вскоре на рубежи, занятые танковыми батальонами, вышли 365-я и 371-я стрелковые дивизии.
Но у полуокруженных в Клину вражеских войск оставался еще путь отхода на запад по шоссе Клин — Высоковск. Задачу перерезать это шоссе и полностью замкнуть кольцо вокруг Клина командарм возложил на специально созданную армейскую подвижную группу в составе 8-й и 21-й танковых бригад, 145-го отдельного танкового батальона, 2-го моторизованного и 46-го мотоциклетного полков. Командование группой было возложено на полковника Ротмистрова. Он впервые возглавил более крупное, чем бригада, соединение (пока временное), служившее как бы прообразом танкового корпуса, способное выполнять задачи оперативно-тактического масштаба.
…Это были исключительные по упорству и ожесточению бои. Противник шел напролом, спасаясь от неминуемой гибели или плена в окруженном Клину. Пытаясь расчистить перерезанную группой дорогу, вражеские танки с мотопехотой при мощной поддержке многочисленной артиллерии нанесли встречные удары одновременно из Клина и Высоковска. Советские танкисты и мотострелки понесли большие потери, но выстояли, не пропустили врага. К полудню 15 декабря войска 30-й армии, еще накануне ворвавшиеся в Клин, во взаимодействии с 1-й ударной армией завершили полный разгром клинской группировки противника.
8-я танковая бригада после доукомплектования и пополнения продолжала громить врага уже в составе войск Калининского фронта. Ее вклад в великую победу под Москвой получил высокую оценку. 11 января 1942 года она была удостоена большой чести — преобразована в 3-ю гвардейскую танковую бригаду. Так сформированное всего три месяца назад соединение, мужая в боях, одним из первых влилось в могучую, рожденную в пламени сражений советскую гвардию. 88 бойцов, командиров и политработников бригады за подвиги в боях под Москвой были награждены орденами и медалями, Ротмистров и Шаталов — орденами Ленина.
Думая об опыте применения танков в контрнаступлении под Москвой, Павел Алексеевич считал, что со всей определенностью подтвердилось главное: для проведения решительных наступательных операций на большую глубину и с высокими темпами необходимо иметь в общевойсковых армиях и во фронтах более крупные танковые соединения, чем бригада. Такие соединения в виде армейских подвижных групп не раз временно создавались и успешно действовали в ходе Московской битвы. Весной 1942 года Ставка Верховного Главнокомандования, используя увеличившийся выпуск бронетанковой техники на заводах Урала, приступила к формированию более двадцати танковых корпусов и двух танковых армий. 7-й танковый корпус было поручено формировать Ротмистрову.
В состав корпуса, кроме 3-й гвардейской (бывшей 8-й) танковой бригады, вошли 62-я и 87-я танковые и 7-я мотострелковая бригады, а также разведывательный батальон, зенитно-артиллерийский дивизион, отдельный дивизион гвардейских минометов («катюши»), подразделения управления и материально-технического обеспечения. В целом это было достаточно мощное танковое соединение, насчитывавшее к завершению формирования 5600 человек, 168 танков, 32 полевых и противотанковых орудия, 20 зенитных пушек, 44 миномета и 8 реактивных установок БМ-13.
Корпус дислоцировался в районе Калинина в местах, памятных по жестоким боям осени минувшего года. Радостно было сознавать, что выдержали страшный удар врага, отстояли Москву. Гитлеровский план блицкрига был сорван, потерпел крах, война приобрела затяжной, губительный для врага характер. И вот теперь наращивались силы для неминуемого разгрома гитлеровской нечисти. Но возникали в связи с этим и тревожные мысли, которыми он поделился с начальником Главного бронетанкового управления Я. Н. Федоренко, прибывшим в начале апреля в корпус для ознакомления с ходом его формирования. Яков Николаевич был в приподнятом настроении, радовался, видя прибывшую в 7-й танковый корпус новую могучую технику.
— Что я тебе говорил, Павел Алексеевич, помнишь? — воскликнул он. — Пошли танки с Урала! И есть теперь у нас танковые корпуса, а будут и армии. Возродили наши славные автобронетанковые войска!
— Я бы этого не сказал. До этого, по-моему, еще далеко, — возразил Ротмистров.
— Почему так? — насторожился Федоренко.
— Почти год наши танкисты воевали в составе малочисленных отдельных батальонов, полков и бригад, действовавших как средство непосредственной поддержки пехоты. Они и подчинялись-то в большинстве командирам стрелковых соединений. Это, естественно наложило отпечаток и на тактику, и на психологию танкистов. Многие из них, в том числе и командиры, не мыслят действий в отрыве от пехоты. Теперь нам всем необходимо учиться действовать по-новому. Нужна коренная перестройка, прежде всего психологическая…
— Ну, ты усложняешь, Павел Алексеевич, — перебил его Федоренко. — Психология у нас всех нынче простая: священная любовь к Родине и лютая ненависть к врагу. А остальное, как говорится, приложится.
— Боюсь, что не приложится, товарищ замнаркома, — сказал Ротмистров. — Танкистам надо учиться смело входить в прорыв, действовать самостоятельно, стремительно маневрировать, дерзко и напористо атаковать и контратаковать врага. Без глубокой психологической перестройки тут не обойтись. Командирам и штабам надо научиться гибко и оперативно управлять крупными соединениями в бою и в операции, постоянно заботиться о том, чтобы танки использовались массированно, во взаимодействии с пехотой, артиллерией, авиацией.
— Учиться, конечно, надо, кто же будет спорить, — недовольно сказал Федоренко. — Но люди у нас способные, боевые, быстро освоятся и в новых условиях. Вспомни, Павел Алексеевич, в какой обстановке выстояли — чуть ли не каждый танк Верховный распределял лично. А теперь — вон у нас какая силища!
Да, весной 1942 года многим, в том числе и Павлу Алексеевичу казалось, что за успешным контрнаступлением под Москвой последуют новые наступательные операции советских войск. К сожалению, случилось по-иному. Неудача наших войск в Крыму и особенно под Харьковом позволила гитлеровскому командованию захватить инициативу, предпринять широкое наступление на юге.
Крайне тяжелая обстановка сложилась на Брянском фронте, где ударная группировка противника с выходом в район Острогожска создала угрозу прорыва к Дону и захвата Воронежа. В связи с этим 7-й танковый корпус в конце июня распоряжением Ставки ВГК был поднят по тревоге, спешно погружен в эшелоны и направлен в район Ельца.
К месту выгрузки прибыл начальник Генерального штаба Красной Армии Василевский. Он проинформировал Ротмистрова об обстановке и лично поставил корпусу задачу: немедленно двинуться в западном направлении и обеспечить развертывание 5-й танковой армии генерал-майора А. И. Лизюкова, в состав которой передавался.
— Вы знакомы с Александром Ильичом Лизюковым? — спросил начальник Генштаба.
— Знавал его в бытность преподавателем в академии.
— Да, он тоже преподавал тактику в академии. Это мужественный и талантливый командир, — потеплев лицом, сказал Александр Михайлович. — Он одним из первых в эту войну удостоен звания Героя Советского Союза. В Московской битве командовал оперативной группой, ставшей потом 20-й армией.
Понаблюдав за выгрузкой, Александр Михайлович уехал, предупредив, что впереди наших войск
