Чаттен разглядел лицо худощавого землянина, тот выстрелил в него и оставил умирать в переулке. Он уже давно был бы мертв, если бы не Лугач. Вероятно, слабоумный убежал от своих преследователей, а потом, когда они ушли, вернулся за Чаттеном. Должно быть, он очень торопился, потому что жители окрестных домов наверняка слышали шум драки.
Однако землянин забрал бумажник Чаттена со всеми документами и деньгами. Зачем? Вероятно, хотел представить дело так, будто бы убийство совершил обычный ночной грабитель.
И зачем он вообще стрелял? Трое крепких мужчин легко справились бы с одним подвыпившим космолетчиком. Или просто убежали бы от него. И они не применяли оружия, когда напали на Лугача. Почему же тогда выстрелили в него?
Вероятно, именно потому, что он видел лицо землянина, понял, что это именно землянин, и был способен рассказать об этом.
Этот землянин мог оказаться влиятельной персоной, кем-то, кого легко опознать. Если так, то дело должно быть чертовски важным, раз уж он сам за него взялся.
И Лугач как-то замешан в этом.
Док Брюэр так не считал. Это был высокий, симпатичный и приветливый мужчина, из тех, что приятны с виду, но которым нельзя доверить и фальшивую монету Он сидел вместе с Чаттеном в кают-компании, чинно попивая вино и препираясь с Беттой по поводу составленного им самим маршрута гастролей.
– Кто-то из конкурентов решил заполучить Лугача, – объяснил он. – Если бы он хоть что-то соображал, они бы могли его переманить, а так у них просто не было другого выхода.
– Думаете, он настолько ценен, чтобы ради него следовать за вами от Марса до Ригеля-Два? – спросил Чаттен.
Он оглянулся на слабоумного, неподвижно сидевшего на своем обычном месте. Руки он положил на колени ладонями вниз и склонился над ними с таким напряженным и сосредоточенным выражением, словно там была написана великая тайна, которую он непременно должен разгадать.
– С чего вы взяли, что это те же самые люди? – недовольно проворчал Брюэр. – Лугач всюду привлекает к себе внимание, и на любой планете найдутся желающие выстрелить из-за угла. – Внезапно он вцепился в листок с маршрутом и резко спросил у дочери: – Почему ты вычеркнула Бетельгейзе? В прошлый раз мы там удачно выступили…
– Так удачно, – саркастически ответила девушка, – что нам пришлось отдать девятьсот шестьдесят семь кредиток за топливо и ремонт «Веселого Эндрю». Если мы подлетим к этой системе ближе чем на десять парсеков, я тебе обещаю большие неприятности.
Она забрала обратно листок и решительно перечеркнула Бетельгейзе.
– Ладно-ладно, – неохотно согласился Брюэр. – Я совсем забыл.
Чаттен по-прежнему наблюдал за Лугачем, словно очарованный им. Несмотря на то что бедняга был лишен разума, в нем чувствовалось слабое эхо утраченного благородства.
– Он не всегда был слабоумным? – предположил Чаттен.
– Кто знает? – отозвался Брюэр.
– Взгляните на его лицо, – упорствовал Чаттен. – Он далеко не молод. Я бы сказал, что он старше вас лет на десять. Время оставило отпечаток на его лице, и, готов поспорить на что угодно, он прожил эти годы в здравом рассудке. Присмотритесь к нему. Он все время пытается что-то вспомнить.
– Да, я знаю, – вздохнула Бетта. – Бедняга, у него красивое лицо. Думаю, его сделала таким какая-то родовая травма.
– Или что-то, случившееся позже, – тихо произнес Чаттен. – Потрясение, пытки, суровые испытания – эти отметины могут оказаться подсказкой. В жизни не видел никого похожего.
– Этим-то он и ценен, – согласился Брюэр. – Ни у кого другого нет таких отметин.
– И вы понятия не имеете, откуда он родом?
– Откуда бы ни был, только не с Прародины, – рассмеялся Брюэр. – Но не рассказывайте никому об этом, иначе я разорюсь.
«Нет, конечно, не с Прародины», – подумал Чаттен. Лишь те люди, которым нравилось верить в чудеса и мифы, все еще цеплялись за эту старую легенду. Он и сам, когда был ребенком, верил в нее. Восхитительная легенда, и очень жаль, что в ней нет ни капли правды. Но такова плата за взросление – тебе приходится отказаться от многих прекрасных вещей.
Легенда утверждала, что изначально единая раса людей жила на одной планете. Этот мир и его жителей описывали по-разному, в зависимости от того, кто пересказывал историю, но главной во всех вариантах оставалась уникальность человеческой расы, возникшей на единственной планете среди бесчисленных миров Галактики.
Эти люди были мудры и всемогущи. Они строили огромные корабли и летали между звездами, колонизируя одну дикую планету за другой, ставя их на службу человечеству. Легенда говорит, что тогда наступил золотой век человеческой расы, потому что колонии росли и превратились в империю, охватывающую все миры, и все люди были братьями, объединенными общими традициями и верностью Прародине, с которой они происходили.
Но прошло время, люди разных колоний утратили признаки общности, приспосабливаясь к условиям своих миров, они различались цветом кожи, ростом и телосложением, говорили на множестве различных языков. Они забыли о том, что когда-то были братьями, начали воевать между собой. Великая Золотая империя погрузилась в эпоху хаоса, когда жители колоний скатились в варварство, а звездолеты ржавели без дела, потому что никто не знал, как управлять ими. И даже от самой Прародины осталась лишь легенда, которую пересказывают друг другу люди на бесчисленных, разбросанных по всей Галактике мирах.
Даже на звезде, называемой Солнце, которая, если верить легенде, находилась у самых границ империи, так что о ней здесь должны были позабыть в первую очередь, даже на планете Земля, иначе Солнце-3, сохранились следы этой древней истории. Она предлагала простой и изящный ответ на загадку, приводившую в недоумение еще первых переселенцев с Земли к другим звездам, – а именно о том, почему во всем обжитом космосе преобладают гуманоидные расы.
Слишком простой и изящный ответ. Империя и Прародина были всего лишь красивой сказкой. Те, кто верил в них и искал доказательства их существования, напоминали древних землян, убежденных в реальности Атлантиды.
Так что Лугач не мог происходить с Прародины, но мог родиться на любой из приблизительно двух десятков планет, где природные условия способствовали появлению такого своеобразного оттенка кожи, по крайней мере, у части населения. Однако этот вывод ничуть не облегчал задачу.
– Но землянин знает, откуда он родом, – заявил Чаттен.
Брюэр вопросительно посмотрел на него.
– Он говорил с Лугачем. Не на всеобщем языке, а на каком-то особенном.
– Это ничего не доказывает, – отмахнулся Брюэр. – Лугач ведь не ответил ему, правильно? Землянин мог заговорить на этом языке просто на удачу. – Он покачал головой. – Сомневаюсь, что Лугач знает этот язык. Даже его имя вытатуировано на всеобщем. Думаю, тот, кто это сделал, хотел, чтобы Лугачу не пришлось привыкать к новому имени всякий раз, когда он окажется в новом окружении.
– Самое удобное место, чтобы написать его, – заметил Чаттен. – На тыльной стороне кисти. И как примечательно, что он сидит здесь уже целый час, уставившись на свои руки.
– А на что ему еще смотреть? – рассмеялся Брюэр. – Джо, у вас слишком богатое воображение. Вам нужно заняться цирковым делом.
– О нет! – вмешалась Бетта на удивление резким тоном. – Джо – прирожденный звездный бродяга.
– Был раньше, – уточнил Чаттен. – Одному богу известно, кто я такой теперь. Там, куда мы летим, наверняка есть Палата космолетчиков.
– Что ж, мы готовы подтвердить им ваши слова, – заверил его Брюэр. – У вас не должно возникнуть трудностей.
– Надеюсь, – без особого энтузиазма ответил Чаттен.
Бетта вычеркнула из маршрута еще два названия, и Брюэр взревел от негодования. Они опять начали препираться. Чаттен вновь посмотрел на серебристую паутину на темном лице Лугача. Она напоминала обычную татуировку, но все-таки чем-то отличалась. Она также походила на старые, давно зажившие крохотные шрамы, но отличалась и от них. Она выглядела как таинственное послание, замысловатый рисунок – ну хорошо, она могла оказаться чем угодно, тем, что вы сами захотите в ней увидеть. Мысли Чаттена вернулись к старинной легенде.
Лугач по-прежнему сидел и смотрел на свои руки.
Чаттен вздохнул. Старинные сказки. Мечты и фантазии. Ничего больше.
И все же землянин дважды пытался похитить Лугача. Возможно, он попробует еще раз.
Что ж, всему этому есть простое объяснение. Землянин – тоже сумасшедший. Все правильно, это было заметно по его лицу. Человек явно одержим навязчивой идеей. Что бы он ни думал о Лугаче, во что бы ни верил – это вовсе не обязательно правда.
И лучшее, что можно сделать, – просто забыть обо всем этом.
Ведь так просто – взять и забыть. Чаттен все еще был беспомощен, как котенок, так что ему оставалось только прикрыть глаза. Голоса Бетты Брюэр и ее отца стали отдаляться, слившись с размеренным гудением генераторов «Веселого Эндрю» и едва различимым металлическим поскрипыванием и потрескиванием самого корабля.
