— Через Ла-Рошель? — Жанна, как истинная аквитанка, разбиралась в товарообороте между континентом и островом.
— Через Руан тоже. Во Фландрии опять же закупали сукно, точнее, обменивали на пряности. Которые шли с Леванта. Сейчас, собственно говоря, пути пряностей мало изменились. Брюгге готов поглотить и перец, и гвоздику, и корицу, и имбирь. Во Флоренции, разумеется, у Кера тоже была большая фактория. Как интендант королевского гардероба, Кер скупал лучшие ткани, кружева, меха и кожу везде, где только мог.
У Жанны мечтательно загорелись глаза, когда она представила королевский гардероб, наполненный доверху, например:
черным лилльским сукном,
зеленым — пикардийским,
цвета морской волны — руанским,
пурпурным — монтивильерским,
серым динанским,
и английским carizez;
бархатом обычным и гладким:
серым,
белым,
фиолетовым,
зеленым,
темно-коричневым
и алым;
и конечно же, королевским голубым, затканным золотыми лилиями;
атласом обычным и с выработкой:
голубой тафтой из Флоренции,
желтой и белой из Болоньи,
зеленым, затканным серебром дамастом из Кипра,
тончайшим льняным полотном из Труа,
голландским полотном,
батистом, узким и широким;
и мехами!
Королевские соболя
и герцогские горностаи.
Спинки, лапки, брюшки.
Манто.
Песцы и куницы.
И пурпурное руанское кружево…
— Да-да, — подтвердил рыжий пират. — Это была воистину сокровищница. И добрый казначей продавал из нее хорошим людям хорошие вещи. По сходной цене.
— Вы же говорили, что он наполнил королевский гардероб! — возмутилась Жанна, которой не дали как следует помечтать о кружевах и соболях.
— Сначала наполнил, а потом понемногу опустошал королевские запасы. Говорят, одних только сукон у Кера конфисковали больше чем на десять тысяч ливров. А еще говорят, что он сделал много добра небогатым людям: если у человека не хватало денег на покупку дорогой вещи, он давал поносить платье или плащ уже за куда более скромную сумму. От короля ведь не убудет, если какой-нибудь торговец чулками покрасуется в добротном костюме пару раз.
— Вы невыносимы! — воскликнула Жанна. — Мне нельзя смеяться! Шпильки вылетят! Вы это сочинили, признавайтесь!
— Если и сочинил, то не я, а народ! — отперся рыжий пират. — Я лишь передаю услышанное. Жак Кер умудрялся торговать зерном с Нормандией и Гиенью, занятыми, как мы помним, англичанами. К вам в Бордо он тоже зерно доставлял. И вообще, говорят, вывозил вплоть до Испании. А про соль я вообще молчу. И про соляные подвалы молчу, и про габель и откуп с него. А где соль, там, как вы понимаете, и рыба. Море. Корабли. Флот Жака Кера стоял в Марселе, у Рене Анжуйского. Именно оттуда он и вез оружие в Египет. И марсельское имущество, замечу, Рене Анжуйский Карлу Французскому не отдал! Как ни уговаривали. И совершенно правильно, я считаю.
— Почему? — тут же спросила Жанна.
— Потому что суда Кера успешно перебегали дорожку и венецианцам, и генуэзцам, да и каталонцам, пожалуй, тоже, если учесть, что товары из Леванта он поднимал не только по Роне, но направлял в Каталонию. Лангедок, находящийся на острие этой торговли, как вы понимаете, был счастлив.
— Мы не понимаем, — пробурчала Жаккетта. — Море большое, что, всем нельзя?
— Море-то большое, да города поделены. Венеция с Генуей мало того, что между собой грызлись за восточную торговлю не на жизнь, а на смерть, так еще старались никого другого к Леванту не подпустить. Без разрешения Генуи лангедокские города ни торговать, ни суда строить не могли. И знали, что если осмелятся больше судов в Левант направить, чем Генуя разрешила, то свои же братья-христиане генуэзские их и потопят.
— Какие страсти вы про генуэзцев рассказываете! — вспомнила не без удовольствия Жанна свое приключение на иоаннитской галере. — Мурашки по коже бегут.
— Торговые войны — самые кровопролитные и затяжные, я вас уверяю, — сказал рыжий пират. — Тут в плен не берут, сразу топят. Чтобы оставить с носом бдительную Геную, лангедокцы для вывоза своих сукон, миндаля и орехов использовали Марсель.
— А покупали что? — спросила уже подкованная Жаккетта.
— Пряности, конечно. Ну и кораллы сардинские. Кораллы любят в Леванте. Но неаполитанские войны сыграли на руку Генуе и Венеции, этим двум морским хищницам. Пока в Марселе не появился, с королевской поддержкой за спиной, Жак Кер. Причем, к удовольствию всего Лангедока, французский казначей и негоциант закупил галеры для своего флота прямехонько у Генуи. Благодаря которым и нанес ущерб торговым генуэзским операциям. Марсельские и лангедокские купцы начали охотно фрахтовать места на керовских галерах для своих сукон и кораллов.
— Я понял, что купцам было выгодно, — а вот какие выгоды были у Кера? — спросил Жерар. — Он же чужие товары на своих кораблях возил?
— Да у него была королевская монополия на торговлю с Востоком! — возмутился рыжий пират. — И право на взимание пошлины с иностранных купцов. А это и власть, и доходы. Через Марсель шла его торговля оружием, серебром, перцем. Ну а фрахт — куда же судовладельцу без фрахта? Это возможность заранее получить средства, ведь по морскому праву купец полностью оплачивает предварительно зафрахтованное место, даже если не смог загрузить его товаром. И если он отказывается от рейса, деньги остаются у капитана. Кстати, возможный выкуп у пиратов тоже включается в расходы.
— Как жаль, что мы об этом не знали, — кровожадно заметила Жанна.
— Так вы же не купцы, — усмехнулся рыжий пират. — Вы товар для той и другой стороны.
— Вот спасибо, — ехидно поблагодарила Жанна. — Теперь мы будем знать, что для капитана пассажиры — всего лишь живой товар.
— Только особо красивые дамы, — утешил ее рыжий пират. — Но, возвращаясь к нашему казначею, скажу, что торговля с Александрией была настолько выгодна, что проще найти новое евангелие от какого-нибудь апостола, чем судовые журналы тех времен.
— Почему?! — взмолилась Жаккетта.
— В них были записаны такие операции, о которых нельзя было знать посторонним, что журналы предпочитали уничтожать, чтобы не попасться с поличным. А на полученные доходы, равно как и на доходы от взимания налогов, Кер скупал земли у обедневших дворян. Причем умудрился купить хорошие земли в Бурбонне у дедушки нашего виконта, герцога Карла Бурбонского. Который после ареста Кера пытался их вернуть, но король их конфисковал в свою пользу. Он вообще, говорили, предпочитал скупать земли именно у титулованных особ, попавших в тяжелое финансовое положение.
