Все было готово. Офицеры, приободренные губернатором и полковником, ничего не желали другого, как выступить в поход. Все они жертвовали своим положением в случае неудачи, но эти храбрецы хотели только одного – вернуть Индию Франции. Солдаты были в восторге, и ни один из них не отказался последовать за своими начальниками.
Все шло благополучно, когда в девять часов вечера, в момент открытия гостиных и начала бала, были получены три шифрованные депеши на имя губернатора, полковника Де-Лотрека и командира Бертье, офицера, прикомандированного к батальону сипаев.
Первая депеша разрешала, согласно прошению, бессрочный отпуск исполняющему обязанности губернатора и предписывала взять место на первом же пакетботе, отправляющемся во Францию, передав свои полномочия военному комиссару, а в случае его отсутствия – прокурору судебной палаты.
Вторая назначала полковника Де-Лотрека командиром 2-го полка морской пехоты в Кохинхине, где адмирал Риго Де-Женуйи только что взял Пехио[78], и приказывал ему оставить командование 4-м полком немедленно по получении депеши.
Третья назначала Бертье командиром 4-го полка с приказом довести это до сведения подчиненных и вступить в должность тотчас же по получении депеши.
Вторая часть этой депеши строжайше предписывала ему при малейшем сопротивлении со стороны губернатора и полковника Де-Лотрека арестовать их и немедленно отправить во Францию на авизо «Сюркуф», находящемся на рейде Пондишери, и в этом случае принять управление колонией и пользоваться властью губернатора.
Эти телеграммы сразили господина Де-Марси и полковника Де-Лотрека и привели в отчаяние все войско, ибо полковник Бертье, скрыв вторую часть депеши, которую он должен был показать только в случае сопротивления, немедленно сообщил им содержание первой части.
Все произошло спокойно и мирно, и в четверть десятого полковник Бертье, буквально следуя приказу, принял командование полком.
Губернатор не хотел лишать удовольствия приглашенных, и вечер шел своим порядком, но, как мы уже видели, хозяин с нетерпением ждал окончания скучной церемонии приема гостей и затем отправился на веранду к ожидавшему его там полковнику.
– И я разделяю ваше нетерпение, мой дорогой друг, – сказал господин Де-Марси. – Прошу вас только, когда мы так беседуем вместе, оставьте титул губернатора. К тому же он лишь наполовину принадлежит мне, ибо я замещаю вашего друга Де-Монморена, а через несколько дней и совсем не будет принадлежать мне, когда я вернусь во Францию «согласно прошению». Обычный эвфемизм становится грубостью на фоне последующего сухого приказа вернуться.
Молодой губернатор, ему было около тридцати лет, произнес эти слова тоном, полным горечи, и через некоторое время продолжал:
– Не будете ли вы любезны пройти в мой кабинет. Там мы сможем побеседовать свободно.
– Охотно, мой дорогой друг, – отвечал полковник.
И он последовал за губернатором в его любимую комнату, служившую одновременно курительной и кабинетом.
– Итак, – начал господин Де-Марси, как только дверь плотно закрылась за ними, – какой удар для нас и особенно для бедного Де-Монморена!..
– Здесь, наверное, скрывается предательство!
– Мне пришла в голову та же мысль.
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– Нет! Не Бертье ли, хитрая лисица, замешался тут?
– Он не способен на такое… Подобный образ действий не достоин офицерского мундира.
– Ха!.. Чтобы получить чин полковника?.. Вы знаете, он никогда не добрался бы до него. И если это он, то вовремя догадался.
– Я остаюсь при своем и уверен, что он непричастен к этой подлости. Он хороший служака и честный человек. Такие качества несоединимы с изворотливостью и хитростью доносчика.
– Простите, что я подозреваю его, я слишком мало его знаю. Что бы там ни было, все это случилось не иначе, как по доносу, и, тот, кто взялся за это, получил, во всяком случае, достоверные сведения. Нам ничего не остается, как повиноваться.
– А я еще так радовался случаю отплатить англичанам за все зло, которое они нам сделали!.. Вы сказали, надо повиноваться… А между тем… если захотеть…
– Объясните вашу мысль…
– Хорошо! Если поддержать друг друга… можно было бы сказать, что депеша была получена через час после ухода войск… Такой прекрасный случай ведь больше не повторится!
– Я готов, со своей стороны, сделать все, что вы желаете… Но надо убедить Бертье. Считаете вы это возможным?
– Ни в коем случае!.. Бертье, как вы знаете, прошел через все чины и звания. Это один из тех старых педантов, рабов приказа, которых ничем не убедить, ничем не склонить, особенно когда результатом приказа является чин полковника, который он и не надеялся получить. Не ждите от него никаких уступок… Но можно обойтись и без него.
– Не понимаю вас.
– Четыре старших капитана полка приходили ко мне час тому назад и сказали, что ничего не изменилось в намерениях офицеров и солдат, и если я соглашусь стать во главе полка, все последуют за мной при звуках труб и барабанов.
– А вы что ответили?
– Я просил позволения подумать до полуночи… Что вы посоветуете мне?
– Так как вы заранее были готовы пожертвовать своей служебной карьерой, то я согласился бы на вашем месте.
– В добрый час! Хорошо сказано. В тот день, когда мы вернем Франции не только ее старые владения, но установим еще протекторат над Бенгалией и королевством Лахора, которое мы оставим Нане Сахибу, – какую славу пожнем мы!.. Надо только занять чем-нибудь Бертье до утра, чтобы он не помешал нам. Я знаю его… Если он увидит нас, когда мы будем выходить и его новый полк откажется ему подчиняться, он способен прострелить мне голову…
– Если только вы позволите ему это сделать.
– Само собой разумеется! Но какой шум поднимется! Лучше не допускать до скандала, займите его здесь до двух часов. Этого достаточно, а там уже казармы будут пусты.
– Постараюсь.
– Посмотрим, господа англичане! Судя по тому, что мне сказал посланный Де-Монмореном, мы должны будем прежде всего взять в плен генерал-губернатора Лоренса, находящегося в Биджапуре с небольшим отрядом. Неплохое начало кампании!
– Дорогой полковник, скоро полночь, и время не ждет. Если вы хотите захватить двенадцать пушек из казарм и двадцать четыре с набережной, не теряйте времени.
– Я покидаю вас, мой дорогой друг! Дай Бог успеха! Я отдал бы свою жизнь, чтобы только видеть, как будет развеваться французский флаг в Мадрасе, Бомбее и Калькутте.
– Обнимемся, Лотрек! Бог знает, увидимся ли мы когда-нибудь…
Они крепко обнялись и затем расстались, полные глубоких патриотических чувств.
Полковник вышел в сад, где его ждали капитаны… Можно осуждать действия этих людей с точки зрения дисциплины, но нельзя ими не восхищаться. Они всем были готовы пожертвовать ради своей родины.
Отныне они рисковали, и, в случае неудачи, их выдали бы палачам Лакхнау, Дели, Варанаси как разбойников с большой дороги. И несмотря на это, они шли без колебаний, черпая решимость в ненависти к англичанам, которые за полтора века, пользуясь бедами французов, отобрали у них все колонии. Они опирались на желание восстановить прежнее величие Франции.
После ухода Де-Лотрека господин Де-Марси отправился искать по гостиным нового полковника. Он нашел его на веранде, где тот разговаривал с таким же, как и он, старым служакой, комендантом города, и попросил его зайти к нему в кабинет перед окончанием бала.
– К вашим услугам, господин губернатор, – отвечал старый солдат.
Он точно явился на встречу. Было уже около половины второго ночи, и все уже разошлись. Этот бал устраивался только для служащих и напоминал скорее семейный вечер, а не настоящий бал для всей колонии, продолжавшийся обычно до утра.
Губернатор был один, и Бертье увидел на столе шахматы, великолепные сигары и бутылку шартреза. Все три слабые струнки его натуры были затронуты: ликер изерских монахов, превосходный гаванский продукт и шахматы.
– Дорогой полковник, – сказал господин Де-Марси, – мне захотелось попросить вас посидеть немного со мной. Я давно уже собираюсь обыграть вас в шахматы… Вы, говорят, большой мастер на этот счет… что весьма естественно, ведь эта игра прообраз войны.
Старый солдат был польщен вниманием, приправленным такой тонкой лестью, и партия началась. Господин Де-Марси был такой же искусный игрок, как и полковник, и скоро оба так углубились в свои ходы, что стали совершенно безразличны ко всему, что происходило вокруг.
Губернатор забыл в конце концов, что это западня, расставленная им полковнику, и играл с полным увлечением. Ставка стоила того: обладание Индией!..
– Шах! – сказал полковник после серии блистательных ходов, при которых он потерял ладью и двух коней, но зато загнал короля противника в угол вместе с ферзем, ладьей, оставшимся у него еще слоном и армией пешек, призванных остановить неприятеля. Был нанесен ловкий удар, и господину Де-Марси угрожал форсированный мат в три хода. Он сжал свою голову руками и задумался, как бы лучше исправить ошибку. Можно было вокруг него стрелять из пушек, и он бы не услышал.
