существу такую власть над ней. Ее страх перед этим существом лишь сделал его еще сильнее.
Но она больше не хотела мстить Бхайраву. Она больше не боялась пишачи. Это было порождение тьмы, но у тьмы был конец. Если Бхайрав был здесь, это означало, что где-то неподалеку он нашел выход на поверхность. И даже если это не так, разве свет и тьма не были лишь порождениями ее собственного разума? Неужели она не сможет увидеть свет в этом адском месте, усеянном костями мертвецов? Все, что ей нужно было сделать, это вызвать в своем сознании Дакша, воспоминание о его поцелуе или одну из его редких улыбок, и тьма тут же рассеялась. Она вспоминала блеск гулмохара, который он оставлял у нее на подоконнике. Она вспоминала запах земли после первого муссонного дождя. Весенние розы. Аромат ночного жасмина. Там, снаружи, был мир света; она просто должна была об этом вспомнить.
– Помнишь, как мы играли в прятки? – спросила она. – Я всегда выигрывала.
Он хмыкнул:
– Я позволял тебе выигрывать.
Она улыбнулась. Почему у нее были мокрые щеки?
– Только ты один нашел это место, так что, похоже, ты и правда выиграл.
– Я умру здесь, – сказал он тихим голосом.
– Нет, это не так. Я собираюсь вытащить тебя отсюда. Ты можешь протянуть мне свою руку?
– Оно еще слишком сильно, – прошептал он.
Она подползла ближе к юноше.
– Продолжай говорить. Какая у тебя любимая сладость?
– Ты знаешь, – сказал он. – Ладду.
– Да. Когда мы были детьми, я воровала их для тебя с кухни.
Она неуверенно протянула руку и коснулась чьей-то спины. Спина напряглась. Она погладила ее, зная, что Бхайрав почувствует прикосновение даже через пишачу. – Ты такой же мой брат, каким был Айан. Ты ведь знаешь это, не так ли?
– Даже после всего, что я сделал?
– Да, – сказала она, и это было правдой. – Позволь мне вывести тебя на свет. Дай мне свою руку.
– Пишача…
– Ему нет места между нами, – сказала она, с каждым словом обретая все больше уверенности. – У нас с тобой есть незаконченное дело, но это больше никого не касается. Ты доверяешь мне?
– Да, – сказал он.
Рука Бхайрава схватила руку Катьяни, и она сжала ее, одновременно отодвигая локтем пишачу, которая сидела у него на груди. На ощупь существо был легким и пустым, как будто с помощью своих слов она морила его голодом. Пишала устало зашипел, но ничего не сказал.
Она подложила руку под голову Бхайрава и помогла ему сесть.
– Где отсюда вход? – спросила она.
– Назад к проходу, прямо вперед на протяжении полумили, – сказал он, задыхаясь. – Затем проход поворачивает направо, там надо подняться в пещеру.
– Пойдем?
Она помогла ему встать, и они вместе пошли обратно к проходу. Теперь, когда на нее опирался Бхайрав, идти было еще труднее. Катьяни продолжала свой жизнерадостный монолог, рассказывая об играх, в которые они играли в детстве, о драках, которые у них были, о наказаниях, которым они подвергались.
Она делала это не только для того, чтобы его подбодрить, но и для того, чтобы напомнить себе, кем они были и что значили друг для друга. Ничто из этого не было ложью. Независимо от того, какие чудовищные планы он вынашивал в своем измученном сознании, все еще был мальчиком, для которого она воровала сладости, мальчиком, которого она поклялась защищать так же, как Айана и Реву.
Бхайрав несколько раз спотыкался, и ему постоянно требовались передышки. Он прислонялся к стене, чтобы отдышаться. Она никогда не давала ему отдыхать слишком долго; тогда было бы слишком сложно продолжать путь.
Наконец был поворот направо, и появился проход наверх. Глаза Катьяни уловили впереди свет.
– Мы почти на месте.
– Для меня все уже кончено.
Его зубы стучали.
– Не говори так.
Она сжала его руку.
– Ничего не кончено. Ни для кого из нас.
Но он не ответил. Сделав следующий шаг, он упал на землю. Она ухватилась за него, чуть не упав сама.
– Не оставляй меня.
Его голос был таким слабым, что она едва могла разобрать слова.
– Я не оставлю тебя, – яростно сказала она со слезами на глазах. – Я вытащу тебя отсюда, даже если это будет последним, что я сделаю.
Она наклонилась, просунула руки ему под мышки и потащила наверх. Ее грудь болела сильнее, чем прежде. С каждым шагом из-под ее повязки сочилась кровь. Пот заливал ей глаза. Катьяни остановилась, чтобы вытереть лицо рукавом, и у нее закружилась голова. Она что, сейчас упадет в обморок?
«Ты можешь это сделать, – сказал Айан из-за ее плеча. – Ты самый сильный человек, которого я знаю».
– Айан, – всхлипнула она. – Помоги мне.
Он наклонился рядом с ней и помог ей поднять Бхайрава, шаг за шагом таща его вперед. Когда она повернулась, чтобы посмотреть прямо на него, то с ней никого не оказалось. И все же это придало ей сил продолжать идти. Увидев свет, она заплакала от облегчения.
– Мы пришли. Ты меня слышишь? Еще чуть-чуть.
Голова Бхайрава откинулась назад; должно быть, он потерял сознание. Она до крови прикусила губу. Как только они окажутся снаружи, с ним все будет в порядке. С ними обоими все было бы в порядке. Они оставили бы все свои кошмары позади, в этих адских туннелях. Он будет свободен от своей тьмы, а она будет свободна от своей боли. Может, его преступления и были непростительными, но она не и обязана была его прощать. Она просто должна была его спасти.
Наконец проход открылся в небольшую пещеру, залитую дневным светом. После столь долгого пребывания под землей это ослепило ее, и Катьяни пришлось потереть глаза руками, чтобы осмыслить то, что она перед собой видит.
Выход наружу находился всего в тридцати футах от них. Там их ждали зеленая трава и солнечный свет.
– Ну же, Бхав, – взмолилась она. – Приди в себя. Видишь свет?
Но Бхайрав не пошевелился.
Она остановилась, чтобы отдышаться и позволить свирепой боли в груди немного утихнуть, а затем выбраться из пещеры. Они вышли в небольшую, поросшую травой рощицу с видом на реку Кен. Солнце было таким ярким, что у нее заболели глаза. Она рухнула на землю рядом с Бхайравом, чувствуя себя так, словно только что заново родилась.
– Мы сделали это.
Она заплакала и обняла его:
– Мы в безопасности.
Глаза Бхайрава невидяще смотрели в ее глаза. Белки сияли пустым светом на его залитом кровью лице.
Катьяни потрясла его за плечи.
– Бхав? Не пытайся меня одурачить.
Но Бхайрав никогда больше не смог бы ее одурачить.
