Илола присел и подал для начала реплику:
— Нет… еще не успели приготовиться для такой широкомасштабной операции.
Тойвиайнен взорвался:
— Как так? Что за проволочки! Это что же, как в той песне поется: «Пусть баня горит, а мы полежим себе!»?
— Давайте спокойно…
— Мой покой ничто не омрачает. А вот полиции следовало бы действовать поживее!
— Давайте-ка выясним прежде, в чем, собственно, дело.
— Да я уже объяснял этому фельдшеру!
— Кажется, да… то есть определенно. И даже ленсман в курсе дела. Но мне еще не все ясно. А именно мне поручено разобраться во всем этом до самого конца.
Уловив с запозданием смысл своих слов, Илола слегка огорчился. Он же слышал, что может произойти, если Тойвиайнен примется объяснять «до самого конца», — на объяснения одного дня не хватит.
Поэтому Илола быстро поправился:
— Итак, я жду подробностей этого события. Для начала очень кратко.
Во время обмена первыми фразами Илола внимательно изучал Тойвиайнена. Тот вовсе не походил на человека, потерявшего много крови, его физиономия была завидно розовой. Он даже пытался привстать и сесть в кровати. Верхняя часть незастегнутой больничной пижамы приоткрылась, и Илола заметил, что повязка огибала шею и шла дальше под мышку. Вскоре Тойвиайнену пришлось вновь принять лежачее положение. Поворачиваясь при этом на правый, неповрежденный, бок, он не спускал глаз с констебля.
Илола, чтобы придать себе более официальный вид, вынул записную книжку и ручку. Положив блокнот на колено, он решил, что запишет лишь самое основное. Возникнет так называемая «голая версия», и, пожалуй, этого «стриптиза» для начала будет достаточно.
— Итак, — сказал Илола, — начнем с самого начала.
Тойвиайнен недовольно пробормотал:
— Так это что: фамилия, находился ли ранее под судом и следствием и…
Илола прервал его спокойным голосом:
— Я имею в виду ход событий. Все остальные формальности будут соблюдены позже, при составлении официального полицейского протокола.
— Ах, вот как… Значит, мне надо рассказать, как все произошло?
— Именно.
В серых, слегка водянистых глазах сапожника Тойвиайнена появилось выражение сосредоточенности. Когда по прошествии минуты он все еще молчал, Илола начал опасаться наихудшего. За морщинистым лбом копошились, очевидно, раздумья о том, с какой стороны лучше открыть словесный поток. Ожидая развития событий, Илола отметил, что, несмотря на преклонный возраст, Тойвиайнен выглядел еще крепким мужчиной. И хотя волосы заметно поседели, они оставались довольно густыми. Тяжелый подбородок, близко сидящие глаза над картофелеобразным носом.
Однако молчание затянулось дольше положенного, Илола вопросительно поднял брови. И сразу вслед за этим выяснилась причина затянувшегося молчания.
Тойвиайнен прокашлялся и посмотрел в сторону. Тон голоса, когда он начал, был слегка раздосадованным:
— С чего начать?.. Сегодня утром мне пришла в голову дурацкая мысль отправиться на дело… законность которого была сомнительной. Ведь наш брат не может знать, что закон говорит о гонке сока…
Илола был немного озадачен таким началом.
Он уже слышал, что Тойвиайнен в суде пытался прикинуться неосведомленным по части законов. Но если под этой «гонкой» подразумевалось самогоноварение, то этот фокус не пройдет. И хотя будто топором вырубленная физиономия Тойвиайнена действительно производила впечатление глупой, за этим грубым обрамлением светились весьма неглупые глаза. Поэтому притворное незнание закона в части самогоноварения никак не вписывалось в эту картину.
Разъяснение недоумению последовало незамедлительно.
— Я не знаю, — медленно произнес Тойвиайнен, — запрещена ли добыча березового сока в это время года или нет. Но если это случилось в чужом лесу, то, надо полагать, за этим может последовать и наказание. Так?
Может, — подтвердил Илола.
— Я подумал, что об этом нужно с самого начала сказать откровенно.
— Правильно сделали.
— Итак, я пошел в березовую рощу… ту, что растет на землях поместья Дома трех женщин. Если слышали о таковом…
— О Доме трех женщин?
— О нем.
— Слышал… в общих чертах. Он располагается где-то около деревни Ала-Коттари.
— Да, там. В ней и моя хибара стоит. Итак. Я высверлил дыры в деревьях, приладил в них трубки, а под ними поставил ведра.
— И сколько было этих ведер?
— Сколько?.. Да около… — И Тойвиайнен быстро сменил тему разговора: — Пребывая затем в ожидании, я погрузился в весеннее очарование природы. День был наполнен светом, листья приятно пахли, пели птицы, а…
— Так-так, — прервал его Илола. — А что, если мы оставим описание прелестей природы и перейдем к тому, что затем произошло?
На лице Тойвиайнена появилось хмурое выражение. В голосе звучала едва сдерживаемая горечь, когда он бросил:
— Тогда-то мне и досталось!
Ожидая продолжения, Илола наклонил голову. Однако из широкого носа Тойвиайнена доносилось лишь пофыркивание. Поэтому констеблю пришлось заняться выуживанием деталей происшествия:
— Вас ударили?
— Как видите.
— Знаете ли вы нападавшего?
— Этой дьявольской физиономии мне никогда не приходилось видеть раньше! — сердито замотал головой Тойвиайнен.
Илола сделал первую запись: «Прест. неизв.». Одновременно он удивился, куда девалось так обильно рекламировавшееся красноречие Тойвиайнена.
Однако долго ему удивляться не пришлось.
Сапожник Тойвиайнен, судя по всему, преодолел языковой барьер, вызванный ожесточением, которое возникло при воспоминании о недавних событиях. Ожесточение смягчилось, и тон стал значительно спокойней, когда он спросил:
— Могу ли я изложить всю эту историю своими словами?
— Конечно.
— Это может занять некоторое время. Я, как известно, основательный в этих делах человек.
Подавляя вздох, Илола произнес доброжелательно:
— Время есть.
— Ну, тогда… Видите ли, произошло все это так. Когда я посиживал там на берегу ручья и покуривал трубочку, в лесу вдруг раздался ужасный треск, заросли ивняка раздвинулись в стороны, как при порыве бури, и из них выступило какое-то живое существо. Все это мне пришлось не по вкусу, поскольку… поскольку совесть моя была не совсем чиста.
— Понимаю, — откликнулся Илола.
— Появился мужчина. Совершенно незнакомый. Я имею в виду его физиономию. И одет он был странно. На голове — шляпа торчком с узкими полями, да еще и с пером. А на ногах такие… как их раньше называли… ну, десантные ботинки. Или даже не совсем ботинки. Скорее сапоги. На отворотах меховая оторочка и застежки. На нем был зеленый пиджак и коричневые галифе. В них, на коленном сгибе, вшиты кожаные вставки, а боковой карман меньше и расположен выше, чем на финских галифе.
Илола слушал все это с некоторым удивлением. Настолько описание было подробным. Но одновременно оно напомнило ему знаменитого лучника, который был когда-то славен своими приключениями в Шервудском лесу.
Не имея в виду ничего дурного, Илола выразил эту мысль словами:
— Похоже на то, что появился сам Робин Гуд.
Лицо Тойвиайнена помрачнело. Лоб собрался в складки, и он буркнул:
— Зубоскалите? Не верите?
Илола поспешил развеять сомнения:
— Верю, конечно! Это только на пользу делу, что вы вспоминаете так подробно.
— Ну ладно… — Тойвиайнен успокоился так же быстро, как и рассердился. Теперь, когда он продолжил, его слова ложились ясно и спокойно: — Насколько я помню, названный вами герой был вооружен луком, чего у встреченного мной человека не было. Но у него был широкий пояс, и на нем в ножнах висел кинжал. — Устремив на Илола прямой и твердый взгляд, Тойвиайнен продолжал: — А чтобы вам не утруждать себя вопросом, откуда мне известен этот вид оружия, объясняю. Во время войны я принимал участие в боях за Салла, а там было много этих самых, братьев по оружию… пронемецки настроенных финских военных. Многие из них носили кинжалы на поясе.
— Все ясно, — ответил Илола. — Доктор также подтвердил, что рана вам нанесена кинжалом. Но как все же произошло это столкновение там, в лесу?
Глаза Тойвиайнена сощурились.
— Сначала некоторое время мы неотрывно смотрели друг на друга. Но затем, когда взгляд этого молодца оторвался от меня… когда он стал озираться по сторонам и увидел просверленные в березах отверстия, трубки в них и ведра внизу… тогда он просто взбесился.
— Вы имеете в виду… его охватил припадок бешенства?
— Вот именно, — вцепился Тойвиайнен в это выражение. — От бешенства он стал бордовым и бросился на меня. Выхватил кинжал из ножен… и… у меня кровь застыла в жилах, когда я увидел, как сверкнуло на солнце это обоюдоострое оружие. Наступая на меня, он стал выкрикивать, будто выплевывая, какие-то иностранные слова. Мое восприятие в то ужасное мгновение так обострилось, что некоторые из этих слов запали в мою память и звучат до сих пор в ушах…
