от веревок? Вы осмотрели руки, ноги и шею?
Врач нерешительно взглянул на него и тревожно покосился на замершего с открытым ртом Рахута.
— Есть, — кивнул он, наконец. — Её тело было сильно пережато верёвками, и кровоснабжение не успело полностью восстановиться.
— Бьюсь об заклад, что при вскрытии выяснится, что на её сердце сквозная рана, будто оно пробито стрелой, — он поднял чашу и показал её врачу. Тот растерянно смотрел на него.
— Что это значит? — хрипло спросил Рахут. — Мою мать кто-то убил?
— Её убил бог возмездия, — ответил Сёрмон. — Каменная чаша с остатками жертвенной крови, чёрная стрела со свинцовым наконечником и оперением из перьев сокола — птицы Арба. Это древний магический ритуал, заменявший когда-то на Алкоре кровную месть. Врага передавали на суд Огненного бога, который, если вина есть, тут же вершил казнь.
— Я не верю в магию! — воскликнул Рахут.
— Вам легче, — пожал плечами Сёрмон и, поставив чашу на стол, направился к выходу.
— Стой! — крикнул Рахут, и Сёрмон остановился, выжидающе глядя на него. — Вернись.
Сёрмон снова подошёл к столу и посмотрел на чашу.
— Что это за ритуал? — спросил бастард, не отводя взгляда от его лица.
Сёрмон молча и сосредоточенно смотрел на магические атрибуты. У него было такое лицо, что уже невозможно было представить его в роли шута или пажа. Несмотря на гладкую кожу и ясные глаза было видно, что он прожил много лет, тяжёлых, страшных и неприкаянных лет, виной которым было то, что он видел перед собой. Потом он покачал головой и взглянул на Рахута.
— Старый ритуал. Очень старый, — негромко произнёс он, — и потому очень простой и очень действенный. Он обращён к Арбу, который когда-то был не столько богом войны, сколько огненным богом справедливости. Каким-то образом волхвы вызывали его и предавали на суд того, кто, по общему мнению, был повинен в злодеянии. Или близкого родственника этого человека. Если вины не было, огонь отступал, не причинив вреда. Я имею в виду, духовный огонь Арба, а не обычный. Если вина была на жертве или на её родичах, то она умирала оттого, что незримая стрела пронзала сердце. Если стрела была в чаше, то это означало и смерть другого виновного, если стрела сломана, то проклятие ложилось на всех потомков до седьмого колена, если кровь на дне высохла, значит, род пресечётся. Кажется так.
— Откуда тебе это известно? — Рахут, казалось, хотел прожечь взглядом его лицо, но встретив взгляд прозрачных зелёных глаз, тут же отвернулся.
Сёрмон пожал плечами.
— Мне рассказывали об этом с детства. Аристократические роды любят мрачные истории, оправдывающие их негодность проклятием предков. Некогда один из прежних графов Лоуортов убил соседа и украл его дочь. Она сбежала, но через несколько дней его отца нашли мёртвым на полу спальни. На его теле были следы от верёвок, а на столе стояла чаша с воткнутой в неё чёрной сломанной стрелой. Его сердце выглядело как пронзённое чем-то длинным и тонким. На дне чаши была высохшая кровь.
— И что? — воскликнул Рахут. — Твой отец, кажется, процветает на Алкоре, а ты жив и здоров.
— Я — достойный потомок своих предков! — неожиданно и злобно оскалился Сёрмон, так что врач невольно отпрянул, а Рахут снова отвернулся, — Я седьмой в роду, если считать с того похитителя девицы! Ты думаешь, что я смогу произвести на свет благородных продолжателей рода? Я — вершина проклятия Лоуортов, и на мне для них всё закончится. И пусть скажут за это спасибо.
Он смотрел на смущённого и напуганного Рахута.
— Не волнуйся, твоя стрела цела и проклятие твоих потомков не ждёт… Если они будут. Загляни в чашу сам.
Рахут со смятением посмотрел на чашу, а потом на Сёрмона, который с холодным и неотвратимым, как само возмездие, взглядом стоял над ним.
— Я в это не верю! — вдруг крикнул Рахут. — Чушь! Старые боги твоей планеты, которая чёрт знает как далеко отсюда! Откуда они возьмутся!
— Боги идут за людьми, которые верят в них, — пожал плечами алкорец. — Они живут верой. Десять тысяч лет назад частица старого Арба последовала за несколькими сотнями людей, веривших в него. И кто-то из ныне живущих сберёг в себе веру своих предков, а значит, сохранил и его, того бога справедливости, который даже на Алкоре давно уже деградировал до уровня пустого и злобного беса. Кто-то, кто смог вызвать его и заставить вершить суд.
— И я должен поверить в это?
— Ты же веришь в Проклятого? — Сёрмон невесело усмехнулся. — Сейчас узнаем, веришь ли ты. Я скажу тебе правду и посмотрю, как ты на неё отреагируешь. Видишь ли, ты всего лишь глупый и злой мальчишка. Тебе дана власть, но ты используешь её не так, как надо. Для того чтоб получить проклятие на свою голову, не обязательно иметь шесть поколений злобных и развращенных предков, иногда достаточно нескольких лет, месяцев и даже дней, чтоб погубить свою душу, а вслед за тем всё оставшееся тебе время платить, платить и платить по счетам, пока весь долг не будет выплачен. Только цена может быть непосильно велика и тогда очень просто отчаяться и кинуться в бездну. Но это не избавляет от обязанности платить, просто счёт растёт. Ты уже напортачил более чем достаточно. На твоих руках кровь тех, кого религии сотен миров причислили бы к лику святых. Эта цена уже занесена в твой счёт, а платить тебе нечем, потому что душа твоя так же бедна и пуста, как карман нищего. У тебя есть только жизнь, и тебе придется отдать её. Арб сказал, — Сёрмон указал на стрелу в чаше. — Кто-то ещё должен умереть, кто-то, кто виновен. Из родичей этой женщины здесь только ты, и твоя рука лежала на эфесе. Ты — покойник, парень. И не надо заглядывать в чашу, чтоб узнать, что кровь на дне высохла. У тебя не будет потомков, ты просто не успеешь ими обзавестись. Но это уже твоя проблема,
— Ты! — закричал Рахут, вскакивая и вытаскивая из кобуры бластер. — Ты сумасшедший! Я пристрелю тебя как собаку!
— Да, я сумасшедший, — печально улыбнулся Сёрмон. — Но вотпристрелишь ли ты меня? Попробуй. Может, тебе удастся разорвать цепь ужаса, стянувшую твой мозг. Ведь всё взаимосвязано. Магия и твоя вера. Если ты выстрелишь, значит, ты не веришь в Проклятого, всё, что я тебе сказал, — бред безумца, а не выстрелишь, значит, истина моими устами даёт тебе последнее предупреждение. Так как?
Он с любопытством смотрел на Рахута, который застыл с бластером в руке. Было видно, что
