От удара всадника оружие Диего взлетело в воздух, и, не дав юноше опомниться, кабальеро примерился мечом к его шее. Жоан предугадал это, он знал, что Диего не сможет остановить эту движущуюся стальную махину. Но он также не мог позволить, чтобы юноша погиб. Он схватил свою тяжеленную аркебузу за ствол и вскрикнул от боли. Ствол был таким горячим, что обжигал руки. Но Жоан не выпустил его и, прилагая неимоверные усилия, поднял и использовал аркебузу как огромную палицу, изо всех сил ударив ею всадника. Послышался жуткий металлический звук, когда приклад аркебузы ударил о забрало шлема, укрывавшего лицо конника, но тот так прочно сидел в седле и стременах, что Жоану не удалось свалить его с лошади. Однако всадник с поднятым в руке мечом на секунду покачнулся от сотрясения, и этого времени Диего хватило, чтобы откатиться по земле в сторону от этой машины смерти.
Тем временем Сантьяго воспользовался замешательством, нашел место, где доспехи не защищали ноги лошади, и ударил ей в брюхо мечом. Раненое животное заржало, но устояло на ногах, и француз успел нанести еще один смертельный удар одному из аркебузиров. Именно в этот момент подоспели германцы и стали наносить удары пиками в неприкрытые броней места на теле лошади и всадника. Он пытался обороняться с помощью щита и меча, но его доспехи не выдержали. Ландскнехты мгновенно набросились на упавшего воина и своими топориками с острием на вершине покончили с ним. Прочие ландскнехты напали на французов, застрявших в частоколе, чтобы не дать им возможности преодолеть это препятствие. Всадникам удалось свалить нескольких немецких ландскнехтов, но те сорвали вражескую атаку и не дали им проникнуть в ряды защитников.
– Спасибо, дон Жоан, – сказал ему Диего, когда восстановил дыхание и смог говорить. – Он чуть не убил меня.
– Нам безумно повезло, что только один всадник смог преодолеть частокол с нашей стороны, – ответил книготорговец. – Если бы их была дюжина, они бы уже давно уничтожили весь взвод.
Он отдал приказ перезарядить аркебузы и, пока солдаты занимались этим, поискал взглядом рыцаря, которого ранил. Тот проводил перестроение на линии атаки со своими товарищами, чтобы восстановить строй. Вдруг послышался страшный грохот, а за ним еще и еще, на солдат посыпались обломки, а над вершиной холма поднялся густой дым. Французская артиллерия разворотила пороховые запасы испанцев и взорвала их. Пушки Великого Капитана уже не смогут выстрелить.
– Все в порядке! – услышал Жоан, узнав голос Фернандеса де Кордовы, который верхом объезжал войска. – Это предвестие нашей победы! Салют в честь триумфа! Для того чтобы победить, нам не нужны пушки!
Жоан поздравил себя с той славой и авторитетом, которыми пользовался генерал среди своих людей. Никому другому не поверили бы, а ему – да. Они сами нуждались в том, чтобы поверить ему. Никто не сдвинулся с места. Воодушевленные успехом, французы бросились в атаку с новыми силами, но аркебузы были уже заряжены. Ландскнехты расступились, и люди Жоана снова выстрелили. В этот раз французские кавалеристы, которым было оказано сопротивление, поскакали вправо, параллельно линии защиты, в поисках слабого места, через которое можно было бы проникнуть внутрь позиции испанцев. Тем временем аркебузы продолжали метко стрелять, и французы падали один за другим, не сумев обнаружить проход в защитных сооружениях.
Им на помощь подоспели три тысячи швейцарских ландскнехтов из французского войска, которые наступали под бой барабанов, резкие звуки флейт-пикколо с развевающимися на ветру знаменами. За ними шла пехота – еще три тысячи человек. Они расступались, чтобы дать возможность проскакать отступавшим всадникам, и снова сдвигались, формируя прочную стену. Они подняли свои пики в ряд и мужественно переносили выстрелы из аркебуз. Если кто-то падал, то на его место вставал его товарищ из следующего ряда, а когда они достигли необходимого расстояния, с громкими криками бросились бегом в атаку. Пехотинцы могли пробежать между остриями кольев из частокола, и Жоан приказал своим людям, чтобы сразу после выстрела из аркебузы они отходили за спины немецких ландскнехтов. Немцы и швейцарцы столкнулись над баррикадой, приняв вид громадного ежа, состоявшего из оконечностей пик, который конвульсивно двигался. Взвод Жоана воспользовался этим, чтобы снова зарядить аркебузы, зайти с левого фланга и выстрелить в швейцарцев сбоку и с тыла, объединившись с другой частью испанской пехоты, которая с копьями и мечами уже обрушилась на них.
В бой вступили все силы, как только тяжелая испанская и итальянская кавалерия бросилась на остатки французской, а когда она была обращена в бегство – на пехоту. Швейцарский капитан погиб, и вскоре его люди, находившиеся в меньшинстве относительно немецких и испанских пехотинцев, толпой обратились в бегство, внося еще больший хаос в ряды французских пехотинцев и легкой кавалерии, которые пытались вступить в бой, но вскоре были разбиты. Теперь бегство французов стало тотальным, а победители бросились в погоню за побежденными, убивая всех, кто не сдавался. Многим удалось убежать благодаря опустившейся на землю ночной темноте, и только восемьсот человек были взяты в плен.
Жоан пересчитал своих: погибли восемь человек и были ранены трое. Надо было бы радоваться тому, что удалось остаться в живых, но, несмотря на это, Жоан не мог подавить в себе грусть, видя перед собой в свете угасающего дня безотрадную картину тысяч распростертых безжизненных тел.
«Сколько попусту растраченной воинской доблести, сколько потерянных жизней! – думал он, качая головой. Жоан не верил своим глазам. – И это называется победой?»
83
– Пошли, заберем с поля боя все, что удастся унести, – сказал Сантьяго, как только они расположились на ночь. В руках у него был зажженный смоляной факел. – Вы идете?
– Вы собираетесь обокрасть мертвых? – спросил Жоан.
– Ну да, конечно, – ответил Диего. – А по пути покончим с ранеными, чтобы не страдали. Разве вы никогда не принимали участия в сражении? Кроме того, король мне должен кучу денег. Так посмотрим, есть ли тут что-нибудь стоящее.
– Нет, спасибо, Диего, что-то не хочется.
– Надеюсь, что Господь поможет вам выспаться.
И молодые люди вышли, присоединившись к ожидающей их группе, освещавшей себе дорогу факелами.
Ночь, которую провел Жоан, не была такой доброй, как пожелал ему Диего. Несмотря на усталость, он не мог не думать о бойне, и все его мысли были о герцоге де Немуре. Он видел, как тот приближался вместе со своими кавалеристами, как земля дрожала от копыт их лошадей, плюмаж его шлема развевался на ветру, а доспехи блестели, освещаемые закатным солнцем. Был ли он тем всадником, которого Жоан ранил? Он беспокойно ворочался с боку на бок на земле, где прилег, и в конце концов поднялся, взял факел и пошел в сторону поля битвы.
Жоан встал на том месте, где находился во время боя, и осторожно, чтобы не пораниться о колья, с которыми не смогли справиться столько всадников, преодолел заграждение. Зрелище, которое при свете факела предстало перед его глазами, было ужасающим. Почти все тела – как людей, так и лошадей – беспорядочно валялись вдоль длинной траншеи, хотя все поле тоже покрывали лежавшие там и тут трупы. В большинстве своем абсолютно нагие. Повсюду был виден свет от факелов, которые держали солдаты, обиравшие трупы. Кто-то тащил какие-товещи. Время от времени слышались крики и перебранка солдатни. Должно быть, они находили что-то ценное.
– Нелюди, – пробормотал Жоан, стиснув челюсти.
Он подумал, что герцог де Немур, скорее всего, погиб недалеко от частокола в попытке преодолеть его, и продолжил этот жуткий путь, усыпанный телами людей и лошадей, часто лежавших друг на друге.
Видя все это, Жоан думал, что лучше бы он никогда не попал в Сериньолу и не стал свидетелем столь мрачного зрелища. Все эти люди наверняка пообещали своим женам вернуться, как он пообещал Анне. Жоан стал молиться за тех, кто уже никогда не сможет обнять своих любимых.
Над полем витал жуткий запах крови, смешанный с вонью от нечистот, от которого желудок выворачивало наизнанку. Когда Жоан видел стройное, высокорослое тело воина, он останавливался, чтобы вглядеться в его черты, и, если погибший лежал лицом вниз, переворачивал его. Для этого ему приходилось дотрагиваться до трупов, некоторые из которых были еще теплыми, а другие уже начинали застывать, но в любом случае он пачкал руки свернувшейся кровью. От этого его тошнило: Жоан думал о том, что одно из этих тел могло было быть его собственным. Но он заставлял себя идти дальше, ибо был одержим желанием найти де Немура и узнать, была ли его пуля первой, пробившей доспехи герцога.
