Мона быстро втянула ноги обратно на койку, перекатилась к стене, ее рука скользнула…
– Не шевелись, сучка.
В голосе было что-то такое, от чего по спине у Моны побежали мурашки, и именно потому, что звучал он чертовски весело. Как будто нет ничего приятнее, чем проломить кем-то дверь. Особенно если этот кто-то – Прайор.
– Я говорю, и пальцем не шевели…
Женщина в три шага пересекла комнату и была уже совсем близко, настолько близко, что Мона почувствовала холод, исходивший от ее кожаной куртки.
– Ладно, – выдавила Мона, – ладно…
Тут холодные руки подняли ее рывком, а потом она оказалась распластанной на спине – плечи сильно вдавлены в темперлон и что-то – шокер? – уткнулось ей прямо в лицо.
– Откуда у тебя эта штучка?
– Ну, – выдавила Мона, словно речь шла о чем-то однажды виденном, но после совершенно забытом, – это было в куртке моего парня. Я одолжила у него куртку…
Сердце у Моны билось где-то под горлом. Что-то в этих очках…
– А этот ублюдок знал о ней?
– Кто?
– Прайор, – сказала женщина и, отпустив ее, повернулась к Прайору.
Тут она его пнула – раз, другой, потом еще и еще – и довольно сильно.
– Нет, – сказала женщина, так же внезапно останавливаясь, – не думаю, что он знал.
В дверях возник Джеральд; вид у него был такой, как будто вообще ничего особенного не случилось, за исключением сломанной двери. Он с сожалением поглядел на ее остатки, те, что еще держались у косяка, провел большим пальцем по краю разлетевшейся в щепы филенки.
– Хочешь кофе, Молли?
– Два кофе, – ответила женщина, рассматривая шокер. – Мне – черный.
Мона маленькими глоточками пила кофе и изучала прикид и прическу незнакомки. Обе они ждали, когда очнется Прайор. По крайней мере, ничего другого они как будто не делали. Джеральд снова куда-то исчез.
Та, которую Джеральд называл Молли, не походила ни на один тип женщин, которых Мона когда-либо видела. Моне никак не удавалось определить, что у нее за стиль; единственное, в чем Мона была уверена, так в том, что денег у этой Молли хватает. Прическа Молли была европейской, Мона видела такие в журнале. Она была, в общем-то, уверена, что в нынешнем сезоне так не стригутся нигде, но прическа удачно сочеталась со стеклами, которые оказались имплантатами, вживленными прямо в кожу. Мона видела такие однажды у таксиста в Кливленде. И на женщине была короткая куртка очень темного коричневого цвета – на вкус Моны, слишком строгая, но явно новая и с широким овчинным воротником. Куртка была распахнута, и под ней, закрывая грудь и живот, виднелась странная зеленая штука, похожая на броник, – скорее всего, догадалась Мона, это и есть броник. Джинсы скроены из какой-то серо-зеленой, как бы мшистой замши, толстой и мягкой – Мона подумала, что это лучшее в прикиде незнакомки. Она сама была бы не прочь заиметь такие же, разве что их портили ботинки. Высокие черные ботинки, вроде байкерских, на толстой подошве из желтой резины, с широкой темной застежкой поперек подъема и сверху донизу в хромированных пряжках, а еще эти ужасные квадратные носы. И откуда у нее такой лак для ногтей, цвета красного вина? Мона даже не думала, что такой еще производят.
– На что ты там, черт побери, пялишься?
– А… ваши ботинки…
– Ну и?
– Они не подходят к брюкам.
– Специально их надела, чтобы выбить дурь из Прайора.
Прайор на полу застонал и стал изображать рвотные позывы. Мона почувствовала, что ее сейчас тоже стошнит, и попросилась в ванную.
– Не пытайся сбежать.
Женщина, казалось, наблюдала за Прайором поверх чашки, но за этими стеклами… Кто знает, куда она на самом деле смотрит?
Как-то она оказалась в ванной – сидела на унитазе с косметичкой, пристроенной на коленях, и поспешно готовила дозу. Кристалл размолола недостаточно мелко, так что наркотик опалил нёбо, но, как говаривала Ланетта, «не всегда же есть время на приятные мелочи». И опять же, разве ей теперь не намного лучше? В ванной Джеральда был небольшой душ, но, судя по виду, им очень давно не пользовались. Присмотревшись поближе, Мона заметила, что вокруг стока наросла серая плесень и виднелись пятна какой-то грязи, очень похожей на засохшую кровь.
Вернувшись, она увидела, что женщина отволокла Прайора в соседнюю комнату и пытается поднять его на ноги. Мона разглядела, что Прайор в носках и без ботинок, как будто собирался соснуть. На голубой рубашке темнели пятна крови, и лицо было сплошь в синяках.
Если Мона что и испытывала, когда наступал приход, так это чистое и невинное любопытство.
– Что вы делаете?
– Думаю, придется его разбудить, – сказала женщина так, как говорят в подземке о заспавшемся пассажире, который вот-вот пропустит свою остановку.
Мона прошла за ней в рабочую комнату Джеральда, где все было белым и по-больничному чистым. Она молча смотрела, как женщина взгромоздила Прайора в кресло наподобие парикмахерского – со всякими рычагами, кнопками и прочими причиндалами. Похоже, дело не в том, что она такая сильная, подумалось Моне, просто она знает, как и куда двигать свой вес. Голова Прайора свесилась на сторону, когда женщина закрепила его поперек груди черным ремнем. Мона начала было уже испытывать к нему жалость, но тут вспомнила Эдди.
– Что это?
Женщина наполняла белый пластиковый сосуд водой из хромированного крана.
Мона все пыталась это произнести, чувствуя, как под действием магика сердце норовит выскочить из груди. «Он убил Эдди», – пыталась сказать она, но ничего не выходило. Но потом, наверное, что-то получилось, поскольку женщина ответила:
– Ну, с него станется… если ему позволить.
Она выплеснула воду на Прайора – в лицо и по всей рубашке. Глаза его распахнулись; белок левого был целиком красным. Щелчок, между металлическими зубцами шокера проскочили белые искры, когда женщина поднесла их к мокрой рубашке. Прайор заорал.
Джеральду пришлось опуститься на четвереньки, чтобы извлечь Мону из-под койки. Руки у него были мягкие и прохладные. Мона никак не могла вспомнить, как она там оказалась, но сейчас кругом все было тихо.
– Ты пойдешь с Молли, Мона, – сказал Джеральд; он был в сером пальто и черных очках.
Ее начало трясти.
– Думаю, стоит дать тебе что-нибудь от нервов.
Мона вырвалась и отпрянула:
– Нет! Не прикасайся ко мне, черт тебя побери!
– Оставь ее, Джеральд, – сказала от двери женщина. – Тебе пора уходить.
– По-моему, ты сама не знаешь, во что ввязалась, – ответил врач, – но все равно – удачи.
– Спасибо. Будешь скучать по этому месту?
– Едва ли. Я все равно собирался уйти на покой.
– И я собиралась, – сказала женщина, и Джеральд ушел, даже слова не сказав Моне на прощание.
– Есть какие-нибудь вещи? – спросила женщина. – Собери. Мы тоже уходим.
Одеваясь, Мона обнаружила, что платье на ее новой груди не сходится, так что пришлось оставить его незастегнутым, поверх надеть куртку Майкла и до подбородка поднять молнию.
28
Компания
Иногда ему было просто необходимо постоять здесь, глядя на Судью, или присесть на корточки на бетонном полу возле Ведьмы. Время, проведенное с ними, будто удерживало память от перескоков, ставило преграду не самим рецидивам, а тому порой возникавшему у него ощущению, отрывистому, неотчетливому чувству, будто пленка памяти все соскакивает и соскакивает с катушки, ее зажевывает… и с каждым разом теряются, уходят частички пережитого… Так и теперь – он сидел, а автоматы делали свое дело, и наконец он заметил, что рядом с ним примостилась Черри.
Джентри остался наверху, на чердаке, с Образом, который он наконец уловил. Он все нес что-то об «узле макроформа». А потому едва выслушал то, что Слик пытался ему рассказать о доме, обо всем этом безлюдном месте и о Бобби Графе.
Так что Слик спустился посидеть перед Следователем в темноте и холоде, мысленно перебирая все операции по его сборке, и какие для этого потребовались инструменты, и где именно он откопал каждую из деталей, а потом Черри, протянув руку, коснулась его щеки холодными пальцами.
– Ты в порядке? – спросила она. – Я подумала, может, на тебя опять накатило…
– Нет. Просто иногда мне надо здесь посидеть.
– Но он подключил тебя к ящику Графа, да?
– Бобби, – сказал Слик, – его зовут Бобби. Я его видел.
– Где?
– Там, внутри. Там целый мир. Там есть серый дом, очень странный, вроде замка, и он в нем живет.
– Сам по себе?
– Он сказал, что Энджи Митчелл тоже…
– Наверное, он спятил. А она была там?
– Я ее не видел. Видел машину. Он сказал, что это ее.
– Последнее, что я слышала: она зависла в какой-то наркоклинике для знаменитостей на Ямайке.
– Не знаю, – пожал он плечами.
– Какой он из себя?
– Выглядит моложе. Кто угодно выглядел бы паршиво со всеми этими трубками и прочей дрянью. Сообразил, что Малыш Африка сбагрил его нам сюда с перепугу. Он сказал, что, если его придут искать, нужно подключить его к матрице.