он в смятении. Лицо его побледнело, рука дрожала. Гнев и страх сцепились в его сердце в жестокой схватке и гнев уступил. Мрачно взглянув на алкорца, он опустил оружие.
— Ты проиграл, — с сожалением произнёс Сёрмон. — Боги идут за теми, кто в них верит, и боги мести, в том числе, — он повернулся и пошёл к выходу, но на пороге задержался. — А, может, тебе и повезло. Годами расплачиваться за свою глупость так тяжко. Куда лучше расплатиться за всё разом и сполна. Одним махом. И следующую жизнь начать с чистого листа, белого, как снег на вершинах гор.
Он ушёл. Рахут в смятении смотрел ему вслед, а потом сунул бластер в кобуру и повернулся к врачу. Он старался говорить спокойно.
— Что может сделать комплекс вины и склонность к депрессивным состояниям с далеко неглупым человеком.
Смущенный доктор поспешно закивал.
— Я слышал, что он…
— Неважно! — перебил Рахут. — Я хочу, чтоб мою мать приготовили к торжественному погребению. Погребальный костер пусть сложат на площади. Да, и я не хочу, чтоб её вскрывали.
— Но мы могли бы узнать… — залепетал врач.
— Я не хочу! — злобно оборвал его Рахут. — И уберите это всё со стола! И чтоб мне на глаза не попадались эти вещи! И не беспокоить меня без нужды!
Он выскочил за дверь и побежал по коридорам к себе в апартаменты, а за ним, как тени, неслись его невозмутимые телохранители. Он так и не решился выгнать их из комнаты, потому что его страх был слишком силён.
А Сёрмон вернулся в зал Звезды и присел на подлокотник пустого кресла рядом с Авсуром, который всё так же вёл переговоры по радио, пристально глядя на макет. В промежутке между сеансами он взглянул на Сёрмона и, увидев, как тот выразительно чиркнул большим пальцем по горлу, невозмутимо кивнул. И лишь заметив на его лице мрачную гримасу, спросил:
— Что с тобой?
— Да ну, — отмахнулся тот. — Растравил мне душу этот щенок.
— Что растравил? — с усмешкой спросил Авсур.
— То самое… — проворчал алкорец и, поднявшись, поплелся к пульту связи. Усмешка тут же исчезла с лица Авсура и он, прищурившись, какое-то время смотрел на Сёрмона, а потом, вздохнув, дал связисту сигнал вызывать следующее подразделение.
Путь к столице
I
Мы не торопясь ехали верхом по тёмному ночному лесу. Спешить было некуда, война началась без нашего участия, и шла по всему Дикту и по всей Оне. Время от времени вестовые приносили донесения от лесных отрядов, нападавших на подразделения наёмников. Это были те, чьи акции увенчались успехом, и под рукой оказались таинственные прототипы коммуникаторов Сынов Аматесу. Кибелл слушал молча и, не проявив особой радости по поводу очередной маленькой победы, движением руки отпускал гонца. Дело, наверно, было в том, что его разрозненные силы несли большие потери. Хоть ночь, лес и хорошая военная выучка давали им свои преимущества, на стороне захватчиков был опыт военных действий в экстремальных условиях и мощное оружие, которое по скорострельности значительно опережало даже маленькие боевые луки, не говоря уж об арбалетах. Лишь один раз он слегка оживился, когда молодой монах сообщил, что одним из его собратьев было сбито два летательных аппарата противника. На вопрос, как он это сделал, монах ответил, что он отобрал у наёмников два лучемёта и вместе с настоятелем вёл прицельный огонь.
— Сообразительный парень… — пробормотал король, отпустив гонца. — Эта обитель не принимала никакого участия в исследованиях, касающихся оружия ваших миров.
— Если он понаблюдал за тем, как стреляют, то это не так уж сложно, — заметила я.
— Может, для того, кто с детства видел нечто подобное в фильмах, но не для мальчика, который вырос в лесной обители. Впрочем, они все достаточно смышлёные. Так что, наверно, ты права.
Мы ехали рядом. Едва выехав из долины, диктионцы как-то привычно разделились на пары и тройки и, распределившись на некотором расстоянии друг от друга, двинулись в одном направлении. Они не зажигали огней и разговаривали вполголоса, так что вокруг стояла относительная тишина, и лишь иногда, прислушавшись, можно было понять, что мы совсем не одни в этом лесу.
Кибелл сразу на перевале решительно взял повод моего коня и повёл за собой в чащу, что, видимо, означало изысканное приглашение составить ему компанию. Я не стала спорить. То, что мы весь день обсуждали стратегию и тактику наших предстоящих действий, совсем не утомило меня. Спать, против ожидания, не хотелось, наоборот, я чувствовала себя свежей и бодрой.
Кони уверенно шли по лесу, аккуратно перешагивая через торчащие из земли корни и с легкостью без разбега перескакивая через более серьезные препятствия. Когда чёрный гигант короля поворачивал голову, я видела, как лилово светится во тьме его глаз. Здесь все видели в темноте, и ночь под шатром дремучего леса была для них ясным днём, а мне пришлось тайком достать из сумки коробочку с преобразовательными линзами и налепить их на зрачки. Теперь и я могла разглядеть барсука, пугливо забившегося под куст, стремительный бег по ветвям потревоженной белки и, что самое главное, лицо моего спутника, который сосредоточенно выслушивал сообщения гонцов и в промежутках погружался в мрачную задумчивость.
— По-моему, всё не так плохо, — заметила я после того, как отъехал очередной вестовой. — Твои люди уничтожили уже с десяток подразделений Рахута.
— А сколько их самих было уничтожено? — чуть склонив голову, он хмуро взглянул на меня.
— Немало, но я думала, что у вас ещё меньше шансов, — честно призналась я.
— Я тоже… — кивнул он и, наконец, расправил плечи. — В любом случае, наши враги понесут большие потери, чем мы. В некоторых районах Дикта, самых глухих и болотистых, их нет совсем, и оттуда идут свежие, не потрёпанные в боях силы, а у них не будет ни одного отряда, который бы хоть раз не попал в засаду. Некоторые же, едва отбившись, будут попадать в зону действия другого лесного братства. Их будут бить и гнать до самой столицы, и по дороге они будут встречать всё новых противников. К тому же мои лесные волки хитры и могут задурить голову даже бывалой лисе. Посмотрим. К утру мы уже будем знать примерный расклад, а к вечеру следующего дня увидим, что же есть у нас и что осталось у них.
— Значит, тебя тревожит не то, что сейчас происходит на дорогах?
— Я знаю своих людей не понаслышке, бергара, — покачал головой он. — Я всегда старался жить среди них, ночевал в их домах, принимал ходоков в своих дворцах.
