и впервые за много лет она чувствовала себя витражом, в котором каждый кусочек нашел свое место. Она могла колоть железом и дурманить чарами и знала, когда стоило пророчить, а когда – лишь догадываться, что готовит грядущее, как и пристало обыкновенным смертным.
Загодя она взяла пригоршню пепла с одного из погребальных костров, а сейчас заворожила ее и сложила в холщовый мешочек, который привязала к лапе своего ворона.
– Найди ее, – сказала она ворону одними губами, и слова, всколыхнувшиеся с ее губ, обрели плоть и мощь.
Ворон взглянул умным черным глазом – что ни говори, а в птице, выросшей при доме Кейриик Хайре, ведьминской мудрости было поболе, чем в самой Совьон.
Ворон отыщет тукерскую полонянку Жангал, где бы ее ни оставил ее бывший хозяин: в деревне, городе или одинокой лачуге, затерянной среди скал. А когда Жангал дотронется до пепла, то увидит видение, которое для нее приготовила Совьон: о гибели Дагрима и о пути, который отныне для нее свободен.
На вторую лапу ворона Совьон надела колечко из веточки бузины. Жангал возьмет его и, если захочет, то уйдет вслед за колдовским посланником – ничто ее не задержит, покуда в обереге будут теплиться чары.
– Отведи ее на южные болота. – Совьон провела по клюву ворона большим пальцем. – Оставь ее у крыльца вёльхи.
Быть может, Моркка Виелмо не обрадуется такой благодарности. Пошипит, поругается, что Совьон самовольно решила одарить ее ученицей, к тому же такой взрослой. Но вот уже много лет младшая из вёльх не могла отыскать девочку, которая смогла бы стать ее преемницей, – а Совьон не сомневалась, что Моркка Виелмо обыскала все Княжьи горы.
Но в Пустоши она искала едва ли.
Если это судьба, то кто Совьон такая, чтобы ей перечить? Некогда она обуздала собственные чары, но зря взяла на себя слишком много – если в Жангал есть семена колдовства, они должны взойти. Степная шаманка чуяла, что Жангал может стать ворожеей, и – Совьон впервые подумала об этом всерьез – полонянка не утонула в озере. Была ли в том заслуга Совьон, вытянувшей ее тело, или же та просто не смогла утонуть?
Когда дело касалось колдовства, никто не мог дать однозначный ответ.
Пусть будет так. Жангал доберется до хижины Моркки Виелмо, и если вёльха признает в ней преемницу, – а Совьон верила, что так и случится, – то больше Жангал не придется бояться рабства. Она станет срастаться с тем, что Совьон так легко отвергла и с чем так тяжело примирялась за этот год. Несомненно, под крылом Моркки Виелмо Жангал вырастет в вёльху куда более сильную, чем недоучившаяся Совьон. Она получит двойное имя и выучит язык, который поныне помнили лишь северные горы и на котором вершилось колдовство. Она станет собирать травы, заклинать лес и топи, выменивать жизнь на смерть, а смерть – на жизнь, и если такая доля придется ей по душе – хорошо. Не совсем понятно Совьон, но все же хорошо – мало кому по нраву такая страшная тягучая власть, но где убыло, там и прибыло: Совьон лишила клан Кейриик Хайре одной ученицы, и она подарит ему новую.
А главное – она подарит самой Жангал выбор и свободу. Некогда у Совьон не оказалось ни того ни другого, и свою судьбу ей пришлось выгрызать зубами – открещиваться от колдовства, бросаться в битвы. Пусть хоть кому-то на этом свете будет легче.
Она взмахнула рукой, и ворон сорвался в небо.
– Что ты делаешь? – полюбопытствовал Латы.
Он стоял за ее спиной, против солнца: взмыленный, с разлохмаченными волосами. Утро у ущелья было синее, туманное, и Латы освещали холодные лучи.
Синее утро. Еще бы оно было другого цвета.
– Заканчиваю дела, – ответила Совьон, поднимаясь. – Приготавливаюсь на случай, если умру.
Он удивился.
– Вот как? До чего же это мрачно звучит. Ты ведь прошла много битв – неужели ты всегда так рассуждаешь?
– Всегда. – Совьон пожала плечами. – Быть может, я пережила эти битвы именно потому, что всегда была готова к гибели.
Латы это позабавило.
– Надо думать о жизни, не о смерти, – сказал он. – Но так и быть, делай как знаешь.
Пожалуй, так чувствовал бы себя ворон рядом с жаворонком. Латы не был глуп и наивен, и он не меньше Совьон понимал, что их ждет, но казался куда менее угрюмым – даже несмотря на то, что очень изменился с их первой встречи. Он по-прежнему был верным слугой своего князя, только задания ему доверяли все сложнее и опаснее.
Когда они начали спускаться к ущелью, Совьон оперлась на плечо Латы, подражая шагу старухи.
– Поживи с мое, мальчик, тоже начнешь задумываться. – Похоже, так ей на роду написано – видеть и кликать смерть, и ничего-то с этим не сделаешь. Это такое же ее умение, как и владение мечом. – Хотя, может, ты останешься таким же веселым.
Он улыбнулся. Хитро блеснула светлая зелень глаз.
– Что бы с нами ни случилось, в чертоги матери Тюнгаль мы отправимся не одни, а с Сарматом-змеем.
Когда молодой гуратский князь попросил Совьон об услуге, она предупредила, что это обойдется дорого. Хортим Горбович понял – она говорила вовсе не о золоте. Просьба была непростая, но чему Совьон успела научиться у Кейриик Хайре, так это тому, как подвергать опасности других людей и этим выторговывать могущество.
– Но если уж ты заканчиваешь дела… может, мне тоже стоит кое-что сделать… – Он вздохнул. – Прости меня за то, что было перед Красонь-холмом. Когда тебя наказали по моему приказу.
– Даже не начинай.
– Я был в изгнании вместе со своим господином, и мне раньше никогда не доводилось верховодить сотней. – Он горько вздохнул. – Оказалось, что увещеваний и прибауток бывает недостаточно, если дело касается разномастных воинов, набранных из чужих княжеств… и порой приходится использовать силу, чтобы тебя слушались.
– Латы, не оправдывайся.
– И тогда я был… не в себе. Всеми силами пытался не допустить размолвок и неповиновений. Я зря так обошелся с тобой, мне жаль.
Совьон усмехнулась.
– Поверь, я тоже была не в себе. Забудь об этом.
У ущелья еще кипели дела. Это были тяжелые дни – соратники Хортима Горбовича таились от тукерских разведчиков и работали только тогда, когда Сармат-змей не мог облетать Пустошь: случись ему их заметить, все бы пошло прахом. Благо сначала дракон был занят Мстивоем Войличем и его кораблями, а затем наступил летний солнцеворот, и чудище скрылось в горе.
Западню готовили под руководством Фасольда. Воины поднимали и переваливали камни, укрепляли их бечевой и прятали у узкого ущелья медные трубы, привезенные из староярского Божьего терема. Но
