услыхала его шаги. Она скрестила руки на груди и опустила голову.
– Сеньора!
Дон Хуан протянул ей руку. Чуть помешкав, Мариана робко подала ему свою, и Дон Хуан поцеловал эту руку.
– Где же мой супруг? Какую весть привезли вы от него?
Дон Хуан, не отпуская руки Марианы, заглянул ей в глаза:
– Ваш супруг далеко, и он любит вас.
– Зачем же он не едет?
– Ему не позволяет море. Стоит Дон Хуану сесть на корабль, как из пучины морской поднимаются ужасные чудовища.
– Море? Боже! – Мариана зарыдала. – Раз море не хочет этого, он никогда не воротится. Чудовища не знают пощады и никогда не умирают. А мне так нужно, чтобы он приехал!
– Он просил передать вам прядь своих волос. Свободной рукой Дон Хуан протянул Мариане медальон. Но она не сразу осмелилась принять его.
– Прядь его волос? Белокурая прядь! Разве Дон Хуан был светловолос? Ах, не могу припомнить! Столько времени прошло!.. – Внезапно Мариана отпрянула от Дон Хуана, схватив медальон. – Его волосы! Он посылает мне свои волосы! Словно посылает свое сердце!
– Да, но почему вы отняли от меня руку? Почему не хотите взглянуть мне в глаза? Разве вы не угадываете там глаз Дон Хуана?
Мариана снова протянула ему руку и наконец оторвала взгляд от медальона:
– Вот вам моя рука, коли желаете. А ваши глаза… Зачем вы так смотрите? Они не похожи на глаза Дон Хуана. Нет, никакого сходства… Но зачем вы так смотрите на меня?
– Просто смотрю.
– А мне нравится. Ваши глаза похожи на звезды. Две звезды, и я уже видала их однажды… Да, да… Однажды эти звезды смотрели на меня, как и теперь. Вы не помните, когда это было?
– Нет.
– И я не помню… Наверно, мне только показалось. Смотрите же на меня! Так хорошо, когда на тебя смотрят звезды!.. Словно внутри у меня что-то засветилось.
– А мои руки? Вам хочется, чтобы они обняли вас?
– Ваши руки?
Дон Хуан обнял ее и прижал к себе.
– Ваши руки!.. Да, мне нравится, нравится… Но зачем…
– Я хочу обнять вас еще крепче. Ваши губы…
Дон Хуан поцеловал ее. Мариана бессильно повисла на его руках, но губ своих не отвела, ответив на поцелуй. В зеркале появилось напудренное лицо дона Гонсало.
Занавес стремительно упал.
6. Но не более чем через минуту снова взмыл вверх. На сцене расположилась живописная группа, шесть человек в масках – по три с каждой стороны – встали у зеркала: архиепископ, коррехидор, капитан, председатель общества верховой езды, настоятель картезианского монастыря и главный судья. Все разряжены в пух и прах.
Перед ними, спиной к публике, стоял и что-то пылко объяснял им Командор. Поодаль, тоже не снимая маски, застыла Эльвира.
– Я видел, как он вошел! – вопил Командор. – И последовал за ним! Он взял ее на руки и понес в спальню, потом раздел и лег с ней в постель. Мариана – его жена, но она не знает, что обнимает собственного мужа. Так что Дон Хуан наставляет рога самому себе!
– Можно сказать, он воздает себе же по заслугам, – заметил коррехидор.
– Но я хочу вас спросить: не зазорно ли для нашей чести сесть за стол с рогоносцем? – спросил Капитан.
– Все зависит от точки зрения, – ответил архиепископ. – Психологически Дон Хуан сам себя украшает рогами, но с нравственной точки зрения он всего лишь выполняет свой супружеский долг. Время и место выбраны не слишком удачно, хотя надо иметь в виду и то, сколько лет они не виделись.
– Протестую, – подал голос главный судья. – Доведись мне разбирать это дело, я обвинил бы супругу в прелюбодеянии.
– Я вел речь не о ней. С ней все ясно: она позволила незнакомцу соблазнить себя.
– А я, – заявил капитан, – брошу в лицо Дон Хуану перчатку, как только он здесь появится. Если все было так, как рассказывает Командор, супругу винить не в чем – Дон Хуан ее загипнотизировал.
– Околдовал, – бросила Эльвира из своего угла.
– Какая же разница? – с вызовом спросил капитан.
– Не знаю. Но мне известна сила его взгляда. Вот уже двадцать лет ношу я в душе след от него…
Капитан решительно выбежал вперед и остановился перед Эльвирой:
– Объяснитесь, кабальеро! Если подозрения мои верны, один из нас здесь лишний. Я из тех, кто содомского греха рядом не потерпит, – добавил он гордо.
Эльвира устало сдернула маску:
– Я женщина.
Капитан в ответ чиркнул по полу перьями шляпы:
– Сеньора… Тысячу извинений… Мужской костюм ввел меня в заблуждение. – И, обернувшись к остальным, добавил: – Так как мы поступим?
Всадник указал на Командора:
– Мы могли бы составить трибунал, который рассмотрит дело и вынесет решение. Нас как раз столько, сколько нужно. Настоятель возьмет на себя защиту.
– Почему вы молчите, падре?
Картезианец поднес палец к губам, и архиепископ поспешил пояснить:
– Но он же картезианец и дал обет молчания. Если понадобится, я скажу за него.
– Где наш подсудимый? Не станем же мы разбирать его дело, если он так и будет оставаться в соседней комнате.
– Надо призвать его.
Дон Гонсало, который стоял все это время посреди сцены – плащ спущен с одного плеча, шпага касается пола, – поднял руки, призывая всеобщее внимание.
– Минуту, сеньоры, минуту! Ведь прежде чем мы учредим трибунал, надо решить один важный вопрос. Кто будет его главой?
Архиепископ и судья хором ответили:
– Я! Кто ж еще?
Они взглянули друг на друга, и в этом взгляде крылось извечное соперничество церкви и государства.
– Сеньор архиепископ, я главный судья, и в данном случае моя кандидатура подходит больше.
– Сеньор судья, я архиепископ и, куда бы ни попал, становлюсь первым.
Командор со смешком встал между ними:
– Ну? Я так и знал! Теперь мы затеем нескончаемый спор. А Дон Хуан меж тем своевольничает!
– Нет, я не отступлюсь, – в сердцах заявил судья. – Там, где речь идет о протоколе, суд будет непреклонен.
– А разве могу уступить я? Ведь даже после смерти я останусь архиепископом. Нет, не могу я совершить такой страшный грех.
– Сделаем иначе, – положил конец раздору Командор. – Пускай каждый из вас двоих займет свое место, а я сяду посередине. Я единственный умерший среди вас и покинул сей мир по вине Дон Хуана, что дает мне особые права. К тому же я – статуя, то есть существо безжизненное, но и значительное, я могу занять вот это кресло, не задевая чьей-либо чести… И, наконец, белизна моего мрамора, оказавшись в центре, уравновесит пестроту ваших нарядов, ведь одеяния ваших милостей никак не гармонируют меж
