— Хорошо, хорошо, — убедительно сказал рыжий. — Доставим. А где хозяин-то?
— Ккак хде? — покачиваясь, удивился десятник. Он сел и поднял палец вверх: — На кко-ко-ко-королевской свадьбе, вот хде! Прислали, позвали, в-о-о-о-о-о-о-т! Ой, голова болит…
— А поправьтесь, господин десятник, — рыжий пират протянул заветную фляжку, — полечите голову. А свадьба где?
— Снача-ла ты отпей! — недоверчиво сказал десятник. — Пей, я сказал!
— Как скажете, — рыжий пират отхлебнул из горла фляжки. — Прошу.
Десятник Дедье успокоился, отобрал фляжку и начал булькать. Затем уронил ее и захохотал:
— В з-замке Ланже, тс-тс-тс-тс, с-с-с-с-с-с! — и затряс пальцем. — Ссстрашная тайна! Хозяин домой — а его уж ждут, поехали, говорят, король без тебя никак не женится, молодой еще. Вот он и понесся, то есть отбыл, отбыл наш господин, доброго ему здоровьичка!
— А баба с ним?
— Эт-та которая поперек себя шире? — расплылся до ушей счастливый десятник. — Откормлена — ух! Ух! Ух-ух-ух!
Рыжий пират снова сунул ему фляжку с остатками вина, чтобы остановить уханье.
Десятник выпил и сказал:
— Баба с ним. А более я вам ничего не скажу, потому как вы враги!
Снова упал в сено и захрапел.
— Какие же мы враги, господин Дедье, — вздохнул рыжий пират, высвобождая флягу из рук десятника. — Мы ваши лучшие друзья, кто же еще кроме друзей вас обратно уволочет…
— Мы его обратно повезем? — не поверил Жерар. — Зачем?
— Зачем-зачем. А зачем человеку праздник портить? Все, что нужно, узнали. Вернем его в бордель — пусть он думает, что ему все приснилось. Вот только один вопросик меня мучает — в то, что виконт уехал, я верю. Но точно ли он забрал с собой госпожу Фатиму? Не спустил ее в какое-нибудь тюремное узилище?
— Это мы сейчас узнаем, — пообещал Жерар. — Тюрьма здесь, на нижнем дворе, в старом донжоне. Но я верю десятнику — господин виконт еще не наигрался, чтобы так просто свою узницу оставить. Слишком быстро его вызвали. Ждите меня здесь, я быстро проверю.
Он исчез.
Масрур молча двинулся за ним — чтобы подстраховать. Рыжий пират готовил лошадь десятника к обратному путешествию. Обращаясь не то к десятнику, не то к самому себе, он сказал:
— Похоже, служат длинную мессу по избавлению Шатолу от бедствий, я ведь прав, мой пьяный друг?..
— Аха, — неожиданно отозвался из сена десятник. — Ее, рродимую. Достали уже. Ссскоро ангельские крылья у всех отрастут. Тоска…
Жерар с Масруром вернулись с хорошими новостями — тюрьма пуста, открыта настежь. Можно ехать.
Захрапевшего десятника заново взвалили на лошадь.
— Хорошо, что мы фонарь не погасили, — заметил рыжий пират. — Давайте побыстрее свалим из этой обители скорби. Они же не могут весь день в церкви отсиживаться.
— Могут, — мрачно сказал Жерар, первым скрываясь в тайном ходе, уходящем вниз вдоль крепостной стены.
Он дошел до ворот, поднял горящий фонарь, освещая путь идущим позади.
Десятник Дедье поехал обратно к девочкам.
Подземные ворота Шатолу закрылись.
— Даже и не знаю, радоваться или печалиться, — заметил Жерар, запирая их.
— Радоваться, конечно, — посоветовал рыжий пират. — Ты снова побывал в Шатолу и уходишь живым. Да тут отплясывать от радости нужно.
— А госпожа Фатима?
— Мы знаем, что виконт привез ее в замок. И с ней же уехал в замок Ланже. Это тоже хорошо. Просто великолепно, я бы сказал.
— Этому пьянице понравилась госпожа, — заметил по-арабски Масрур. — Госпожа всем нравится.
— Она его поразила, это точно, — ответил ему по-арабски рыжий пират. — Видимо, виконта тоже…
И, передав повод Масруру, чтобы тот вывел лошадь с десятником из подземного хода, рыжий пират тихо сказал на ухо Жерару:
— Жаккетта рассказывала, как виконт гонял их по коврам в порыве страсти. Не удивлюсь, если сейчас ему пришлось в свою очередь улепетывать от госпожи Фатимы…
— Я все слышу, — заметил Масрур.
И добавил:
— Госпожа и не такое может, слава Аллаху.
Впереди засиял выход — светлое пятно в темноте.
* * *
Опять была дорога через лес под низким небом. Снова брод.
Они ушли из города на рассвете, когда ворота только открывались, — и вернулись к закату.
Госпожа Перетта глазам своим не поверила, когда увидела, как господина Дедье, живого, хоть и слегка помятого, осыпанного сеном, заносят и складывают на то же самое место, с которого забрали ночью.
— Увы, дорогая госпожа Перетта, — снабдив свой грустный вздох монетой, объяснил рыжий пират, — накрылись мои мечты о повышении, как выяснилось, медным тазом.
— А чего так? — поинтересовалась сердобольная госпожа Перетта, пробуя монету на зуб.
— Видно, не судьба, — развел руками рыжий.
Госпожа Перетта, взвесив все, решила-таки стукнуть куда следует. Потому что по всем приметам выходило — не душегуб этот рыжий, ой не душегуб. А чего такого бояться? Такого надо сдать кому полагается — потому что она почтенная и добронравная горожанка и всегда стоит на страже порядка в родном городе.
Она послала мальчишку проследить, где квартирует рыжий пират, — и велела затем сразу же бежать в городскую стражу.
Но, к разочарованию госпожи Перетты, мальчишка лишь увидел, как к рыжему присоединились еще двое, толстый и тонкий, и вся троица без промедления покинула город, уехав прямо в ночь неизвестно куда.
Они были последними, выпущенными в этот день из Этревиля, и выполнить свой гражданский долг госпожа Перетта не успела.
* * *
— Я после Шатолу почему-то помыться хочу, — заметил Жерар, когда впереди засветились огоньки селения, где их ждали.
— А я после борделя, — мрачно отозвался рыжий пират.
— А я после пьяного господина, — неожиданно заметил Масрур. — И ухо бальзамом смазать надо, а то распухнет.
Глава X
Жаккетта с Жанной коротали вторую бессонную ночь, когда застучали по улочке копыта и появились три всадника. Даже издалека было понятно, что госпожи Фатимы среди них нет. Но зато они вернулись.
— Как бордель? — спросила Жаккетта, целуя рыжего пирата, спрыгнувшего с коня.
— Великолепно, — отозвался рыжий, обнимая ее. — Я обаял тамошнюю хозяйку, она готова сделать мне постоянную скидку, как самому любимому клиенту.
— Ты был так неотразим?
— Спрашиваешь! Они рыдали, умоляя меня остаться.
— Хвастун!
— Я всего лишь стараюсь не врать, — обиделся рыжий. — Я смогу помыться после тех липких стен? Мы привезли важные новости, но рассказывать о них грязным я не хочу.
