бородинском сражении казаки Платова чуть было не взяли в плен Наполеона, но, заметив богатый обоз, не удержались, а императора Франции упустили, и тем самым изменили ход мировой истории…
В санатории имени Фабрициуса каждому маршалу для экскурсий и поездок по городу полагался автомобиль.
Н. Т. Лукашов вспоминает: «Я как-то иду в центре Сочи, смотрю – Константин Константинович стоит в очереди на автобус. Его никто не узнает. Я потом говорю ему:
– Почему вы не сказали, я бы вам дал машину!
– А я на рынок ездил, – ответил Рокоссовский».
В столовой он отказался от «маршальского» зала,
сидел в общем. И все отдыхающие маршалы, узнав, что сам Рокоссовский обедает в общем зале, не решались на «маршальский», только один генерал армии важно восседал там…
После войны Сталин от имени государства подарил Рокоссовскому роскошный особняк на Патриарших Прудах. А что Константин Константинович? Разделив особн5пс на несколько квартир, он предоставил их своим сослуживцам по штабу фронта, с кем прошел войну.
Сталин узнал об этом и дал Рокоссовскому огромную квартиру в центре Москвы на улице Горького, в одном из тех домов, цоколь которого был облицован красным гранитом, привезенным в 1941 году немцами под Москву для сооружения памятника германскому солдату-победителю…
Не было в Рокоссовском жадности, хватательства, что ли. Это вызывало и восхищение, но и ненависть с гаденьким ворчанием исподтишка тех, кто, как им казалось, встал вровень с ним, а то и повыше, а он, – ишь ты, белая ворона, чистоплюй, аристократ, сталинский любимчик… Да, Сталин ценил его и за это, что тоже возбуждало зависть возивших вагонами барахло из Германии…
Вот он собирается на военный парад и в потрясающем своем мундире, в золоте звезд, бриллиантах ордена Победы выходит на лестничную площадку. Навстречу идет подруга дочери Ады.
– Ну как я выгляжу, Марина? – улыбаясь, спрашивает он.
– Конец света, Константин Константинович!
А он и в старости был очень красив – так, что и не видно было старости.
Вот его пригласили на празднование годовщины освобождения Минска. Праздник устроили необычный, с огромным количеством цветов. И не то чтобы букеты преподносили – было по-другому. Толпы народа образовали живой коридор, по которому шел Рокоссовский, и ему под ноги бросали розы. Это его последний праздник. Константин Константинович уже был тяжело болен. Он смущенно шагал, стараясь не наступать на живые цветы, но ему бросали их под ноги. И этим все сказано.
Выделялся он среди военных. «Он был как из лицея», – сказал мне о Рокоссовском видный наш государственный деятель и очень порядочный человек Кирилл Трофимович Мазуров.
Незадолго до смерти к Рокоссовскому пришли из Министерства обороны:
– Константин Константинович, передайте нам свои просьбы – любое ваше пожелание будет выполнено!
Единственное, что он попросил перед смертью,- перевести своего зятя Виля Кубасова с Дальнего Востока в Москву. Потом Виль станет генералом…
Он умер в субботу 3 августа 1968 года. Хорошо помню тот день. Мы испытывали в Шереметьеве маленький самолетик Як-18Т, и я сидел в кабине, готовясь к полету. По радио передали сообщение…
Некролог был необычным. Ни до, ни после не помню таких слов в подобных официальных документах той эпохи:
«Один из выдающихся полководцев, воспитанных нашей партией, он отличался личной храбростью и большим человеческим обаянием… Личная скромность, чуткость к людям, беспримерное мужество и героизм в боях с врагами нашей Родины снискали ему всеобщую любовь и уважение».
«Образ Константина Рокоссовского – славного талантливого маршала, воина-героя, коммуниста и интернационалиста, благородного, скромного человека – навсегда останется в памяти воинов Народного Войска Польского»,- писал Войцех Ярузельский.
Боевые товарищи решили сделать необычные похороны. То, что они придут в Колонный зал и на Красную площадь, было ясно. Маршалы, получившие это высокое звание на полях сражений, договорились, что они, а не члены Политбюро, поднимут урну с прахом Рокоссовского и понесут к Кремлевской стене. А тогда еще были живы Жуков, Василевский, Конев, Тимошенко, Мерецков, Голованов, адмирал Кузнецов… Члены Политбюро должны идти за ними…
Однако эта необычность кому-то не понравилась, и похоронили не как планировали, в среду, а на день раньше, во вторник, и многих военачальников не было.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
