хотя даже в его призраке звенела страшная угроза.
Хортим перестал дышать. Судорожно сжал руки в кулаки: вот оно! Началось.
Сармат-змей встрепенулся. Подобрал лапы, сложил крылья и настороженно прислушался, в любой миг готовый к броску. Подумал ли что-нибудь Ярхо-предатель, Хортим не знал: если он и испытывал чувства, то издали это не читалось.
– Великие боги, – проговорил Микула оторопело и наконец закончил: – Это же драконий рык.
Звук повторился – взлетел волной, затих раскатистым эхом.
– Невозможно. Он умер. – По разбитому лицу Микулы пробежала судорога. – Все видели, как он умер. Это твоих рук дело, Хортим Горбович? С чем ты связался?
Хортим не ответил. Привстал в седле и подался вперед, к самой шее коня. Напряженно вгляделся в дракона – давай же. Давай!
Тукеры верили: раз в год, в зимний солнцеворот, Кагардаш вырывался из царства мертвых, чтобы отыскать Сарамата и утянуть его за собой. Нынче стояло лето, но что значили такие мелочи для легенды, ставшей явью? Обыкновенно Сарамат прятался в Гудуш-горе, и его брат бился о нее, не в силах проскрестись внутрь; но сейчас Сарамат был тут, под открытым небом, и до него доносился рык другого дракона.
Разве вам не страшно, дети Пустоши?
Разве тебе не страшно, Сармат-змей?
Люди перед Божьим теремом растерянно замерли, и Хортим воспользовался этим мигом сравнительной тишины. Он ударил пятками, посылая коня вперед, и расхохотался так громко и безумно, как только мог.
– Почему ты не спешишь на встречу со своим братом, Сармат-змей? – крикнул он залихватски и добавил: – Кагардаш жуур бе таяр. Ташгэр, гарта ичхе бул!
Кагардаш дожидается тебя на востоке. Увидишь его, как взойдет солнце.
Он говорил на языке большинства приспешников Сармата – на языке, который, если верить слухам, любил сам Сармат. Ничто не могло сделать угрозу более осязаемой и понятной.
Сармат-змей изогнул шею и выпустил из ноздрей струйки прозрачного пара.
Хортим знал, что подставлял себя под удар: дракон мог сжечь его со злости. Но Сармат находился в замешательстве и по-прежнему смотрел и слушал. Что ему хохочущий человечек, когда он слышал голос дракона?
Рев раздался в третий раз. Он рокотал предвестием невероятного, от которого кровь стыла в жилах.
Это и стало последней каплей.
Сармат-змей сорвался с крыши и полетел в сторону востока. Ярхо-предатель крикнул брату с земли, но что именно – было не разобрать.
Бой затих, но поднялась суматоха. Тукеры недоуменно зашелестели. Они были напуганы и сбиты с толку – немудрено, ведь был в смятении сам Сармат-змей. Более того: он их оставил. Улетел посреди битвы. Как такое гордым ханам и батырам?
Хортим не удержал злорадной усмешки.
Тукеры слушались Ярхо, но готовились умирать за могущественного змея, а не за предателя, закованного в камень. Ярхо гаркнул, отдавая приказ продолжать, но что им его приказы без молчаливого согласия дракона? Если Хортим хоть что-то и понимал в тукерских нравах, а он вырос, зная о них так много, как знают лишь о соседях и достойных врагах, то выход был один: уйти.
Без Сармата Ярхо подчинились бы лишь собственная рать да то, что осталось от двух княжегорских сотен, – много ли? Ярхо сумеет взять город, но его войска поредеют – что станет делать в следующих битвах, если останется сплошь с каменными калеками? Защитники Старояра себя не щадили и бились на славу.
Хортим не стал дожидаться, когда пройдет первая оторопь и станет еще опаснее – схватят и потребуют ответа за все, что произошло. Оттого он, махнув рукой Архе, погнал коня прочь от Божьего терема и свернул в переулок быстрее, чем его бы сумели остановить.
На немощеной дорожке лежали тела, в переулке – и в этом, и в следующем – пахло затхлостью и дымом.
– Княже, – выдохнул Арха, нагоняя, – они купились!
Как выяснилось позже, не только они.
Битва за Старояр закончилась резко, точно кто оборвал нить вёльхи-прядильщицы.
Волна захватчиков отхлынула с недовольным шипением. Первыми отступили тукеры, а за ними развернул войска и Ярхо-предатель – Сармат-змей подвел его, оставив в неведении и с живыми соратниками, в чьи сердца закралось беспокойство.
Уходя, тукеры выпускали подожженные стрелы, усыпающие деревянные дома; воины Ярхо продолжали крушить черепа и хребты, и поэтому первое, что сделали староярцы, – бросились тушить пожары и помогать раненым.
Хортим знал: это не успех, а так – передышка. Неизвестно, что еще произойдет в полустах верстах к востоку отсюда. Сармат может нагрянуть снова, и он будет злее прежнего.
Когда Хортим оторвался от возможной погони и разузнал, что к чему, он метнулся к гавани. Корабли уже было не спасти, как и постройки у порта, но окрестные дома – еще можно. Светало. Огонь расползался быстро, и были ценны каждые свободные руки – а руки князя мало чем отличались от любых других.
Вести летели быстро, и скоро о словах гуратского князя знали даже те, кого не было на площади у Божьего терема. Хортим от всех отмахивался, ругался и велел тушить огонь, а не донимать его расспросами. «Не знаю, – говорил, – поживем-увидим», а Арха отгонял толпу, все норовившую его обступить.
Но потом на пути вырос Мстивой Войлич.
Князь уже был без кольчуги, в портах и рубахе, закатанной до локтей. На удивление Хортима, он был жив и даже не ранен, а еще – взбешен гибелью своих тридцати кораблей. Мстивой Войлич набирал и выплескивал бочки морской воды с таким усердием, точно до этого не сражался настолько остервенело, что искры отскакивали. И – Хортим даже не сомневался, что так и выйдет, – он потребовал от него ответов.
– Хортим Горбович! – крикнул князь, завидев его у гавани.
Хортим еще держался, но тревоги и пыл потихоньку откатывали; проступала нечеловеческая усталость. Небо набирало цвет – розовый и дымчато-белый.
– Хорти-им Горбович, – повторил Мстивой, оказываясь рядом.
Лицо его было мокрое, наспех обтертое, и Хортим тут же представил свое собственное – все в крови и саже.
– Мстивой Войлич… Думаю, оставим разговоры на потом? Там – огонь…
У порта еще буйствовало пламя, и им следовало спешить на подмогу. Мстивой Войлич коротко кивнул. Он задал один-единственный вопрос, но самый нужный:
– Так это правда, Хортим Горбович?
Хортим взглянул на него с горькой улыбкой.
Правда ли – что? Жив ли Хьялма? Вернулся ли он из чертогов матери Тюнгаль, чтобы завершить свою месть? Сармат-змей перегрыз ему горло, и его тело рухнуло со смертельной высоты, разбившись на глазах сотен людей, – разумеется, он был безвозвратно мертв.
– Нет, – ответил Хортим. – Это чистая ложь.
Воронья ворожея IX
У Совьон – кровь ведьмы и сердце воительницы,
