Семен Павлович ушел, а мы остались в его конторке. Амурского усадили поудобнее у окна, чтобы ему хорошо было наблюдать за подъезжающими людьми.
— Ну, смотрите, Викентий Петрович, внимательно, не появится ли ваш знакомый в сопровождении бригадира.
— Время-то столько прошло, — сказал Амурский, не отрываясь от окна. — Да и в камере было темновато. На свету я его видел мельком.
Подъехали машины. Вокруг бригадира собирались лесорубы, они закуривали папиросы, крутили самокрутки, говорили громко, перемежая речь крепкими выражениями, которые, по замечанию Амурского, как нельзя лучше дополняли их разговор.
Собралось уже около десяти человек, а Амурский молчал.
Меня тоже одолевали тревога и сомнение — узнает ли Амурский Деверева. Опознание лишний раз подтвердило бы объективность его заявления.
Из кабины последнего лесовоза не спеша вылез мужчина, который по одежде несколько отличался от собравшихся рабочих, хотя и был тоже в сапогах и брезентовой куртке поверх пиджака. Мне бросился в глаза красный свитер под горлышко и поверх него воротник темной рубашки. Хотелось сразу указать на него Амурскому, но пришлось сдержаться и обождать, что скажет он. Мужчина в свитере подошел к бригадиру и о чем-то заговорил с ним. Амурский никак не реагировал, хотя чувствовал, что за его спиной Корольков нервно заходил по тесной конторке, да и я волновался.
— Можно мне пойти посмотреть поближе вон на того, с усиками? С бригадиром стоит...
Я как-то не обратил внимания на усики мужчины в свитере.
— Можно. Попросите прикурить у бригадира.
Я видел, как Амурский подошел к бригадиру, прикурил у него папиросу и вступил в разговор. К этому времени рабочие уже начали расходиться. Амурский должен был вернуться и доложить, опознал он его или нет, а он отослал Семена Павловича к нам, сам оживленно беседовал с мужчиной в свитере.
— Кто он? — спросил я бригадира.
— Тот, с усиками? Да белая кость.
— Почему белая кость?
— Так окрестили его рабочие. Инженер с шахты...
— Деев его фамилия? — пришлось напомнить бригадиру.
— Кажется, Деев.
— Идите к нему и займите его деловым разговором, пока мы тут посовещаемся.
— Есть, — по-военному ответил бывший старшина.
Как только бригадир вернулся к Дееву, Амурский сразу направился к нам. Вошел взволнованный, уставился на меня так, словно в чем-то меня подозревал и ждал признания. Не сказав ни слова, закурил.
— Арестуете его? — спросил он через некоторое время.
— Если он, задержим. Говорите, что вас смущает?
— Да так, ничего. Чувствую себя как-то скверно.
— Жаль стало, Викентий Петрович?..
— Ладно, не будем разводить сантиментов. Это он... Задерживайте, промашки не будет.
Мы пошли с Корольковым к бригадиру и Дееву и пригласили их зайти в контору для разрешения «одного вопроса».
— Прошу предъявить документы, — сказал я Дееву.
Он сразу все понял, побледнел, зашарил в карманах трясущимися руками, лихорадочно ища выход из сложившейся ситуации.
— Оставил, наверное, в машине, в портфеле, — скрывая волнение, заикаясь, сказал Деев. — Я сейчас, мигом принесу. — И метнулся к двери. Но ему преградил дорогу Корольков.
— Сядьте, не торопитесь, — указал я ему на место.
Растерянный Деев послушно опустился на скамейку.
Бригадир быстро принес портфель из машины, в котором мы не обнаружили никаких документов. Только в потрепанной книжке новелл Ги де Мопассана лежало командировочное удостоверение. Деев не переставал искать документы в карманах. Я предложил ему все содержимое из них выложить на стол. Кроме потертой записной книжки и перочинного ножа, у него при себе ничего не оказалось.
— Можно мне задать ему вопрос? — спросил Амурский.
— Задавайте.
Я листал записную книжку, из которой выпадали листочки, испещренные разными пометками, и прислушивался к вопросам Амурского.
— Помнишь меня?
Деев посмотрел на Амурского туманным взглядом и ничего не ответил. Вряд ли он мог его помнить, а если и помнил, то ожидать признания в этой обстановке не следовало.
— В одной камере сидели в тюрьме в Тарту. Неужто забыл?
— Товарищ бригадир, — приходил в себя Деев, — зачем меня сюда позвали? Кто эти люди?
— А вы кто? — спросил я его, продолжая рассматривать не совсем разборчивые записи.
Деев молчал. А я продолжал листать записную книжку. Мне хотелось найти в ней адрес или какие-то пометки, относящиеся к Шляхиной. Ее фамилия на листке с буквой «Ш» не значилась, но зато было записано: «Борок, Аня». Это уже что-то значило! Все сомнения у меня рассеялись. Я даже мысленно улыбнулся при виде этой короткой записи.
— Мы вас задерживаем, Деверев, — объявил я ему, — для выяснения личности. Обыскать! — Это уже Королькову.
Тот обыскал задержанного, но в протокол, кроме записной книжки, ножа, командировочного удостоверения, ста рублей и содержимого портфеля — книги, полотенца и прочих дорожных принадлежностей, записывать было нечего. «Так вот ты какой, Кнехт», — хотелось мне ему сказать, но я промолчал.
Надо было собираться в обратный путь.
— Все сошлось? — улучив удобный момент, шепотом спросил меня Корольков.
— Сошлось. Доказательств больше чем достаточно.
— А мне, наверное, влетит, — сказал озабоченно Корольков.
— За что?
— Ну как же. Три года сидел он у меня под носом, и я ничего не знал.
— А кто знал? Пожалуйста, не переживай. Я поговорю с твоим начальством. Думаю, что они все поймут. Спасибо тебе за помощь.
— Можно еще вопрос ему задать? — не унимался Амурский.
— Наверное достаточно.
— Один, больше не буду.
— Задавайте.
— Почему ты все время расспрашивал меня о Новороссийске? Там, в Тарту?
— Не берите меня на пушку. В Новороссийске я не раз бывал, но вы, видимо, ошибаетесь... Не имел чести там встречаться с вами, вы добросовестно заблуждаетесь.
— Ах ты мразь! — разозлился Амурский и поднес кулак к его носу.
Пришлось вмешаться.
...Возвращались мы с Амурским домой поездом дальнего следования. Обедать ходили в вагон-ресторан. Подолгу там просиживали друг против друга за столом, временами молчали, занятые проплывающими за окнами пейзажами. Амурский в таких случаях не торопился уходить из ресторана. Это я хорошо знал. Оставлять его одного было неудобно, приходилось поддерживать компанию.
Вот и сейчас...
— Можно один вопрос? — спросил Амурский.
— Пожалуйста.
— Работа, насколько я понимаю, закончена. Удовлетворены?
— Не знаю. Пожалуй, нет.
— Что так? — откровенно удивился Амурский, видимо полагая, что мы должны были устроить по этому поводу пир в ресторане. — Затрачены годы, а их не так много отпущено всевышним человеку. Стоит ли их растрачивать на каких-то кнехтов?
