— До чего ты глуп даже для овернца!
— Ты так считаешь?
— Да пойми: если хозяин «Божьей милости» увидит, как Туссен-Лувертюр или Жан Бык ведут к нему чужую лошадь, он спросит, где ее хозяин. И что ты ему ответишь? Нет, ты скажи! Если у тебя есть что ответить, бери лошадь и веди ее в «Божью милость».
Туссен покачал головой.
— Мне сказать нечего, — признался он.
— Ну и молчи.
— Я и молчу.
И Туссен прикусил язык.
Снова наступила тишина; нарушил ее Жан Бык.
— Слушай! А что если я тебя кое о чем попрошу? — обратился он к Туссену.
— Я с удовольствием все сделаю, если мне это по силам.
— Давай сначала введем в дом человека.
— Хорошо.
— Раз уж мне его поручили, я за него отвечаю.
— Я тоже за него отвечаю, черт побери! Да нам не он мешает, а лошадь!
— Не перебивай!
— Вот уж я тебя и перебиваю!
— А когда он будет в доме, ты займешься лошадью.
— Займусь!.. Нет, не займусь, я же не знаю, что с ней делать!
— Погоди! Ты ее отведешь назад.
— Куда это?
— В замок Вири, понял?
— А ведь верно!
— Ты сам не додумался бы! — возгордился Жан Бык, довольный собственной сообразительностью.
— Нет.
— Нравится тебе такая мысль?
— Очень!
— Тогда давай отвяжем человека! — предложил Жан Бык.
— Отвяжем человека, — согласился Туссен, на все смотревший глазами своего приятеля.
— Нет!
— Хорошо, не будем отвязывать.
— Да нет же!
— Я уже ничего не пойму, — признался Туссен-Лувертюр.
— Какого черта тебе надо понимать?
— Ну, чтобы… действовать…
— Держи пока лошадь.
— Ладно.
— Ты говоришь: «Отвяжем». Отлично! Если мы будем отвязывать вдвоем, лошадь держать некому.
— Ты прав.
— А когда мы отвяжем человека, лошадь возьмет да уйдет.
— И это верно.
— Тогда не будем вдвоем его отвязывать… Я отвяжу его один, а ты тем временем держи скотину.
— Начали! — скомандовал Туссен, хватаясь за удила.
Жан Бык подошел к иве, достал из дупла ключ и отпер дверь в хижину. Он не любил темноту и потому зажег небольшую лампу.
Наконец приготовления были завершены; он отвязал пленника и без усилий поднял его.
— Теперь налево шагом марш! — скомандовал Жан Бык Туссену, а сам внес графа в дом.
Туссен не заставил повторять команду: не успел его приятель отвернуться, как он сел на лошадь и поскакал так быстро, словно в конце пути его ждал приз города Парижа.
Подъехав к воротам замка, он увидел, что они заперты; он приготовился перелезть через стену, как вдруг послышалось ворчание собаки, и Брезиль встал передними лапами на железную перекладину.
— Ага! — сказал Туссен на овернском наречии, которое так презирал Жан Бык. — Если Ролан здесь, значит, и господин Сальватор где-нибудь рядом.
И действительно, неподалеку почти тотчас мелькнул свет.
— A-а, это ты, Туссен? — послышался голос Сальватора.
— Да, господин Сальватор, это я, — радостно отозвался Туссен. — Я привел вам коня.
— А где всадник?
— О, он в надежном месте, раз находится в руках Жана Быка. Да и я сейчас опять туда пойду, можете не беспокоиться, господин Сальватор! Две руки — хорошо, а четыре — лучше.
И, предоставив Сальватору отвести коня в конюшню, Туссен так прытко бросился назад — да будет сказано это к его чести, — что теперь мог бы оспаривать приз не только в скачках, но и в беге.
II
ГЛАВА, В КОТОРОЙ ГОСПОДИНУ ДЕ ВАЛЬЖЕНЕЗУ УГРОЖАЕТ ОПАСНОСТЬ, А ЖАНУ БЫКУ СТАНОВИТСЯ СТРАШНО
Посмотрим теперь, что происходило в хижине на берегу реки, пока отсутствовал Туссен.
Жан Бык ввел или, правильнее было бы сказать, внес Лоредана де Вальженеза в комнату и временно опустил его, перевязанного, словно мумия, на длинный ореховый стол: тот занимал середину комнаты и вместе с кроватью, наполовину скрытой в подобии алькова, составлял основную меблировку.
Господин де Вальженез лежал неподвижно и напоминал бездыханный труп, который сейчас будут препарировать на столе анатомического театра.
— Немного терпения, любезный мой сеньор, — обратился к нему Жан Бык. — Я только закрою дверь и подберу достойное вас сиденье, а потом развяжу вам руки.
С этими словами Жан Бык запер дверь на задвижку и стал искать, как он сам выразился, достойное сиденье для своего знатного пленника.
Господин де Вальженез не отвечал. Но Жан Бык не обратил на это никакого внимания, потому что счел молчание пленника вполне естественным.
— По чести сказать, мой юный господин, — продолжал он, подвигая к себе ногой хромой табурет, одиноко стоявший в углу комнаты, — здесь, конечно, не дворец Тюильри и вам придется довольствоваться этим предметом.
Он приставил табурет к стене, подложил пробку под слишком короткую ножку, как прилаживают каблуки к туфлям, чтобы добавить себе росту, и вернулся к пленнику, лежавшему на столе по-прежнему недвижимо.
Сначала Жан вынул кляп.
— Ну вот, сейчас дышать вам станет легче! — заметил он.
Но, к великому удивлению Жана Быка, граф вовсе не спешил вдохнуть воздух полной грудью, как обычно бывает с людьми, вновь обретшими свободу или хотя бы возможность говорить.
— Ну как вы, любезный мой сеньор? — как можно ласковее спросил плотник.
Но Лоредан молчал.
— Мы обиделись, господин граф? — спросил Жан Бык, взявшись за веревки, которыми были связаны руки пленника.
Тот упрямо продолжал молчать.
— Можешь прикидываться мертвецом, если тебе так нравится, — продолжал Жан Бык, покончив с веревками.
Руки пленника безвольно повисли вдоль тела.
— Теперь, если угодно, встаньте, монсеньер!
Господин де Вальженез и не подумал шевельнуться.
— Ах так?! — возмутился Жан Бык. — Уж не думаете ли вы, часом, что я надену на вас помочи и буду водить вас как няня — сосунка? Нет уж, спасибо! Я и так сегодня вечером наработался.
Граф не подавал признаков жизни.
Жан Бык остановился и искоса взглянул на пленника, неподвижно и безмолвно лежавшего в тени.
— Вот дьявол! — воскликнул обеспокоенный этим молчанием Жан. — Уж не вздумали ли мы протянуть ножки, лишь бы досадить нашему другу Жану Быку?
Он пошел за лампой и поднес ее к лицу г-на де Вальженеза.
Глаза молодого человека оставались закрыты; лицо было мертвенно-бледным; холодный пот лил с него градом.
— Ну вот! — воскликнул Жан Бык. — Трудился я, а потеет он… Чудной какой-то!
Но обратив внимание на смертельную бледность графа, плотник проворчал:
