Я ошибался, конечно же — время костров миновало уже несколько недель назад. Мое ощущение времени было искажено, но все же я различал молочно-белые дымки, извивавшиеся как личинки на сырой земле. Ботва не хотела гореть как следует — огонь лишь тлел красным, когда ветер свежел. Мы обычно пекли картофелины в горячих углях, нетерпеливо тыкая в них палками, чтобы проверить степень готовности. Черная кожура сморщивалась и лопалась. Затем, оттопырив губы, мы вонзали свои зубы в рассыпчатую желтоватую мякоть. Вкус дыма обволакивал наши языки, запах дыма впитывался в наши одежды надолго. Все карманы оттопыривались от каштанов, все пальцы были как будто пропитаны никотином от шелушения каштанов. Маленькие ядра грецких орехов, подобные мозгам цвета слоновой кости, имели горький вкус, если не вышелушить желтую кору из всех впадин…
***
Даже у Крихбаума язык развязался от близости земли. Мне больше не надо было слоняться вокруг, переминаясь с ноги на ногу и изображать понимание. Он разговаривал без приглашения, отслеживая начерченный карандашом на карте курс своим циркулем.
«Надо же, что они выдумали! Как бы там ни было, даже если мы проберемся во внутреннюю гавань, как мы сможем найти нужное судно — ночью? Наверняка в порту будет больше одной лоханки».
Было ясно, что он расценивал всю эту затею как изрядно сырую. «Да ладно, все-таки хоть что-то для разнообразия…»
Вошел Командир и склонился над картой. «Нам лучше проработать вход вокруг островов, Крихбаум. Как название вот этого у входа в бухту?»
«Циес, господин Командир».
«Вот в этой точке должен быть навигационный огонь, но они наверняка их все погасили. Это не поможет».
«В бухте глубина тридцать метров».
«Давайте посмотрим повнимательнее на южный вход».
***
06:00. Круглое отверстие верхнего люка мягко покачивалось туда-сюда на фоне темного неба, его движение различалось по движению россыпи звезд. Я взобрался наверх мимо рулевого, который восседал за своими приборами в носовом углу боевой рубки.
«Прошу добро подняться на мостик!»
«Разрешаю!»
Цепляясь за скобу крышки верхнего люка, я вытащил себя на свежий воздух. Ветер ударил в мое лицо холодом. Его пропитанное влагой дыхание заставило меня передернуться. Непроизвольно я осмотрелся в поисках земли, но неотчетливый горизонт был пуст.
«Ветер завернул на запад час назад», — произнес второй помощник.
На востоке темнота начала бледнеть. Проблеск зеленоватого света плавал над линией горизонта и пробирался вдоль нее все расширявшейся дугой. Мы скользили сквозь рассвет как корабль-призрак. Я едва различал бормотание носовой волны. Туман, приклеившийся к поверхности воды, постепенно рассыпался на отдельные полосы — стало казаться, что дымится сама вода. Постепенно они поднялись, и свет зари стал прокатываться через нас нежными волнами. Разбуженное наступающим днем темное море затанцевало и задрожало при его касаниях.
Второй помощник наклонился над люком. «Передайте Командиру внизу, что наступил рассвет». Затем: «Передайте мичману, что есть шанс определиться по звездам».
С каждой минутой облака загорались одно за другим, и вскоре все небо на востоке вспыхнуло пламенем. Аметистовый свет проплыл над горизонтом и рассеялся. Небесный пожар перемежался облаками, будто черным дымом, их нижние концы были окаймлены фиолетовой бахромой. Полная неразбериха над головой, а вокруг свечение. Мы скользили сквозь зарево на купающемся в огне корпусе подводной лодки.
И вот солнце выпятило свою губу над горизонтом. На минуту-другую небо стало зеленоватым, затем приобрело серо-голубую окраску, которая бледнела у горизонта. Хотя свет солнца усиливался ненамного, оно быстро взбиралось наверх. Когда это произошло, облака потеряли окраску и море снова потемнело. Полоски белой пены прорезали его мрачную поверхность, как трещины в затемненном зеркале.
Сегодня море напоминало просторное взгорье в миниатюре, с округлыми холмами и плавными неровностями. Они проскальзывали под корпус лодки, вызывая его мягкие подъемы и опускания. Складки и морщины появлялись на их боках при каждом дуновении ветра. Дюжина чаек парила над лодкой на неподвижных крыльях. Их оперение попеременно тускнело и вспыхивало ослепительным великолепием, когда они выходили из освещения или снова попадали в лучи солнца. Они вытягивали свои шеи и непрерывно смотрели на нас немигающими глазами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})***
Туман вернулся на вахте Крихбаума. Он нахмурился. Туман на море в сочетании с незнакомой береговой линией были штурманским кошмаром. Страстно желая взять хоть какой-то пеленг, Командир продолжал вести нас на берег на самом малом ходу.
Старший помощник тоже был на мостике. Мы все сосредоточенно вглядывались в водянистую завесу перед нами. Неожиданно часть серой мглы сгустилась и приобрела плотность. Рыболовецкое суденышко пересекало наш курс по носу.
«Мы бы могли спросить их, где мы находимся», — проворчал Командир. «Вы говорите по-испански, Номер Первый?»
«Немного — да, господин Командир».
Старшему помощнику потребовалось некоторое время, чтобы понять, что Командир шутит.
Налетел бриз. Туман постепенно развеялся, и его последние белые полосы исчезли. Ряд скал ясно обрисовался по левому борту.
«Оле!» — вскликнул Командир. «Обе машины стоп!»
Мы были слишком далеко внутри внешней береговой линии.
«Будем надеяться, что у них нет здесь маньяков, желающих подышать свежим воздухом», — проворчал он. «Да и погода не для прогулок».
Наша носовая волна опала. От неожиданной неподвижности и тишины у меня перехватило дыхание. U-A начала мягко покачиваться. Глаза Командира не отрывались от бинокля. Крихбаум тоже тщательно осматривал береговую линию.
«Напомните мне поставить Вам пиво, Мичман», — как бы невзначай произнес Командир. «Похоже, что мы находимся там, где и нам следует быть, вот только слишком близко. Ну хорошо, проберемся к входу и немного изучим движение. Обе машины малый вперед. Держать курс ноль-три-ноль».
Рулевой повторил его команды.
«Какая глубина под килем?»
«Восемьдесят метров», — донесся ответ снизу.
«Продолжайте работать эхолотом, пожалуйста».
Новые клочья тумана дрейфовали к нам.
«Это не так уж и плохо», — прокомментировал Командир. «Впередсмотрящие, следите в оба — нет ли малых судов. Мы не хотим утопить кого-нибудь».
Мы подошли к берегу на добрых два часа раньше, чем предполагалось.
Командир продолжал говорить, наполовину сам себе и наполовину Крихбауму. «Я полагаю, нам лучше всего проскользнуть через северный вход в подводном положении. Мы можем и уйти таким же путем — пока я еще не знаю. Это значит, что нам грузить припасы всю ночь и отдавать швартовы задолго до рассвета. Мичман, я хочу пришвартовать лодку у борта «Везера» к 22:00. Семь часов… Этого должно хватить за глаза, но нам придется пошевеливаться».
Никаких навигационных огней, никаких точек для пеленга, никаких буев на входном фарватере… Каким бы ни был простым любой порт, в него всегда входят и выходят из него с лоцманом. Никакие карты, сколь бы тщательно они не были откорректированы, не освобождали капитана от взятия лоцмана. В нашем случае правила не применялись.
Клочья тумана поднялись снова.
«Все или ничего», — бормотал Командир. «Нам лучше погрузиться, пока не наступит темнота».
Я покинул мостик.
Минутой позже мы погрузились и вышли на перископную глубину.
Работая моторами на малом ходу, мы постепенно подходили ближе к входу в гавань.
Командир уселся верхом на сиденье перископа, повернув козырек фуражки назад, как это делают мотоциклисты.
«Что это за шум?» — быстро спросил он. Мы прислушались. Высокое монотонное гудение, которому аккомпанировал приглушенный грохот барабана.
«Не могу распознать, господин Командир», — сказал Крихбаум.
«Странно. Гидроакустик, что вы слышите?»
«Небольшой дизель, господин Командир», — прозвучал голос Германна.
