— Только в банках, — презрительно кривится Зельма.
— К чертям банки! Принесите мне кипяток! Обычный кипяток, и захватите электроплитку, а то пока вы доковыляете сюда из кухни…
— А моим ногам ровно столько, сколько мне. И отшагали они, если измерить, топчась вокруг вас…
— Ну, ну, Зельма, не сердитесь. Я не хотел вас обидеть. Просто очень захотелось горячего, согреть грудь.
— Тогда выпейте липового цвета. Хотите, заварю? Только придется подождать, пока настоится. Помните, фрау Тильда всегда, когда вы болели, поила вас ароматным настоем из липового цвета.
Он уже не слушает старую Зельму. Мысли Нунке возвращаются к Лютцу и заданию, порученному Фреду. Если тому повезет, то через два-три дня Бауман умолкнет навек.
Служанка продолжает что-то говорить, но Нунке выпроваживает ее движением руки.
«…А что, если его вызовут на допрос сегодня? Или уже вызвали? Некоторое время Бауман будет держаться, доказывая свое алиби и тому подобное. Итак, чтобы осуществить задуманное, у нас есть еще время. А впрочем, береженого, как говорится, бог бережет. Надо завтра, да, именно завтра, разведать обстановку на месте. Да, именно завтра. Как я сразу не подумал об этом?»
Нунке вскочил, оттолкнул журнальный столик, чашка чуть было не упала на пол, из джезвы вылилась вся кофейная пенка. С отвращением, даже с каким-то суеверным страхом Нунке смотрит, как расплывается по белой салфетке темное пятно.
Он крутит телефонный диск, слышны то длинные, то короткие гудки. В одном случае абонент не откликается, в другом — телефон занят. Сколько можно болтать по телефону, черт подери! Наконец-то длинный гудок и знакомый голос.
— Фред, вы что, Илиаду читали по телефону? Целый час звоню вам!
— Простите, герр Нунке, но я только недавно вернулся от вас и занимался порученным мне делом. Кое-что обдумал по дороге, кое-что выяснил по телефону.
— Скажите, вам не кажется, что хорошо было бы поехать уже завтра, все разведать на месте и точно узнать, как там обстоят дела?
— Именно об этом я и хотел посоветоваться с вами. Разговор это не телефонный и, если разрешите, я часа через три-четыре буду у вас.
Фред нервно ходит по кабинету. Останавливается у телефонного столика, но тотчас отдергивает руку от аппарата. Как быть? Позвонить Марии, сказать, что есть билеты в кино? Опасно. Но даже если они встретятся вечером, то с Зеллером она увидится только завтра и будет уже поздно. Но что, собственно говоря, поздно? Разве он сам, лично, не может расправиться с убийцей Лютца — с человеком, о котором родная мать говорит, что его должна покарать рука провидения. Вот Григорий Гончаренко и будет этой рукой провидения. От имени всех честных людей он отомстит за человека, который старался воспитать в своих учениках отвращение к фашизму, ненависть к войне и убийству. Что такое Бауман? Жалкий, продажный подонок. Сохранить ему жизнь, чтобы он давал показания о Нунке? Но ведь он даже не знает фамилии Нунке… Спокойно, Григорий. Надо все точно взвесить и рассчитать. Главное сейчас — выяснить, кто этот агент, имеющий, очевидно, очень важное задание. Правда, есть еще одна трудность: начальнику каровской полиции может показаться подозрительным, что я приезжаю уже второй раз. Послать кого-то, попросить Горенко, чтобы Народная полиция сама расправилась с Бауманом? Но тогда агент Нунке останется не раскрытым и сможет принести много вреда… Нет, надо ехать самому. Найти весомый предлог…
Григорий снова зашагал по комнате. Нет, иного выхода нет, придется звонить Марии. «Сейчас пойду в кинотеатр, возьму билеты и позвоню оттуда, из ближайшего автомата».
Последний день Ленау
В аптеке фрау Кениг безостановочно звонит телефон. Несколько раз сняв трубку и услышав вкрадчивый мужской голос, Рут кладет ее обратно на рычаг.
— Что у нас с телефоном? — спрашивает Себастьян Ленау.
— Это за мной охотятся репортеры, словно я кинозвезда.
— Пора бы оставить нас в покое. Что им надо?
— Одних интересует личность Петерсона, хотят, чтобы я рассказала о его романе с Кларой. Других — Клара. Предлагают написать очерк «Моя подруга Клара Нейман». Как это все отвратительно! Зачем тревожить мертвых и живых, смаковать весь этот ужас? Лучше бы писали о том, как наладить жизнь.
— Именно этого они и избегают. Политика, Рут — надо отвлечь внимание от насущного, играя на самых низменных инстинктах толпы, — это старый испытанный способ. А вы на время просто снимите трубку. Невозможно работать под этот непрерывный звон.
Рут снимает трубку и начинает накрывать столики, не без злорадства поглядывая на молчащий телефон. Впрочем, она скоро забывает о нем. Работы — непочатый край. В городе эпидемия гриппа. Отец Эрнста едва успевает приготовлять лекарства, заказанные по рецептам. А Рут одной приходится убирать всю грязь, которую наносят клиенты. Нет Клары, и фрау Кениг уехала на пару дней. Уже с утра у девушки подошвы горят от беготни. Даже на минуточку некогда присесть. Рут уже так запуталась, что чуть было не включила кофеварку, позабыв налить в нее воду.
Сегодня Рут пришла на час раньше обычного, и все равно, кажется, не успевает со всем управиться. А нужно еще переодеться. Было бы полбеды, пришей она воротничок и манжеты дома, но ей так не хотелось их мять. Ведь вечером она встретится с Эрнстом… Девушка думает об этой встрече, и сердце ее замирает от радости. «Боже, как еще далеко до вечера». Сколько чашек кофе ей придется заварить, сколько яичниц с беконом пожарить, приготовить бутербродов, сколько раз вынужденно улыбнуться, отвечая на шутки, сколько раз резким словом оборвать…
Господи, боже мой, от всего этого даже губы могут одеревенеть.
До открытия аптеки остается десять минут. Не так уж мало — Рут успела принарядиться. Теперь она сидит, сняв туфли, чтобы ноги отдохнули. Покрытый линолеумом пол остужает натруженные ступни, словно высасывая из них усталость.
— Что это за фокусы? — удивляется Себастьян Ленау, заглянув на кухню. — Хотите простудиться?
— Просто отдыхаю, — смеется Рут. — В моем распоряжении еще целых две минуты.
— Почти вечность, — улыбается старик. — Впрочем, верно говорят, что час у ребенка длиннее, чем день у старика.
— Ну, я уже не ребенок, — притворно сердится Рут. — Взгляните на мои игрушки! — И она с гордостью кивает на длинный широкий стол, где царит образцовый порядок: все расставлено так, что каждая вещь всегда под рукой.
— У вас организаторский талант, Рут! Завидую тому, кто станет вашим мужем!
Девушка заливается краской и вскакивает со стула.
— Побегу открывать. Уже пора.
Она отпирает дверь, стоя на тротуаре, поднимает жалюзи. Резкий холодный ветер пронизывает ее до костей. Съежившись, Рут быстро бежит в зал, но вдруг позади раздается грохот. Девушке показалось, что это упали плохо закрепленные жалюзи. Ругая себя за поспешность и неловкость, она хочет повернуть назад, но кто-то толкает ее в спину.
— Ну, ну, иди куда шла, — слышит она позади себя голос. — И не вздумай кричать или сопротивляться. Все подготовлено, о’кей!
— Пустите меня! Вы сошли с ума! Что за глупые шутки!
— Только попробуй еще разок крикнуть — мигом узнаешь, какой я шутник.
Сквозь платье она чувствует, как в спину ей упирается что-то твердое, прямо между лопатками. «Пистолет!» — ужасается девушка, и тело ее оседает вниз, словно прошитое пулей.
— Ах ты дрянь… — шипит незнакомец. — Время тянешь.
Он немного отступает, прижав девушку к себе, потом резким движением открывает дверь и с такой силой швыряет Рут в зал, что та, покачнувшись, падает. Незнакомец поворачивает ключ, вынимает его из замка и прячет в карман.
Услышав шум, из провизорской вышел герр Ленау. Он даже не успел испугаться — настолько странным показалось ему все происходящее.
— Кто вы такой и что вам нужно? — спокойно спрашивает он, наклоняясь, чтобы помочь девушке встать.
— Петерсон, — тихо шепчет Рут.
Как ни тихо она это произносит, настороженный слух бандита уловил знакомые звуки.
— Забудь это имя, сука! И ты, старый башмак! Я для вас Зигфрид Клуге, милый гость, которого вы с радостью встречаете! — Он попробовал рассмеяться, но смеялись только губы, в глазах же притаился страх загнанного зверя, в бешеном ослеплении способного на все.
— Что же вам нужно от нас? — Ленау побледнел, но голос звучал подчеркнуто сухо, деловито.
— А ты не догадываешься, старый черт? Ищейки напали на мой след, но никому из них даже в голову не придет искать меня здесь. В шесть отходит мой поезд, а до этого времени…
— Сейчас же убирайтесь отсюда! Я понимаю, вы не дадите мне позвонить в полицию, но с минуты на минуту начнут приходить наши клиенты и стоит мне только крикнуть…
— Не успеешь! Видишь вот это? — Петерсон перебросил пистолет в левую руку, а в правой блеснула сталь ножа. — Действует молниеносно, а главное — бесшумно! Даже на расстоянии. Бросаю я ловко! Эх ты, до седых волос дожил, а не понимаешь — человеку все равно, за что его расстреляют: за одно убийство или за три. Надеюсь, здесь больше никого нет? А ну-ка, отойдите подальше от двери, встаньте у стены!
