ни в чём не повинным детям. Злоба на «Чёрное Солнце» и самого себя нахлынули на пророка, отчего его зубы заскрежетали, а во рту почувствовался вкус крови от закушенной губы. Тем временем женщина на помосте плакала навзрыд, признавая свою вину и раскаиваясь, она умоляла не трогать её детей, ведь они ни в чём не виноваты. И прежде чем рука палача потянула за рычаг, мужчина выкрикнул: «Да простит нас Создатель за поклонение злой Богине!» А затем люк под ногами висельников открылся. Петля затянулась, и на верёвке повисли два тела, судорожно дёргая ногами.
После казни толпа стала расходиться, а Эдвард всё так же стоял перед помостом, погружённый в свои мысли, глядя в открытые глаза двух мертвецов. Он не обращал внимания ни на взгляды людей, проходящих мимо, ни на стражников, велевших ему убраться с площади, ни на своих спутников, которые тщетно пытались привести его в чувство. Ничто не могло отвлечь пророка от потока своих рассуждений до тех пор, пока нежные руки Милы не обняли его. Это вернуло Эдварда к реальности, и, посмотрев на стражника перед собой, он спросил его:
— Кто приговорил этих людей к смерти?
— Что? Не твоё дело! — Рявкнул в ответ страж порядка. — Убирайся отсюда!
— Моё имя Сэйшин, я расследую дело «Чёрного Солнца». Должен ли я считать, что ты препятствуешь моему расследованию?
— Да считай, как хочешь, но если ты сейчас не уберёшься отсюда, то пеняй на себя!
— Я провожу расследование, и стоит мне выяснить, что лорд Хальты приговорил к смерти невиновных людей, то тут же полетят головы. Знай, что начну я именно с тебя.
— Да ты не в себе, раз смеешь угрожать гвардейцам Хальты!
Стражник достал топор и направил его в сторону Эдварда, но пророк ничего не сказал в ответ, а просто попросил Вилену проводить его на постоялый двор, развернулся и пошёл в другую сторону. Гвардеец, преисполненный уверенности в своей власти в этом городе, решил задержать грубияна, но не смог сдвинуться с места. Его ноги не слушались, как бы тот ни старался ими пошевелить. Так продолжалось до тех пор, пока фигура человека в маске не скрылась из виду.
«Стража заодно с культом. Я не знаю, почему именно, но как только я оказался рядом с этим гвардейцем, то почувствовал что-то странное в нём, словно передо мной стоял раб, и я мог распоряжаться им, как мне заблагорассудится. Должно быть, адепты культа использовали на этих людях какую-то магию для подчинения, возможно, это должно работать лишь с обладателями силы Арсхель. Тогда почему он ничего не сказал мне? Я смог парализовать его, но ответа на вопрос так и не получил. Я не понимаю».
В комнате на постоялом дворе, где остановился Баламар, Эдвард сидел на кровати в ожидании своего наставника. Обель, Мила и Вилена тем временем были в трактире, хоть они и решили познакомиться, но разговор у них совсем не клеился. Сбежавшая служанка всё время пыталась прожечь дыру взглядом в дочери знатного рода, отчего та чувствовала себя как не в своей тарелке. Повелитель бури, несмотря на весь свой жизненный опыт, сам не знал, как разрядить обстановку. На все его попытки смягчить атмосферу девушки практически не реагировали. Наконец, Вилена обратилась к Миле:
— Кажется, между вами что-то было, — служанка вопросительно посмотрела на свою собеседницу. — Я же не дура, я вижу этот ревнивый взгляд, но уверяю, что у меня нет никаких планов в отношении Сэйшина.
— Вот как? — Холодно отозвалась Мила. — Хорошо, надеюсь, что это так.
— Как-то быстро вы сблизились.
— Эх, я сама не ожидала такого. В нём есть что-то… загадочное, притягательное.
— Сэйшин очень наблюдательный. Если ты что-то скрываешь от него, то лучше расскажи, иначе он сам об этом узнает. Может быть, ему уже всё известно, но он не поднимает эту тему, давая возможность тебе высказаться.
— С чего ты решила, что я что-то скрываю?
— Все мы что-то скрываем. Я думаю, что твоя история чем-то похожа на мою, поэтому ты здесь, поэтому я здесь. Вот только наши с Сэйшином пути однажды разойдутся, и моё прошлое останется со мной, но я вижу по твоим глазам, что ты хочешь и дальше следовать за ним. Он хороший человек и заслуживает искренности.
Этот неловкий разговор с долгими паузами продолжался целую вечность, по крайней мере, так думал Обель, который оказался не в том месте и не в то время. Как бы он ни старался отвлечь девушек от этой темы, ничего не выходило, и все разговоры всё равно сводились к обсуждению одного человека. Так продолжалось до тех пор, пока в трактире не появился Баламар. Увидев старого друга, Повелитель бури тут же радостно позвал его.
— Обель? — Удивился Баламар, подходя к столику. — Так ты ещё жив? Столько лет ни слуху, ни духу, думал, помер давно.
— Хо-хо! Меня с детства учили, что старших надо уважать и пропускать вперёд, поэтому я твёрдо решил, что сначала дождусь твоей кончины.
Два старых мага в молчании смотрели друг на друга, а затем улыбнулись и расхохотались, приветствуя тёплыми объятиями. Обменявшись парой колких фраз, Обель представил Милу и рассказал о том, что произошло с момента телепортации Эдварда, как они оказались здесь и о том, как странно вёл себя пророк во время казни, после чего лицо Повелителя душ мгновенно стало суровым. «Он что-то увидел», — после этих слов Баламар отправился прямиком к своему ученику, остальные последовали за ним.
Пророк сидел на кровати в позе лотоса, а из его глаз исходило тёмно-синее свечение. Было понятно, что он сейчас копается в воспоминаниях адептов. Повелитель душ окликнул Эдварда, но тот никак не отреагировал, поводил рукой перед глазами — бесполезно, а затем начал трясти его, чтобы привести в чувства, но юный маг всё никак не выходил из «обители душ».
— Это бесполезно, — заговорила Мила. — Когда он в таком состоянии, то никак не реагирует на то, что происходит вокруг.
— Но раньше такого не было, — задумчиво отозвался Баламар. — Это плохо, он слишком сильно погружён в чужие воспоминания. Если так будет продолжаться и дальше, то он застрянет там навсегда.
Баламар прошептал что-то на неведомом языке, а затем тело пророка окутала чёрная энергия, и тогда он пришёл в себя, но выглядело это так, будто возрождённый проснулся после ужасного кошмара. Широко открытые глаза смотрели из стороны в сторону, дыхание было тяжёлым, а на лбу выступил холодный пот. Эдвард взглянул на Повелителя душ и тут же выругался:
— Старый маразматик, ты точно когда-нибудь