сказала Анри, двинулась к себе за шубой.
- Северин, пригляди, - кивнул он тотчас.
Мы вышли наружу через кухонные сени, и я сразу увидела её. Ясное небо, луна над озером в дымке, а по дороге идёт ко мне Алёнушка. Вот я глупая-то, ничего прихватить не догадалась!
- Северин, дуй на кухню, хватай пирог из-под полотенца и тащи сюда.
Он обернулся мгновенно, протянул пирог мне. А я уже кланялась.
- Доброй тебе ночи, Алёна Дмитриевна.
- И тебе, Евгения Ивановна. Звала?
И тут я сообразила, что звать-то звала, всё верно. Но ещё был день белый, а днём Алёнушка не ходит.
- Да у нас тут такое вышло, - я рассказала, как есть, а примостившийся за спиной Северин поддакивал – мол, всё верно, госпожа Мелания из теней смотрела, всё видела.
Меланья из теней? Что-то новое в нашей жизни. Ладно, это потом.
- Не дело это – бабам да детям угрожать, да Евдокию вынуждать оборотничаться, - сказала Алёнушка. – Давай, заберу. Позови, пусть с крыльца сойдут. Дальше уже я сама.
- Господин генерал, наверное, захочет, чтобы по закону, - усомнилась я.
- Так и пусть, - усмехнулась Алёнушка. – Ты скажи ему – кто до забора дойдёт, тот и останется, а кто не дойдёт – значит, судьба такая.
- Да, - прошептал за спиной Северин. – Туда и дорога.
- Зови генерала, - сказала я ему.
Анри появился достаточно быстро – плащ набросил да вышел, замёрзнет ведь!
- Госпожа, - поклонился она Алёнушке, не подходя, впрочем, близко.
- Нам тут предложили почти что божий суд, - усмехнулась я. – И мне кажется, что тот, кто угрожал ножом Дарье, и тот, кто обещал убить Венедикта на глазах у господина Лосева, такой исход вполне заслуживают. Не знаю, что делать с Никанором, но – что-то нужно. А с господином советником ты, наверное, сам разберёшься.
- Чем-то мне это не нравится, - покачал он головой. – Но может быть, это и вариант. Госпожа, а не вернутся ли те, кто не дойдёт до калитки, какими-нибудь тёмными тварями? – он испытующе взглянул на Алёнушку.
- От меня не возвращаются, - покачала та головой.
В усмешке на мгновение показался голый череп с пустыми глазницами… но только лишь на мгновение. И снова это просто Алёнушка – платок пуховый по случаю зимы повязан, полушубок, юбка алая из-под него, волосы видны.
Нужно отдать мужчинам должное – не дрогнули, молодцы. Впрочем… наверное, Северина таким не испугаешь?
А Анри поклонился Алёнушке и пошёл в дом. И спустя малое время вернулся с Трюшоном, отцом Вольдемаром, Лосевым, и двумя солдатами – одного зовут Евстафием, у другого фамилия Лопатин.
- Ну что, храбрецы, умеем с бабами да со старцами воевать, да? – зло сказала я. – Значит, вперёд. Сможете за калитку выйти – уйдёте беспрепятственно. Не сможете – значит, так господь рассудил.
Алёна стояла у калитки с той стороны и улыбалась. Интересно, когда они шныряли по деревне, им хоть кто-нибудь о ней рассказал?
В общем, мужички поверили, что ничего им не будет. Переглянулись почти что радостно, и не чуя никакого подвоха, бодро почесали по натоптанной дорожке к калитке.
Первым вышел Евстафий – тот, который обидел старца Венедикта. Алёнушка с улыбкой протянула к нему обе руки, и в той улыбке мне снова почудился оскал. Обняла его, прижала к себе… и исчез он, как не было его.
Лопатин увидел это… и притормозил.
- Куда он делся? – завертел головой, ничего не понял.
Кажется, он просто не увидел никакой Алёнушки, а только то, что шел человек, и исчез. Он даже притормозил на малое время, потому что одолели его сомнения, так мне показалось. Но вариантов было всего два, или вперёд, в неизвестность, или назад, к наказанию. Он подумал мгновение… и продолжил путь вперёд.
Алёнушка показалась, улыбнулась ему – он увидел, ничего не понял, завертел головой… но она уже обхватила его, прошлась ладонями своими призрачными по плечам его, по бокам… и оба исчезли.
Впрочем, она тотчас же проявилась – одна. Поклонилась нам, очевидно довольная.
- Бывайте, люди добрые.
- И ты бывай, Алёна Дмитриевна, - поклонилась я.
Мы возвращались обратно в молчании, лишь Северин спросил в сенях у генерала:
- А может, я его в тени унесу? – и показывает на лежащего там у стенки Кондрата, уже холодного.
Тот бросил хмурый взгляд на тело, тихо сказал:
- Госпожу Евдокию позовите.
Дуня появилась вскоре, спокойная, как всегда. Глянула на покойника.
- Я готова понести наказание.
- Дуня, ты чего? – вытаращилась я. – Какое ещё наказание? Ты того, сходи к отцу Вольдемару, пусть он тебе покаяние там какое назначит, ну, ещё людей полечишь, да и хорошо.
- Госпожа Евдокия, думайте о том, что этот человек мог бы убить кого-нибудь беззащитного, - веско произнёс Анри. - Вдову с дочкой, которые тут у вас живут, или камеристку маркизы, или соседку какую-нибудь. А вы сделали так, что ничего подобного уже не случится. И я считаю, поступили правильно. А если вас мучает совесть, то последуйте совету маркизы, поговорите со святым отцом. Я думаю, он найдёт для вас нужные слова.
- Да чего там, извела нелюдя – и правильно, туда и дорога, - ворчливо сказал Каданай. – В лесу как – или ты, или тебя. Да в столицах ваших, думаю, так же. Это ваш бог учит, что побили тебя раз, так ты поудобнее встань, чтоб дальше бить было сподручно. А я считаю, кто пошёл против человеческого, того уже не спасти. Так что ты правильно всё сделала, звЕрюшка моя, и не дала ему дальше беззаконие творить. Все рано или поздно предстанем перед предками, и спросят нас – а что мы сделали-то в жизни? А он и ответит – мол, был я убивцем, но добрая женщина помогла мне больше не убивать. И ещё спасибо тебе скажет.
Философия Каданая вызвала у Анри усмешку, он тихонько фыркнул в усы и сказал:
- Северин, ты очень нас всех обяжешь, если освободишь дом маркизы от этой падали.
Северину только того и надо было, раз – и нет больше тела.
А мы вернулись в большую залу.
Там Марьюшка с Меланьей, Ульяной и Пелагеей согрели чай, принесли пирогов и разлили беленькую. Пока накрывали, Анри с Северином увели Астафьева наверх, в крепость, и там магически заперли, в каком-то
