Однако эта необычность кому-то не понравилась, и похоронили не как планировали, в среду, а на день раньше, во вторник, и многих военачальников не было.
«Я, например, был твердо уверен, что похороны будут в среду, и сидел на даче»,- признался Голованов.
В субботу умер маршал Рокоссовский.Подумать только – маршал Рокоссовский!Его-то жизнь могла бы поберечь.Лежит он в красной каменной могиле,неважно, траура не объявилихотя бы на день не об этом речь.
Трудился много и терпел немало,сражался так, чтоб меньше был урон,и прожил, до конца не понимая,что маршал Рокоссовскийэто он.
Моя держава славою богата.Двух-трех имен хватило бы на всех!Но есть такая слава сорок пятый,которую не очень помнить грех.
И в городишке, радостью согретом,на площади, во всю ее длину, –цветные, из материи портретытрех маршалов, закончивших войну.
Прожектором подсвеченные, ночьюих звезды были далеко виднызначительным, победным многоточьемвторой великой мировой войны…
Заря дрожала, узкая, как меч.И в тихий день, субботний, августовский,ушел в портреты маршал Рокоссовский.Его любили.И об этом речь.
Урну несли члены Политбюро. Брежнев прослезился. «Раньше надо было плакать», – сказала ему вдова, Юлия Петровна… Я познакомился с ней много позже, когда впервые переступил порог их квартиры. Дом на улице Грановского сюит в барельефах бывших жильцов, как в орденах. Но почему-то до сих пор на нем нет мемориальной доски одному из самых прославленных его обитателей. «Пробивать надо»,- услышал я потом, в квартире.
Местные власти Зеленограда просили переименовать их город в Рокоссовск- в 1941-м здесь был остановлен немец. Правительство отказало. А это имя неплохо бы вошло в строй старинных подмосковных названий, органично звучит: Можайск, Волоколамск, Рокоссовск…
– Куда идете? – спросили внизу.
– К Рокоссовским.
…Юлия Петровна сидела на полу. Она раскладывала фотографии.
– Вот Константин Константинович умерший… Это он еще до ареста… Вот его жена,- говорит она о самой себе. – Вот их дочь Ада. Она недавно застрелилась…
Из пистолета Паулюса… Почему застрелилась, не берусь и не смею судить, ибо с огромным уважением отношусь к тем, кто решился на такой шаг. Отцовское мужество сцементировало ее характер… Остались Костя и Павел – внуки Константина Константиновича…
Я пытаюсь отвлечь Юлию Петровну от новой трагедии и показываю на фотографию двадцатых годов, где молодой комполка снят с молодой женой.
– Вот тоже Константин Константинович, – говорю я.
– Ой, как вы его узнали! – всплескивает руками Юлия Петровна.
Видно, что она уже очень больна. Такая жизнь не могла не оставить жестоких следов.
Листаю альбом и задерживаюсь на пачке писем. Это тоже легенда, романтическая история безответной любви незнакомой английской женщины к русскому генералу. Много лет писала ему письма некая Милзи, которую он никогда в жизни так и не увидел. И она его тоже. Влюбилась заочно, после Сталинградской битвы, когда его фотографии облетели весь мир. В своем доме она устроила для него комнату в русском стиле, собирала все, что связано с его именем.
Майская открытка с розовой ленточкой, написано печатными буквами по-русски: «Моему собственному возлюбленному Кон от его преданной и вовеки верной Милзи. 1962 г.».
Есть у Рокоссовского еще одна дочь- Надежда, очень похожая на него. Мать ее была военврачом. На фронтовом снимке – миниатюрная миловидная женщина рядом с высоченным генералом, которого невозможно не узнать. Оба еще в петличках… После войны мать Нади поставила перед Константином Константиновичем вопрос ребром: или – или. Он дал дочери свою фамилию и отчество, но не ушел от Юлии Петровны, сказав:
– Она ко мне босиком в тюрьму приходила. Я ее никогда не брошу.
«После войны из маршалов со своими женами остались только Рокоссовский да твой покорный слуга»,- говорил мне А. Е. Голованов.
…в комнате торжественная мукаокружает снимков колдовство.Полусумасшедшая старухаразбирает карточки его.
И мерцают в сказе о краскомах,юных, как в буденовке страна,маршальские звезды на погонах,вечная кремлевская стена…
В квартире Рокоссовского нет музея, ибо купило ее у родственников не государство, а приобрел некий богатый человек…
Любил Константин Константинович бывать на своей даче в Тарасовке…
Солнце нижние стекла окошкаплавит так, что пожар на траве…Рокоссовский копает картошкув старых маршальских галифе.
Пот, как скань, в серебре ветеранском,и лицо распалилось в жару,взмокли плечи – не стал вытираться,бронзовеющий на ветру.
И ложатся могучие клубнина сыпучие гребни пластов…А потом он побудет на кухне,и заслуженный ужин готов.
И приятно, что сам потрудился,сам сажал, сорняки воевал на земле,где солдатом родился и,конечно же, кровь проливал.
Ничего он не вспомнит, наверно,лишь закат отпечатан в саду,словно кони барона Унгернаи Москва в сорок первом году.
Мне говорили, что на даче он любил сажать картошку и всегда сам ее выкапывал. Наверно, это от белорусского детства…
Дачу в Тарасовке после смерти маршала ограбили. Юные энтузиасты-мерзавцы побили светильники, поломали мебель, ходили своими ублюдочными ногами по рукописям великого полководца.
Растащили библиотеку, даже сочинения Мао Цзэ-дуна увели. Тот, кто сотворил кощунство, знал, чья эта дача, чью память он грабит. Рядом, на даче модного юмориста, ничего не тронули, только выпили водку и оставили благодарственную записку. Куда Рокоссовскому до этого актера?
Это уже нам цена, нынешним жителям России, о безопасности которой он продолжал думать до последних дней.
Вот листочек из блокнота маршала, озаглавленный: «Мысли мои» (подчеркнуто):
«Необходимо решительно отказаться от устаревших методов ведения боевых действий. Правильно используя всю силу ядерного оружия, применять это оружие для ведения боя в новых условиях особенностями и силой этого оружия (нужно думать)…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
