— Не успеешь! Видишь вот это? — Петерсон перебросил пистолет в левую руку, а в правой блеснула сталь ножа. — Действует молниеносно, а главное — бесшумно! Даже на расстоянии. Бросаю я ловко! Эх ты, до седых волос дожил, а не понимаешь — человеку все равно, за что его расстреляют: за одно убийство или за три. Надеюсь, здесь больше никого нет? А ну-ка, отойдите подальше от двери, встаньте у стены!
Петерсон делает шаг, держа на прицеле старика и девушку, но Себастьян стоит неподвижно, теперь и его парализовал страх.
— Герр Ленау! — Рут тянет его за рукав. — Да поймите же, dum spiro spero!
«Пока дышу, надеюсь». Звуки латыни, да еще в устах Рут, возвращают Себастьяну Ленау спокойствие, окунают в привычный мир размышлений.
«Пока дышу, надеюсь!» Что Рут хотела этим сказать? Неужели она нашла какой-то выход из создавшегося положения? Вот девушка снова многозначительно пожимает его пальцы. Он вяло отвечает на пожатие, только затем, чтобы успокоить ее. Молодости ведь свойственно тешить себя надеждами. А он, к сожалению, давно привык смотреть на жизнь трезвым взглядом. Сейчас его больше всего волнует другое: в двенадцать должен зайти Эрнст, занести отцу фармакологический справочник, который он углядел где-то в витрине и обещал купить во время обеденного перерыва. Что же будет, когда он увидит спущенные жалюзи и запертую дверь? Безусловно, это его встревожит. Если он начнет настойчиво стучать… Сердце старика замирает, он уже видит сына с простреленной головой, умирающего на тротуаре. Нет, Рут права, пока жив, нельзя расставаться с надеждами, надо искать выход, действовать.
— Что нам теперь делать? — с вызовом спрашивает Рут.
Петерсон, должно быть, не слышит ее. Глаза его прикованы к лестнице, ведущей в верхнюю комнату.
— Там кто-нибудь есть? — спрашивает он, кивая на лестницу.
— Нет… никого… — нарочно запинается Рут.
Неуверенный тон ее ответа обеспокоил Петерсона.
— Обоим стоять у нижней ступеньки. Если ты солгала, пеняй на себя.
Пятясь, он поднимается по лестнице, держа старика и девушку под дулом пистолета. Короткая лестница у самой двери в комнату ведет направо, теперь Петерсону не видно тех, кто стоит внизу. А надо еще открыть дверь, осмотреть комнату. На это и рассчитывает Рут.
— Быстрее дайте мне запасной ключ, — торопливо шепчет она. — Начните переписывать старые рецепты и прикажите мне помогать. Я… — она обрывает фразу, быстро прячет ключ в карман передничка, вынимает носовой платок, трет им глаза.
— Что это она разнюнилась? — подозрительно спрашивает Петерсон, спускаясь с лестницы.
— Разве не понятно? — отвечает Ленау. — Вы таким странным способом поднимались по лестнице, что дважды чуть не оступились, палец мог нажать на курок, и пуля обязательно попала б в кого-либо из нас. И, вообще, я советовал бы вам опустить пистолет. Мы не станем сопротивляться. Да и что могут поделать с хорошо вооруженным джентльменом безоружные старик и молодая девушка?
— Гляди, какие слабонервные! Ничего, потерпите, пока я не осмотрю остальные помещения. Иди вперед, вон туда! — он указал на провизорскую. Осмотрел ее, потом заставил вести его на кухню, заглянул даже в кладовую, где хранились продукты.
— Ну, вот теперь я могу спрятать свою пушку. Только запомните, она у меня всегда под рукой. Малейшая попытка…
— Мне надо включить кофеварку. Это разрешается? — уже с издевкой спросила Рут.
— Сначала накормишь меня и принесешь кофе.
— Где прикажите сервировать стол — здесь или в зале?
— Не выпендривайся, возьми тоном пониже! Не таких видали… Давай в зал, там посвободнее.
Рут берет хлеб, соль, столовый прибор и несет в зал. На электроплитке тем временем греется сковородка. Повернувшись, девушка бросает на нее бекон, сбивает в мисочке омлет. Петерсон внимательно следит за каждым ее движением.
— Вы что, так и будете ходить за мной, как тень?
— Пока ты не приготовишь еду. Слежу, чтоб не подсыпала чего-нибудь.
— Вы подсказали прекрасную идею. Жаль, что у меня при себе ничего нет.
— Может быть, у него, — Петерсон кивает на старого провизора. — Признайся, дед, ведь руки чешутся?
Лицо Ленау краснеет от гнева.
— Наша профессия — спасать людей, а не губить. Не меряйте всех своей меркой.
— Слишком уж вы задиристы оба. Если так будет продолжаться и впредь, мне придется избавиться от вашего общества. Вы, конечно, догадываетесь, что я имею в виду.
— Никто словечка не скажет, если вы оставите нас в покое, — миролюбиво замечает Рут, сдерживая злость. — Вам кофе сейчас наливать, или когда поедите?
— Наливай сейчас, да не в чашку, а в какую-нибудь большую посудину. Надо разогреть внутренности, иначе еда в горло не полезет.
Девушка берет большую фаянсовую пивную кружку, открывает кран кофеварки. Приятный запах крепкого кофе наполняет комнату. Кадык на горле Петерсона ходит вверх-вниз — он все время глотает слюну. Теперь видно, как он голоден. Чуть не наступая Рут на пятки, Петерсон спешит к накрытому столику и нетерпеливо пододвигает к себе все принесенное девушкой.
Наблюдая за тем, с какой жадностью он ест и пьет, Себастьян Ленау тихонько вздыхает.
В сердце невольно закрадывается жалость. Как может человек сам себя погубить! Молодой, сильный, красивый. Чего ему не хватало? Война, во всем виновата война! Когда убийство человека человеком становится профессией, нечего говорить о каких-либо моральных нормах. Мы на собственном опыте знаем, к чему это привело. Что защищал Петерсон? Свою разграбленную, спаленную землю, государственный строй, основанный на справедливости, завоеванной его народом, какую-либо высокую идею? Нет. Его втянуло в водоворот войны, словно песчинку. Голова его свободна от идей, а душа переполнена до краев единственным желанием — разбогатеть, подняться до уровня тех, кому солидный счет в банке открывает путь к власти и могуществу.
— Герр Ленау, — нетерпеливо напоминает Рут, — может быть, мы попросим у нашего гостя разрешения приняться за работу?
— Да, да, ты права… Мистер Пет… Клуге! Нам надо выписать дубликаты рецептов, приготовить лекарства. Вам это не помешает, мы работаем тихо.
Петерсон разомлел от еды и кофе, он настроен благодушно.
— Делайте, что хотите! Только чтобы я вас видел… — он демонстративно вынимает из кармана пистолет, хочет положить его на столик и морщится.
— Сейчас я уберу, — спохватывается Рут. Она берет с соседнего столика оставленный там поднос, ставит на него всю посуду, сметает крошки со столика и вопросительно глядит на Петерсона. — Будете меня сопровождать?
— Тебе так нравится мое общество?
— Вы же ходили за мной, а не я за вами.
— На этот раз можешь идти одна, никуда ты не денешься. Только — одна нога там, другая здесь.
Девушка относит посуду и сразу же возвращается. Герр Ленау уже разложил на одном из столиков все необходимое для работы.
— Перепишешь сначала все рецепты с пометкой «цито», — громко приказывает Ленау, протягивая Рут несколько длинных листочков недельной давности и пачку чистых бланков.
Девушка старательно выводит незнакомые латинские названия. Чувствуя на себе внимательный взгляд Петерсона, она не решается написать то, о чем хочет предупредить старика. Чем ближе выполнение задуманного плана, тем больше девушка боится. Перед глазами плывут зеленые круги, пальцы дрожат.
— Черт побери, можно отупеть, взбеситься от тоски! — вдруг восклицает Петерсон, которого одолевает дремота. — Нет ли у вас какого-нибудь завалящего комикса?
— К сожалению, нет. Но у меня в комнате лежат новые американские журналы. Рут не успела разложить их по столикам. Принести вам, или вы сами возьмете?
— Придется пойти самому немного размяться, — Петерсон лениво поднялся, с минуту постоял, глядя себе под ноги. И снова опустился на стул. Было заметно, что он страшно устал, его одолевает непреодолимое желание спать.
— Не будь вас здесь, — монотонно бубнит он, словно рассуждает вслух с самим собой, — я бы до шести мог спокойно выспаться. А что мне, собственно, мешает остаться одному? Дряхлый старик, которому все равно скоро умирать, и девушка-цыпленок, которую я могу придушить одной рукой?
Монотонность его речи, пустой взгляд, в котором не мелькает даже искорки раздражения или гнева, пугает больше, чем дуло пистолета. Значит, все напрасно? Стремление мнимой покорностью усыпить его бдительность — тщетно, а ведь план спасения все яснее вырисовывается в голове Рут. Но сейчас все может рухнуть, скоро должен прийти Эрнст… Что же, что же делать?
Еще не зная, на что решиться, девушка вскакивает с места. Пусть только этот негодяй приблизится к ней! В тот же миг она словно дикая кошка прыгнет на него и ногтями вопьется ему в лицо. Он не ожидает нападения, и они выиграют минуту, за которую отец Эрнста успеет оглушить мерзавца стулом. Тогда они выбьют у него из рук пистолет и успеют выхватить спрятанный нож. А обезоруженный…
