Но обратив внимание на смертельную бледность графа, плотник проворчал:
— Клянусь, что-то уж слишком хорошо он притворяется мертвым!
И он принялся переворачивать и трясти пленника изо всех сил.
Тот оставался безучастным, словно труп.
— Проклятье! — вскричал наконец плотник, растерянно глядя на графа. — Проклятье! Уж не задушили ли мы его, сами того не желая?.. Да-а, господин Сальватор будет доволен! Вот мерзавец, а? Ничего эти богатые не умеют сделать по-человечески!
Жан Бык огляделся и заметил в углу огромный кувшин с водой.
— А, вот это мне и нужно!
Он пошел за кувшином, поднял его, встал на табурет рядом со столом и так наклонил сосуд, чтобы вода с высоты четырех-пяти футов падала г-ну де Вальженезу на лицо.
Первые капли не произвели на графа ожидаемого действия, но потом дело пошло лучше.
Ледяная струйка воды, падавшая г-ну де Вальженезу на голову, заставила его вздохнуть, что успокоило Жана Быка: у него самого на лбу от волнения тоже начал выступать пот.
— Ах, черт возьми! — вскричал Жан, шумно дыша от радости, словно с груди у него убрали груз в пятьсот фунтов. — Как вы меня напугали, почтеннейший! Можете быть собой довольны!
Он слез с табурета, поставил кувшин на место и снова подошел к пленнику.
— Хорошо искупались? — проговорил он: насмешливый тон вернулся к нему вместе с уверенностью, что граф не умер. — Теперь дело пойдет лучше, любезный мой сеньор.
— Где я? — заговорил Лоредан (так обычно — непонятно почему — после обмороков спрашивают все, кто возвращается к жизни).
— Вы в гостях у верного друга, — отвечал Жан Бык, развязывая веревки, чтобы освободить пленнику ноги. — Если хотите слезть со своего пьедестала и сесть, я ничего не буду иметь против.
Господин де Вальженез не заставил повторять приглашение дважды: он соскользнул со стола и встал, но затекшие ноги его не держали, и он пошатнулся.
Жан Бык принял его в свои объятия, подвел к табурету и посадил, прислонив к стене.
— Вам удобно? — спросил Жан Бык, присев на корточки и заглядывая г-ну де Вальженезу в лицо.
— Теперь скажите, что вы собираетесь со мной делать? — высокомерно спросил граф.
— Наслаждаться вашим обществом, господин граф… вместе с другом, который вышел на четверть часа, но скоро вернется…
В то время как Жан Бык произносил эти слова, раздался условный стук в дверь.
Услышав этот стук, Жан Бык отпер дверь, и в комнату вошел Туссен-Лувертюр; у него было черное лицо с белыми разводами от пота, и г-ну де Вальженезу почудилось, что перед ним индеец с татуированной физиономией.
— Готово? — спросил Жан Бык у друга.
— Готово, — отвечал Туссен.
Обернувшись к г-ну де Вальженезу, он проговорил:
— Привет всему обществу!
Потом он снова обратился к Жану Быку:
— Почему он такой мокрый?
— Ох, лучше не спрашивай! — отозвался Жан Бык и пожал плечами. — С тех пор как ты ушел, я только тем и занимался, что кропил этого господина.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Туссен, не отличавшийся проницательностью.
— Я хочу сказать, что господину было плохо, — с презрением вымолвил Жан.
— Плохо? — переспросил Туссен, силясь понять, что произошло.
— Ну да, Бог ты мой!
— С какой это стати?
— Да под тем предлогом, что мы ему забили в рот слишком большой кляп.
— Невероятно! — воскликнул угольщик.
Тем временем г-н де Вальженез разглядывал двух приятелей и, вероятно, остался осмотром недоволен: едва открыв рот, он сейчас же снова его закрыл, так и не произнеся ни слова.
В самом деле, выражение лиц Туссена и Жана Быка было достаточно обескураживающим. Если бы у г-на де Вальженеза было хоть малейшее желание бежать, один вид стоявшего перед ним колосса сразу же заставил бы его отказаться от этого опасного намерения.
Он опустил голову и задумался.
III
МЕСТНОЕ ВИНО
Пока граф размышлял, Жан Бык подошел к шкафу, открыл его, достал бутылку, два стакана и поставил их на стол; но, вспомнив, что их трое, снова отправился к шкафу, взял третий стакан, вымыл его, вытер, еще раз ополоснул самым тщательным образом и только после этого поставил на стол перед г-ном де Вальженезом.
Потом он указал Туссен-Лувертюру на стул, сел сам и, поднеся бутылку к стакану пленника, произнес со всей галантностью, на какую только был способен:
— Любезный мой сеньор, мы тюремщики, но не палачи. Должно быть, вы хотите пить не меньше нас. Не угодно ли выпить стакан вина?
— Благодарю! — сухо ответил г-н де Вальженез.
— Не стесняйтесь, мой юный господин! — сказал Жан Бык, продолжая держать бутылку над стаканом графа.
— Благодарю! — повторил г-н де Вальженез еще более сухо.
— Ну, как угодно, сударь! — произнес Жан Бык таким тоном, словно ответ графа задел его за живое.
Он наполнил стакан Туссена.
— Твое здоровье, Туссен! — предложил он.
— Будь здоров, Жан! — ответил тот.
— Смерть всем злодеям!
— Да здравствуют порядочные люди!
Пленник вздрогнул, услышав столь выразительный тост из уст двух решительных собутыльников.
Жан Бык в один прием опрокинул стакан и ударил им об стол.
— Хорошо пошло, черт возьми… Мне так хотелось пить!
— Мне тоже, — поддержал его Туссен, во всем подражая приятелю.
— Еще по одной, Туссен!
— Еще по одной, Жан!
И они опрокинули еще по стаканчику — на сей раз без тостов.
Стремительность, с какой приятели поглощали вино, навела г-на де Вальженеза на счастливую мысль.
Он стал ждать удобного случая, чтобы им воспользоваться, и такой случай скоро представился.
Жан Бык обернулся к пленнику, и лицо графа показалось ему не таким уж нахмуренным; как все сильные люди, он не умел таить зло и потому произнес:
— Напрасно вы привередничаете! Ну, в последний раз, любезный мой сеньор, имею честь предложить вам стакан вина; угодно ли вам принять мое предложение?
— Вы очень любезны, сударь, — отозвался граф, — и я сожалею, что отказался в первый раз.
— Ничего, еще не поздно поправить дело. Пока есть вино в бутылке, а бутылки не кончились в шкафу, вы можете изменить свое мнение.
— В таком случае я принимаю ваше предложение! — подхватил граф.
— В добрый час, мой сеньор! — искренне обрадовался Жан Бык, наполняя стакан графа до краев.
Затем он обратился к своему товарищу:
— Подай еще бутылку, Туссен.
Теперь настала очередь угольщика пойти к шкафу и принести оттуда бутылку.
Жан Бык поскорее принял ее у него из рук, словно боясь, что тот по неопытности ее уронит, и наполнил два других стакана.