У меня за плечами двадцатилетний опыт их сегодняшних методов работы. Только в былые годы эти деятели порой подводили людей под расстрел за то, чем теперь сами занялись. Хотя какое там занялись. Тогда цеховики, так называемые, исключительно производством занимались. Да еще каким и в каких условиях. А потом их постепенно выбили. Одних расстреляли, других посадили, третьи уехали, у четвертых на всю жизнь охота к делу пропала — стоит ли удивляться, что три четверти новоявленных фирм работают только на уровне случайной информации. Узнают, что в Урюпинске днем с огнем ищут ситец, перехватят его партию где-то в Больших Свистунах — и пошли переговоры типа «…плюс пятнадцать процентов наличными». И как быстро все эти деятели, которые призывали народ ставить общественное выше личного, выучились говорить ключевую фразу «Без учета моих интересов». А вот наладить производство, даже самое выгодное, это не свою пайку драть.
Впервые с совковой системой бизнеса я столкнулся, когда делал рыло директора «Козерога». Позвонил какой-то штымп из малого предприятия «Купи-продай», предложил шесть «Рафиков» за двадцать миллионов. Как каждый уважающий себя бизнесмен, я тут же включился в работу, напряг факс и отправил информацию: пять «Рафиков» за двадцать миллионов, А тот деятель, к которому она попала, тут же вызвонил своего партнера из Белоруссии и заявил, что готов сделать ему четыре «Рафика» за те же двадцать миллионов. На этом напряженному труду нескольких фирм пришел конец, потому что белорусский фирмач ответил: успокойся, это мои «Рафики», и цена двадцать миллионов за десять машин.
Вот на таком уровне и трудятся наши бывшие вождики, мелочь пузатая, не попавшая в новую обойму в отличие от крутой номенклатуры. Или, в крайнем случае, открывают совместный «шоп» и торгуют всяким дерьмом по ценам «ниже рыночных», хотя такой цены в природе не существует. И хорошо, что у них мозга не хватает производством заниматься, потому что это не «всего десять процентов за услуги», тут государство наше родное со своими законами замечательными даже такого волка, как я, за полгода до сумы доведет.
С такими мыслями я полирую адидасовскими подошвами пол спортзала и они помогают мне не сосредотачивать внимания на рвущемся из груди сердце, добирающего оборотов перед включением второго дыхания.
А за спиной мерно дышит в затылок разменявший пятый десяток Рябов, вот что значит пить изредка и морщиться при запахе лучшего в мире табака. Нет, как ни крути, непохожи мы с Рябовым на своих коллег-фирмачей, тех сделать такую разминку под дулом пистолета не заставишь.
— Серега, давай пацана, пока я теплый, — командую Рябову и сбрасываю насквозь промокшую футболку «Рибок», которую пижоны носят с таким видом, будто это смокинг. В зал просочились двадцатилетние детишки; это им помогает отрабатывать удары финансовая помощь банка «Надежда». Тренирует ребят Сережа Авдюшенко, боец, каких мало. Хотя внешне о нем этого не скажешь: тонкое, по-настоящему интеллигентное лицо в очках и фигура явно не качка. Только руки выдают, вернее костяшки пальцев, покрытые громадными мозолями. Обычно о таких ребятах я полуиронично отзываюсь: «Мозоли от того, что передвигаются на четвереньках. Ничего, скоро в людей превратятся», но Авдюшенко в этот пример не вписывается. Он умница, настоящий фирмач, наладил книжное производство и утирает нос горящим синим порохом государственным издательствам. И в охране его совместное предприятие не нуждается — лучшие бойцы города из самых разных бригад, идут в его бесплатную, прошу заметить, школу. Тренирует их Сережа жестко, дрессирует беспощадно — условия, максимально приближенные к боевым. Порой после тренировки кое-кого на носилках выносят, но только полный контакт в боях позволяет его парням держать удары и в настоящих схватках.
Хотя Сереже не двадцать лет, но он постоянно участвует в этих тренировочных боях и мне как-то пришлось увидеть один из таких поединков. Авдюшенко пропустил удар палкой, другого, не сомневаюсь, уже бы в больницу поволокли, но Серега, оттолкнувшись чуть ли не лопатками от пола, вскочил на ноги, не обращая внимания на заливавшую один глаз кровь, и страшным ударом правой руки пробил защиту соперника. Палка треснула, ощетинилась десятками мелких щепок и ребро ладони второй руки нашло цель. Парня этого потом водой отливали, а Серега до врача самостоятельно дотопал. В общем, у такого человека слабовольные не тренируются. Что сейчас меня устраивает.
Парню, которого выставил Рябов, лет двадцать, не больше. У меня уже нет его гибкости и дают знать о себе прожитые годы. Но есть опыт; когда на этого мальчика только делали смету, я уже начинал. Тогда еще телохранителем Вени Горбунова. Уже потом Вениамин был вынужден подчиняться мне, а когда попробовал проявить большую самостоятельность, сделав ошибочные выводы, это стоило Горбунову жизни. В нашем деле очень редко не приходится платить самой дорогой ценой за неверную оценку конкретной ситуации.
Так что кое-какой опыт есть. Мальчик еще шел на меня, а я уже знал, что он первым начнет атаку. Молодость, я бы сам так поступил на его месте: ложная угроза рукой и тут же удар ногой. Только вот не учел мальчик, что перед ним левша, так что заблокировал я его ногу, мгновенно провернулся и послал локоть в солнечное сплетение. Однако, до цели рука не дошла, потому что успел пацан использовать мою спину, как трамплин, оттолкнувшись стопой и мягко перекатившись через плечо, тут же стал в стойку, чуть склонившись к опорной правой.
— Не жалей старичка, сынок, — добродушно пробормотал я перед атакой.
Он отбил ее легко, даже вроде бы с какой-то ленцой. Да, переоценил я себя, бой после хорошей разминки, оказывается, уже не для моего преклонного возраста. Силу пока сохраняю, но дыхалка — ни к черту. Вот тут-то бы и прекратить, но, как отметил Рябов, слишком дорого мне обходится самолюбие. Так что навязал я мальчику открытый бой, практически без защиты, и повелся он на него, потому что молодость еще не знает, как ноют в дождливую погоду старые травмы, а мир принадлежит тебе вовсе не целиком. И когда только защитный шлем спас меня от хорошего нокаута, я все-таки пропустил удар в и без того перебитый в четырех местах нос, но сумел, перед полетом в стенку, ударить ногой в очень интимное место противника, да так, что бандаж ему явно пригодился. Нанеси кто-нибудь из нас роковой удар на долю секунды раньше и он бы стал победителем схватки. А так вполне боевая ничья. Зал плыл перед глазами, я увидел бросившегося ко мне Рябова, противника, медленно встающего на четвереньки, успел облокотиться на стенку и скомандовать:
— Сережа, как там насчет кофе…
И только потом колени дрогнули, я мягко съехал по стене, вытянул ноги, смотрел, как парень начал прыгать на корточках. Это после такого удара, школа Авдюшенко, действительно, дорогого стоит и не зря таких парней содержит «Надежда».
— Ты настоящий боец, сынок, — похвалил я пацана.
Тот нагло осклабился сквозь боль, но все-таки сумел выдавить из себя:
— Спасибо, дорогой папа.
Он имеет право на эту наглость. Когда ему стукнет столько, сколько мне сейчас, это будет все еще великолепный боец. А я в те годы смогу драться только с террористами, выскакивающими из недр компьютера.
— Может тебе вместо кофе бодяги заварить? — заботливо спросил Рябов, когда я приходил в себя перед душем. — И не вздумай сидеть в парилке больше пяти минут. Слава Богу, синяков почти нет. На морде, правда.
У меня хватило сил и на душ, и на парную, а бассейна в этом институте нет, сэкономили гады, так что пришлось возвращаться в душевую и тихонько поскуливать под напором ледяной воды.
Марина раскрыла огромную сумку и быстро собрала на стол, что директор «Среды» послал. А посылать он умеет. Только вот после такой тренировки еще и желудок нагружать мне явно не хочется. Бахнул я залпом полстакана коньяка, подумал, что за сауна, даже фужеров нет, и закусил половинкой лимона. Привычка еще со времен спорта осталась, я имею ввиду лимон. Тогда, между боями, схватил цитрусовый, сожрал по-быстрому и чувствуешь, как возвращаются силы. Это называлось «бросить в кровь», будто желудок и вовсе не при чем.
Марина чуть насмешливо посмотрела в мою сторону, заботливо протянула зажженную сигарету и спросила у Рябова:
— Сережа, а правда он сейчас особенно красив…
— Ага, — тут же согласился Рябов, — так может пару студенточек организовать?
Марина исполнила на себе вид абсолютного безразличия, а я радостно выдавил:
— Молодец, Серега. Мне сейчас только клевой телки и не хватает.
Сережа понял, что на сегодня наше приложение к сауне отменяется и поэтому выдал недовольное соображение:
— У тебя появились другие удовольствия?
Марина обрадовалась, что посторонним девушкам явно не повезло и тут же стала поддерживать сторону не генерального, а коммерческого директора: