Великий Капитан не остановился на отдых, а тут же отправил свое войско в поход на Неаполь, посылая одновременно эмиссаров в близлежащие населенные пункты, которые безоговорочно сдавались. За́мок за за́мком, деревня за деревней, область за областью поднимали испанские флаги. И только через четыре дня Великий Капитан предоставил войску пару дней отдыха, чтобы самому тем временем организовать управление завоеванными землями.
Жоан находился на лугу около небольшой речки, где они разбили лагерь, когда неожиданно явился запыхавшийся Диего.
– Мы восстали!
– Кто мы?
– Испанская пехота, – ответил парнишка с улыбкой. – Нас больше четырех тысяч!
– Опять деньги?
– Да. Мы хотим получить нашу плату, а если денег не будет, то требуем позволить разграбить близлежащую деревню, вроде она богатая. Таков обычай.
– Генерал не может позволить этого. Деревня сдалась без боя, и надо относиться к селянам хорошо. Если начнутся грабежи, насилие и уничтожение сдавшихся, все станут оказывать сопротивление.
– Нам плевать, если денег не будет, мы направимся туда, – ответил Диего возбужденно. – Нас много. Они не смогут нас остановить.
– Будьте разумны. Генерал поступает правильно, и он не виноват, что у него нет денег. Я знаю, что он продал все, что имел, и что наши союзники из Колонны сделали то же самое, чтобы заплатить вам перед битвой при Сериньоле. Они не виноваты, это король не высылает денег.
– Так, значит, король не должен ввязываться в войны, которые не может оплатить. – Взгляд юноши был суров. – Все уже решено: если денег нет, мы добудем их грабежом.
– Диего, не ввязывайся в переделки. – Жоан положил руку ему на плечо, стараясь успокоить. – По крайней мере, сейчас мы не голодны. И рано или поздно ты получишь свои деньги.
– Когда? Когда французы убьют меня?
– Не присоединяйся к подстрекателям, останься в лагере. И даже в мыслях не держи того, чтобы обратиться к генералу или к его офицерам с оружием в руке.
– Больше нас не обманут, – заявил юноша, уходя.
Жоан в волнении бросился на поиски Сантьяго. Он хотел объяснить тому грозящую им опасность и попросить о помощи, чтобы успокоить Диего.
– Он рассержен и чувствует себя обманутым, – объяснил ему галисиец. – Я постараюсь утихомирить его, но это будет сложно.
В ту ночь Жоан записал в своем дневнике: «Ужасы войны заставляют взрослеть слишком рано. Или, скорее, вместо взросления – развращают».
Через Педро Наварро и других офицеров Жоан узнавал о посещениях Великим Капитаном лагеря бунтовщиков. Он понимал, что все это может закончиться рукопашной между соотечественниками, и с грустью думал, насколько же будет цинично умереть от рук своих, выжив после французских копий и пушек.
– Некоторые из них открыто грубят генералу, – рассказывал наваррец. – Солдаты больше не хотят слушать его «сладкие речи», как они говорят. Они отмахиваются от его объяснений, и сейчас роль переговорщика взял на себя Диего Гарсия де Паредес. Суть в том, что эти мерзавцы задерживают нас. Они дают французам время основательно реорганизоваться.
После нескольких дней переговоров самые разумные, включая Сантьяго, условились прекратить мятеж, а наиболее радикально настроенные, оставшись в меньшинстве, согласились с обещанием Великого Капитана заплатить им по прибытии в Неаполь. Наконец войско двинулось в путь.
– Как вас удалось убедить? – спросил Жоан.
– Нам пообещали деньги по прибытии в Неаполь и пригрозили объявить нас предателями, что навеки запятнает честь наших семей в Испании, – ответил Диего раздраженно. – Самые трусливые уступили, и в результате те немногие, кто продолжал упорствовать, вынуждены были подчиниться, в том числе и я.
– Надеюсь, что ты не слишком сильно выступал, – заметил Жоан встревоженно.
Через несколько дней, когда Жоан спал под открытым небом во время остановки по дороге в Неаполь, Сантьяго разбудил его чуть свет.
– Только что арестовали Диего из Бургоса! Его накажут за организацию бунта!
Жоан быстро оделся и, добежав до места, где располагались офицеры, столкнулся с Педро Наварро.
– Ваш человек произносил оскорбительные слова в адрес королей и Великого Капитана, – объяснил он. – Он должен ответить за то, что он сказал тогда. Его будут судить.
– Им же пообещали, что карательных мер не будет.
– Здесь военные, Жоан, – ответил тот, пожав плечами и погладив бороду. – Есть вещи, которые прощаются, но и те, которым прощения нет.
– Диего недавно исполнилось девятнадцать лет. Он очень молод.
– Разве он не мужчина, который взялся за оружие и мог убить? Разве он не угрожал и не оскорблял? Пусть же умрет как мужчина.
– Я хочу поговорить с Великим Капитаном, – заявил Жоан, чувствуя, как все внутри у него сжимается.
– С ним можно поговорить только после…
– После чего?
– После суда. – Наварро сделал недовольный жест.
– Не надо лгать, Педро, – произнес книготорговец с твердостью в голосе. – Вы же знаете, что суда не будет. Это решение было принято несколько дней назад.
– Сегодня генерал никого не примет. Даже не пытайтесь.
– Где парнишка?
– Вам не позволят подойти к нему.
– Неважно. Где он?
– На выезде из деревни, – уступил наконец Педро Наварро, опустив голову. – В направлении Неаполя. Когда войска пойдут маршем, они в любом случае увидят их.
Жоан повернулся, чтобы уйти, но наваррец удержал его за руку. Повернувшись, Жоан наткнулся на его мрачный взгляд. Наварро смотрел ему прямо в глаза.
– Мне очень жаль, Жоан, – почти тепло произнес он. – Мне тоже нравился этот мальчишка. Я попытался смягчить приговор, но слова парня были слишком обидными.
85
Жоан бросился туда, где стоял его конь, и с помощью Сантьяго, стараясь как можно быстрее, навьючил на него свою поклажу. Лагерь, укрытый погребальной дымкой, постепенно пробуждался, и вместо выкриков и острот, с которыми обычно просыпались солдаты, в тот день был слышен лишь шепот: новость быстро распространялась среди испанского войска. Книготорговец направил своего коня в сторону дороги на Неаполь и вскоре разглядел сквозь туман росшие вдоль дороги дубы, подсвеченные утренними лучами. С них свисали жуткие плоды: вздернутые солдаты группами по четыре и пять человек. Приблизившись, он увидел нечто, что не различил на расстоянии. У Жоана волосы встали дыбом от охватившего его ужаса. Между двумя дубами находился человек, проткнутый копьем, основание которого было прочно закреплено на земле. Людей расположили таким образом, чтобы их лица были обращены на дорогу, и солдаты войска, проходя мимо, смогли распознать их. Повешенные уже были мертвы, а многие из посаженных на кол еще переживали мучительную агонию.
Он ускорил шаг, надеясь, что Диего был одним из повешенных, но понял, что ошибался: как ему уже поведал Педро Наварро, юноша, приговоренный к высшей мере наказания, был одним из тех, кого насадили на пику. Конец пики должен был войти в анус, проткнув все внутренности, и через шею достать до головы. Однако это было сложно сделать, поэтому, как и в случае с Диего, конец пики торчал из другой части тела. Нижняя часть пики была надежно закреплена в земле, а сама она по вертикали прошла через все тело, так что другой ее конец торчал из верхней части груди на уровне левой лопатки. Тело Диего соскользнуло с древка, ноги подкосились, и он стоял на коленях в луже крови.
Жоан прыжком соскочил с коня и подошел к юноше, но один из солдат остановил его.
– Если вы дотронетесь до него, вас повесят, – предупредил он.
Жоан резко оттолкнул солдата и, подойдя к своему другу, увидел, что тот тяжело дышит через полуоткрытый рот. Услышав голос караульного, Диего приоткрыл остекленевшие глаза, увидел своего покровителя и, сделав усилие, прошептал:
– Дон Жоан.
– Да, мальчик мой, – сказал Жоан, стараясь справиться с комком в горле.
– Не оставляйте меня.
– Я здесь, я буду с тобой.
– Пить.
Жоан пошел за бурдюком и свинтил с него крышку, чтобы дать Диего воды, но солдат снова остановил его.
– Я сказал вам, что если вы дотронетесь до него, то будете повешены.
Жоан толкнул его и свирепо предупредил:
– Ну так смотри в другую сторону. Потому что если меня повесят, то прежде я убью тебя.
Солдат посмотрел на него. В правой руке Жоан держал бурдюк, а левой сжимал кинжал. Караульный несколько секунд смотрел на Диего, потом тяжело вздохнул и сказал:
– Поторопитесь. Вас не должны увидеть.
Он отошел на несколько шагов к дубам за своей спиной и уставился на повешенных так, как будто раньше не видел их. Осторожно, чтобы Диего не подавился, Жоан стал лить воду ему в рот до тех пор, пока несчастный не напился. Он убрал бурдюк. Наступило молчание. Время от времени Диего пробивала дрожь и он стонал, а кровь стекала по его ногам на землю. Жоан искренне желал, чтобы он поскорее умер и перестал страдать.
