— Посмотри-ка под стол! — ответил Жан Бык.
Туссен тоже взял лампу и наклонился.
— Ох ты! — вскрикнул он, увидев плитку, облитую белым вином и отливавшую в свете лампы. — Кровь!
— Кровь? — переспросил Жан Бык. — Если бы кровь — ладно! Хлеба поел — и кровь восстановилась. Но вот вино можно сделать только из винограда, а виноградники в этом году повымерзли!
— Как?! Он выплеснул свое вино? — взревел от возмущения Туссен.
— Да, это его вино!
— Тогда ты прав: он просто негодяй! Бей его!
— Я ждал твоего разрешения, Туссен, — сказал Жан Бык, вытирая рукавом пот со лба и кипя от злости.
— Еще шаг, и я разобью вам голову, слышите? — пригрозил Вальженез.
— Мало вам того, что вы вино вылили? Хотите и бутылки разбить? — взорвался Жан Бык. — Ведь разобьете-то вы бутылки, а не мою голову — вот так!
— Бей же скорее, Жан! — крикнул Туссен. — Чего ждешь?
— Я одумался, — сказал тот, — и надеюсь, что господин граф тоже возьмет себя в руки.
Потом он продолжал твердо и совершенно спокойно:
— Не угодно ли вам поставить эти бутылки на место, господин де Вальженез, а?
Тот нахмурился: его гордыня яростно боролась с рассудком.
— Ну как? — спросил Жан Бык. — Будем ставить бутылки на стол или как?
— О Жан! — взвыл Туссен. — Я тебя не узнаю!
— Так будем ставить, а? — продолжал Жан Бык. — Раз, два… Берегитесь: счет «три» придется по вашей голове!
Лоредан опустил руки и бесшумно поставил бутылки на каминную доску.
— Отлично! Теперь спокойненько сядем, где сидели.
Лоредан, вероятно, рассудил, что лучший способ обуздать этого дикого зверя — не раздражать его. Итак, он безропотно исполнил второе приказание, как и первое.
Потом в его голове, очевидно, созрел новый план, и он решил пустить в ход средство более надежное, чем сила.
— Туссен, дружище, — обратился Жан Бык к приятелю, — отнеси-ка эти две бутылки в буфет и запри их на ключ. И не будем их больше оттуда доставать.
Туссен повиновался.
— А теперь вы, господин граф, — продолжал Жан Бык, принимая ключ из рук своего товарища, — должны кое в чем признаться…
— В чем же? — спросил граф.
— Вы хотели напоить нас до бесчувствия и, воспользовавшись нашим состоянием, бежать.
— Вы же воспользовались силой, чтобы взять меня в плен, — возразил граф вполне логично.
— Нашей силой — да, но хитрость мы в ход не пускали: мы не чокались, чтобы потом предать. Когда люди чокаются, это свято!
— Будем считать, что я не прав, — промолвил Вальженез.
— Вылить вино! — вмешался Туссен. — Божий напиток!
— Господин граф признал, что был не прав, — остановил его Жан Бык. — Не будем больше возвращаться к этому.
— О чем же еще говорить? — грустно спросил угольщик. — Если я не буду говорить или пить, я засну.
— Спи, если хочешь. Я подежурю.
— А я могу предложить тему для разговора, — сказал Лоредан.
— Вы очень любезны, господин граф, — проворчал Жан Бык.
— По-моему, вы отличные парни… немного горячие, пожалуй, — начал Лоредан, — но в сущности очень славные…
— Как вы об этом догадались? — пожал плечами Жан Бык.
— А я люблю славных парней, — продолжал граф.
— Неужели вы в нас не разочаровались? — в том же тоне спросил плотник.
Туссен внимательно слушал, желая узнать, куда клонит пленник.
— И если, — продолжал тот, — вы хотите…
Он замолчал.
— Если мы хотим?.. — повторил Жан Бык.
— Если хотите, — сказал Вальженез, — я сделаю вас богатыми.
— Дьявольщина! — навострил уши Туссен. — Богатыми? Что ж, поговорим об этом.
— Помолчи, Туссен! — прикрикнул Жан Бык. — Говорю здесь я, а не ты.
Он обратился к Лоредану:
— Объясните-ка свою мысль, наш юный господин!
— Мысль моя проста, и я иду прямо к цели.
— Да, да, пожалуйста! — промолвил Туссен.
— А тебе я велел молчать! — снова прикрикнул Жан Бык.
— Вы трудитесь, зарабатывая себе на пропитание, верно? — спросил граф.
— Несомненно! Мы же не бездельники. А все другие ради этого и работают, — подтвердил Жан Бык.
— Сколько вы получаете в удачные дни?
— В среднем, учитывая дни, когда нет работы, — по три франка, — сообщил Туссен.
— Замолчишь ты или нет, Туссен?
— Чего ради я должен молчать? Господин граф спрашивает, сколько я зарабатываю, я и говорю…
— Три франка в день, — повторил граф, словно не замечая перебранки приятелей, — в месяц это составляет девяносто франков, а в год — тысячу.
— Ну и что? — спросил Жан Бык. — Мы и сами это знаем.
— А то, что я хочу вам помочь в один вечер заработать столько, сколько вы заработаете за двадцать пять лет.
— Двадцать пять тысяч франков? — вскричал Туссен. — Да вы смеетесь! Двадцать пять тысяч франков за вечер — это невероятно!
— Как видите, — продолжал Вальженез, — на эти деньги можно жить в свое удовольствие и не работать, стоит только поместить эту сумму под пять процентов, что принесет вам по тысяче двести пятьдесят ливров ренты.
— Не работать! — повторил Туссен. — Слышишь, Жан? Не работать!
— Что же я буду делать без работы? — простодушно спросил Жан Бык.
— Что захотите: охота… рыбалка, если охота вам не по душе; купите землю, займитесь хозяйством; будете делать то же, что и богатые, что делаю я, например.
— Ну да! — с укором проговорил Жан Бык. — Буду красть шестнадцатилетних девочек у женихов и родителей! Вот как развлекаются те, кто не работает! Вот чем занимаетесь вы, господин граф!
— Да это ваше дело, чем заняться. Я же предлагаю вам пятьдесят тысяч на двоих, по двадцать пять тысяч франков каждому.
— Двадцать пять тысяч франков! — снова повторил Туссен, и глаза его сверкнули.
— Замолчи, Туссен! — строго остановил его плотник.
— По двадцать пять тысяч франков каждому, дружище Жан, — мечтательно произнес угольщик.
— Двадцать пять тысяч зуботычин, если не замолчишь, Туссен!
— Пятьдесят тысяч франков на двоих вы можете получить сегодня же вечером.
— Целое состояние, Жан! Целое состояние! — прошептал угольщик.
— Заткнешься ты или нет, несчастный?! — взревел Жан Бык и занес кулак.
— Узнай хотя бы, как можно их заработать, эти двадцать пять тысяч франков!
— Будь по-твоему, — согласился Жан Бык.
Он повернулся к пленнику:
— Вы оказываете нам честь, предлагая по двадцать пять тысяч франков каждому, господин граф? Не угодно ли вам теперь объяснить, что мы должны сделать, чтобы иметь право на такие деньги?
