На следующий день Пам – симпатичная и разумная сиделка-англичанка – заглянула в дверь палаты.
– Хочешь свежее яичко на завтрак? Вчера нам привезли их с рынка. Яички и солдат. Ведь ты давно ничего не ешь.
– Сколько я уже здесь?
– Неделю – нет, подожди. – Она заглянула в табличку, висевшую на спинке койки. – Господи! Уже десять дней – ох, бедняжка, как тебе было тяжело!
Пам положила свою прохладную ладонь на лоб Сабы.
– Температуру мы померяем потом. – Она ловко подтянула простыню. – А еще, милая моя, я тебя помою. К тебе сегодня придут. – Она подняла упавшую подушку и взбила ее.
– Дом? – с надеждой прошептала Саба, но Пам не расслышала. Фелипе погиб, Клив подтвердил ей это. Да и сама она никогда не забудет бульканье и хрип, которые вырвались из его глотки, когда его застрелили. Оно напоминало шум воды, вытекающей из засорившейся раковины после прочистки. А его глаза – с их кротким удивлением? Она вспомнила высокого немца, звяканье его пряжки, его холодные пальцы, его зловонное дыхание. Она пела ему как заводная кукла, она позволяла обнимать себя. Как она могла? Как могла? Ее тошнило при одной лишь мысли о том немце.
– Да, твоя подруга из ЭНСА приходила каждый божий день, когда ей разрешили тебя навещать. – Пам удалила из лампы дохлую бабочку и бросила ее в корзинку для мусора. – Какая она видная! А уж какая обходительная – она отдавала нам все твои шоколадки и цветы. И как переживала за тебя! Акробаты тоже приходили, и капитан Фернес. Тут у тебя всегда были посетители. Хотя сама ты была не самой хорошей компанией, уж извини.
– Арлетта, – слабым голосом проговорила Саба. – Когда я ее увижу?
– Ты уже виделась с ней, глупышка! Ты разговаривала с ней вчера, и до этого тоже.
– Сколько я тут лежу?
– Десять дней, ты уже спрашивала об этом. Ох, сегодня мы сонные.
Когда Пам закрыла дверь, за которой начинался сияющий мир здоровых людей, Саба снова заснула. Они с мамой были дома, летом, Саба ходила босая, в кухонное окно врывался теплый ветерок. Тан стряпала что-то пряное. Все они смеялись, потому что мама играла на пианино песенку про цыплят. Папа тоже был там, он подпевал, надавливая пальцами на горло, чтобы получалось забавнее. «Мой цыпленок, цып-цып-цып, мой комочек желтый…» – Его басовитый смех звучал так радостно, что Сабу тоже переполняло счастье. – Aksam yemeğiniz hazir[144], – крикнула с кухни Пам.
Когда Саба проснулась, в ее ногах сидела Арлетта, реальная и в фокусе. Ее лицо уже не расплывалось, как прежде. Она принесла маленький бумажный веер и пакет всякой всячины из НААФИ.
– Ура! – Она нежно погладила Сабу по щеке. – Ты вернулась. Ну и тяжело тебе пришлось! – Они обнялись, и Саба услышала, как Арлетта скрипнула зубами, сдерживая слезы.
Когда подруга разжала свои объятья, Саба спросила:
– А что Дом? Ты виделась с ним?
Арлетта посмотрела на нее, потом перевела взгляд на окно.
– Нет, – ответила она. – Я ничего о нем не слышала. – Она проговорила это с искренним удивлением.
Саба внимательно вгляделась в Арлетту – та никогда не была умелой притворщицей и теперь, похоже, говорила правду.
– Ты хочешь, чтобы я его отыскала?
– Да. – Саба крепко вцепилась в руку Арлеты, у нее даже побелели костяшки пальцев. – Капитан Доминик Бенсон. Королевские ВВС Западной пустыни. В Вади-Натруне был транзитный лагерь… Теперь Дом может быть где угодно.
Ей было боязно даже произносить его имя – чтобы не сглазить.
– Лапушка, милая, пожалуйста, пожалуйста, не плачь. Я обещаю, что поищу его завтра. Все будет хорошо.
Но все хорошо уже не будет. Саба отчетливо это ощущала – что больше не будет страховочной сетки, как не оказалось ее для Фелипе, его жены и дочки, для сотен тысяч человек, которых покинула удача. Почему же тогда сама она избежит злой участи? За какие такие заслуги?
– Что же с тобой случилось, моя милая? – Арлетта обмакнула носовой платок в стакан воды и обтерла лицо Сабы, которое снова горело из-за высокой температуры. – Попробуй мне рассказать.
Она подвинула стул ближе к койке.
Саба рассказала ей про Турцию и вечеринки, про Фелипе, но потом вспомнила и прижала ладонь к губам.
– Ой, черт побери. Я ведь не должна рассказывать об этом. Это секретная информация.
– Не беспокойся, лапушка. – Арлетта спокойно погладила ее по руке. – Мои уста запечатаны, а у тебя сотрясение мозга, так что взятки гладки. Я и сама чуточку участвовала в таких вещах, хотя со мной не происходило ничего драматичного. Самое главное, что ты уцелела. Но скажи мне – этот немец, которому ты пела, – он был ужасный?
– Да, точно. – Ох, как хорошо и приятно держать Арлетту за руку и говорить, говорить!.. Все равно что кипятить воду и смотреть, как от нее поднимается пар. – Его звали Северин. Он приказал мне залезть на стол и петь для него – и это было ужасно. Я казалась себе обезьяной, шимпанзе.
Арлетта тряхнула головой.
– Ах, ты и есть обезьянка, раз так меня смешишь. Не из-за того, что ты пела, а из-за этих слов про шимпанзе. – Она старалась обратить все в шутку.
– Вообще-то, он очень любил музыку, – продолжала Саба. – Дай мне воды, пожалуйста!
– Милая моя, да ты вся дрожишь. – Арлетта крепче сжала ее руки.
Саба нахмурилась и глядела куда-то в потолок.
– Он любил музыку, так он говорил. И он обвинял меня.
– Саба, я что-то перестала тебя понимать – в чем он тебя обвинял?
– Якобы это я заставила его делать нехорошие вещи.
Ей вспомнились нестираные, вонючие шелковые чулки, которыми ей завязали глаза. Вспомнилась вонь от колбасы и водки.
– Ох, боже мой, боже мой! – сокрушенно причитала Арлетта. – Что случилось?
Саба снова переживала ужас тех ночных часов, когда она стояла на столе на грязной кухне и пела для пьяного немца. Ей не хватало сил рассказать Арлете всю историю целиком – во всяком случае сейчас. Может, и никогда.
– Только это?
– Он плакал и повторял, как он любил свою сестру, погибшую при бомбежке.
Арлетта удивленно вытаращила глаза.
– Ты лучше расскажи, как ты спаслась.
– Потом он спел мне по-немецки песню – она называлась «Плач Дидоны».
– Никогда не слышала – звучит забавно.
– Он ехал по дороге и налетел на дерево… меня нашли под горой… я мало что помню… вероятно, он погиб… точно не знаю.
Помолчав, она продолжала:
– Арлетта, я сошла с ума. Когда мы ехали с Фелипе на машине на одно из выступлений, я видела симпатичную турецкую семью. И мне часто снится сон, будто мы врезались в их дом и всех убили. Но ведь мы не делали этого, верно? Ты слыхала что-нибудь об этом?
– Нет, дорогая, нет, такого не может быть. – Арлетта обняла Сабу и прижала к себе. – Это нормально, что после шока у тебя возникают такие странные мысли. Но на самом деле этого не было.
