— В таком случае два джина.
Капрал, на котором поверх военного обмундирования был надет испачканный серый фартук, ловко и любовно налил две порции джина.
Из соседней комнаты, где играли на пианино, были слышны дребезжащие мужские голоса:
Отец торгует на базаре,Мамаша гонит самогон,Сестра гуляет на бульваре —Деньжонки прут со всех сторон!
Майкл поднял свой стакан.
— Будем здоровы, — сказал он Луизе.
Они выпили.
— Шесть шиллингов, полковник, — напомнил капрал.
— Запиши в книгу, — сказал Майкл. — Сегодня я банкрот. Жду крупную сумму из Австралии. У меня там младший брат — майор военно-воздушных сил. Он получает летную надбавку и суточные.
Капрал тщательно нацарапал фамилию Майкла в замасленной книге, потом открыл две бутылки теплого пива для сержантов-летчиков, которые, услышав звуки мелодии, доносившиеся из соседней комнаты, направились туда со стаканами в руках.
— Я хочу обратиться к вам от имени генерала де Голля, — заговорил смуглый француз, который грыз рюмки, прервав на время это занятие. — Всех присутствующих покорнейше прошу встать в честь генерала Шарля де Голля, вождя Франции и французской армии.
Все с безразличным видом поднялись в честь генерала французской армии.
— Мои дорогие друзья, — громким голосом с сильным русским акцентом начал француз. — Я не верю тому, что пишут в газетах. Я ненавижу газеты и всех газетчиков. — Он гневно взглянул в сторону четырех корреспондентов, окруживших подполковника Пейвона. — Генерал Шарль де Голль — это демократ и человек чести. — Он сел и мрачно посмотрел на изгрызенную рюмку.
Все снова сели на свои места. Из задней комнаты доносилась печальная песня английских летчиков.
— Господа, — раздался вдруг голос пожилой блондинки, спавшей на стуле у стены. Ее очки висели на одном ухе. Она открыла глаза, улыбнулась всем присутствующим и указала на американку из женского вспомогательного корпуса, которая в этот момент возвращалась из ванной комнаты. — Эта женщина украла у меня шарф, — пробормотала она и снова уснула. Через мгновение она уже громко храпела.
— Что мне нравится в этом баре, — сказал Майкл, — это дух старой сонной Англии, который чувствуется здесь особенно сильно. Крикет, чай в садике викария, музыка Делиуса.
В бар вошел тучный генерал-майор службы снабжения, который только утром возвратился из Вашингтона. На руке у него висела грузная молодая женщина с длинными зубами. Ее лицо было закрыто черной вуалью. За генералом неотступно следовал пьяный капитан с огромными усами.
— А, моя дорогая миссис Маккимбер! — воскликнул генерал-майор. Широко и приветливо улыбаясь, он направился прямо к Луизе и поцеловал ее. Женщина с длинными зубами расточала обольстительные улыбки всем окружающим. У нее что-то было не в порядке с глазами: она быстро, не переставая, моргала. Позже Майкл узнал, что ее звали миссис Керни и что ее муж, английский летчик, был сбит над Лондоном в сорок первом году.
— Генерал Рокленд, — сказала Луиза, — разрешите познакомить вас с рядовым Уайтэкром. Он очень любит генералов.
Генерал так горячо пожал Майклу руку, что чуть было не раздавил ее. Майкл решил, что генерал, должно быть, играл в футбол, когда учился в Уэст-Пойнте[69].
— Рад с вами познакомиться, молодой человек, — пробасил генерал. — Я видел вас на вечере, откуда вы улизнули с этой очаровательной молодой дамой.
— Он непременно хочет оставаться рядовым, — улыбнулась Луиза. — Что с ним делать?
— Ненавижу профессиональных рядовых, — пробурчал генерал, а стоявший позади капитан серьезно кивнул головой.
— Я тоже, — сказал Майкл. — Я бы с радостью стал лейтенантом.
— Ненавижу профессиональных лейтенантов тоже.
— Ну что ж, сэр, — пошутил Майкл. — Если вам так угодно, можете сделать меня подполковником.
— Возможно, и сделаю, — серьезно сказал генерал, — возможно, и сделаю. Джимми, запиши его фамилию.
Капитан, пришедший с генералом, начал шарить в карманах и наконец извлек карточку-рекламу частных такси.
— Фамилия, звание и личный номер, — автоматически произнес он.
Майкл назвал свою фамилию, звание и личный номер. Капитан записал и бережно засунул карточку в один из внутренних карманов. Когда капитан распахнул китель, Майкл заметил, что он носит ярко-красные подтяжки.
Тем временем генерал отвел Луизу в уголок и, прижав ее к самой стене, близко склонился к ее лицу. Майкл направился было в их сторону, но длиннозубая дама загородила ему дорогу, приветливо улыбаясь и моргая глазами.
— Вот моя визитная карточка, — сказала она и вручила Майклу небольшую твердую белую карточку. «Миссис Оттилия Манселл Керни, — прочитал Майкл, — Риджент-стрит, 7».
— Позвоните мне. Каждое утро до одиннадцати я бываю дома, — проговорила она, недвусмысленно улыбнувшись. Потом повернулась и с развевающейся вуалью пошла от столика к столику, раздавая всем свои визитные карточки.
Майкл взял еще стаканчик джину и подошел к столу, за которым сидел подполковник Пейвон в окружении корреспондентов, двух из которых Майкл знал.
— …После войны, — разглагольствовал подполковник, — Франция пойдет влево, и ни мы, ни Англия, ни Россия ничего не смогут с этим поделать. Присаживайтесь, Уайтэкр, у нас есть виски.
Майкл допил свой джин и присел к ним. Один из корреспондентов налил ему почти полный стакан виски.
— Я принадлежу к службе гражданской администрации, — продолжал Пейвон, — и не знаю, куда меня собираются послать. Но скажу вам прямо, если меня пошлют во Францию, это будет просто насмешка. Французы управляют своей страной уже сто пятьдесят лет, и они бы просто рассмеялись, если бы кто-либо из американцев вздумал, скажем, указывать им, как устанавливать водопроводные трубы в мэрии.
— Ставлю пятьсот фунтов, — объявил венгр-корреспондент за соседним столиком.
— Принимаю, — согласился майор авиации. Оба написали расписки.
— Что случилось, Уайтэкр? — спросил Пейвон. — Генерал увел вашу девушку?
— Я только сдал ее в краткосрочную аренду, — отпарировал Майкл, посмотрев в сторону стойки, где хрипло хохотал генерал, прижимаясь к Луизе.
— Право старшего по чину, — съязвил Пейвон.
— Генерал любит девочек, — вмешался один из корреспондентов. — Он пробыл в Каире всего две недели и за это время успел поменять четырех девушек из Красного Креста. Когда он вернулся в Вашингтон, его за боевые заслуги наградили орденом.
— А вам досталась такая штука? — спросил Пейвон, помахав визитной карточкой миссис Керни.
— Это один из самых дорогих для меня сувениров, — серьезно заметил Майкл, доставая карточку из кармана.
— Эта женщина, — сказал Пейвон, — должно быть, тратит уйму денег на типографские расходы.
— Ее отец — пивной король, — пояснил один из корреспондентов. — У них куча денег.
— «Не хочу я в авиацию, — запел английский летчик в соседней комнате, — не хочу я воевать. Лучше в Лондоне болтаться, с леди знатными встречаться и их деньги потихоньку прожив-а-ать…»
На улице завыли сирены, возвещая воздушную тревогу.
— Фриц становится слишком расточительным, — заметил один из корреспондентов. — Два налета за одну ночь.
— Я рассматриваю это как личное оскорбление, — отозвался другой. — Только вчера я написал статью, где убедительно доказал, что Люфтваффе[70] больше не существует. Я суммировал все опубликованные в печати данные об авиационных заводах противника, уничтоженных Восьмой и Девятой воздушными армиями совместно с английскими военно-воздушными силами, прибавил сюда все немецкие самолеты, сбитые во время налетов, и пришел к выводу, что у Люфтваффе осталось минус сто шестьдесят восемь процентов их прежней мощи. Статья получилась размером в три тысячи слов.
— Вы боитесь воздушных налетов? — спросил Майкла тучный низенький корреспондент по имени Эхерн. У него было очень серьезное круглое лицо, все в пятнах от чрезмерного употребления алкоголя. — Это не праздный вопрос. Я хочу написать большую статью о страхе для журнала «Кольерс» и сейчас собираю данные. Страх — это общий знаменатель для всех людей, участвующих в войне, на чьей бы стороне они ни находились, и было бы интересно исследовать его в чистом виде.
— Что ж, — начал Майкл, — дайте вспомнить, как я…
— Что касается меня, — перебил Эхерн, с серьезным видом наклонившись к Майклу и обдавая его крепким, как стена винного погреба, запахом, — что касается меня, то я заметил, что, когда я испытываю страх, меня бросает в пот, и я начинаю видеть все окружающее значительно яснее и с большими подробностями. Как-то я находился на одном военном корабле, название которого не могу вспомнить по сей день. Это было недалеко от Гуадалканала. Вдруг над нами появился японский самолет, который шел на высоте каких-нибудь десяти футов прямо на орудийную башню, где я в тот момент стоял. Я повернул голову и увидел правое плечо стоявшего рядом матроса, которого я знал уже три недели и не раз видел его раздетым. Но именно в тот момент я заметил то, чего не замечал раньше. На его правом плече был вытатуирован фиолетовой тушью висячий замок, дужка его была обвита зелеными листьями винограда, а сверху алой тушью латинскими буквами было написано Amor omnia vincit[71]. Я помню этот рисунок совершенно отчетливо и, если хотите, могу воспроизвести его во всех деталях, хотя бы вот на этой самой скатерти. Ну, а что происходит с вами? Видите ли вы окружающее яснее в минуты смертельной опасности или наоборот?
