не случайно премьер-министр, склонившийся перед требованием своих могущественных «атлантических» шефов об установлении «особых отношений» между НАТО и Мальтой, не только отказался разрешить парламенту провести обсуждение этого соглашения, но даже уклонился от ответа на вопросы депутатов, пытавшихся уточнить, какие обязанности оно накладывает на мальтийцев.
— Ответ на ваши вопросы содержится в тексте самого соглашения, — упрямо повторял он, не желая входить в детали.
И это еще больше усилило тревогу и сумятицу в душах мальтийцев, которые понимают, что вовсе неспроста корабли и войска НАТО всерьез и надолго обживаются в старом каменном гнезде, которое во все времена использовалось не для мира — для войны. А как хороша была бы мирная жизнь здесь, ну хотя бы в самой Ла-Валетте, о которой еще Вальтер Скотт написал: «Город великолепный, как мечта...»
Мы долго стояли у красивой каменной аркады над шестидесятиметровым обрывом, прощаясь с городом. Впереди, слева и справа теснились могучие, поистине циклопические бастионы, зубчатые башни, чернели таинственные пещеры, шумели зеленые сады, красовались действительно великолепные, как мечта, замки, сооруженные мальтийскими и итальянскими архитекторами в XVII и XVIII веках. А внизу синело море, притихшее и ставшее таким послушным, таким ручным и немного напуганным среди этих серо-желтых громад. Оно протиснулось сюда длинной, извилистой сиреневой полоской, образовав Большую гавань, и сразу же воду придавили тяжелые и неуклюжие утюги чужих военных кораблей.
Четверть века тому назад здесь все гремело и содрогалось. Гитлеровцы яростно бомбили Мальту, — с 10 июня 1940 года до середины января 1942 года они совершили на нее тысячу триста налетов. Лишь за пять дней, в конце декабря 1941 — начале января 1942, сирены воздушной тревоги выли здесь триста раз. Но так крепко и солидно строили свои сооружения средневековые архитекторы, что фашистские бомбы лишь оцарапали Ла-Валетту, — они были бессильны изуродовать ее.
И все же мальтийцы сыты по горло войной. В сороковые годы они знали, во имя чего рискуют жизнью: это была оборона от страшного фашистского зверя, бросившегося на мирных людей. А какую роль готовят Мальте сегодня? Почему она должна рисковать самой жизнью, самим существованием своим, втягиваясь в подготовку агрессии против стран, которые ничего худого ей не хотят?
Нет, хватит с нее военной карьеры!..
Наш теплоход покидал Большую гавань ночью. Снова шел дождь, и золотые искры фонарей разбрасывали свои блики по мокрому черному асфальту бесконечно длинной набережной. Пешеходов не было. Но по берегу мчались параллельно нашему курсу десятки автомобилей с ослепительно-белыми фарами. И каждые пятьдесят метров они круто тормозили, лихо разворачивались и дружно мигали нам фарами — точка — тире, точка — тире... Так проводили они нас до самого последнего мокрого камня Мальты, туда, где дальше ходу уже не было, где был лишь черный ночной прибой с белой пеной, крепко просоленный ветер да печально мигающий огонек маяка.
Наш теплоход уходил к берегам Алжира, посылая мальтийцам из своих репродукторов последние отзвуки все тех же «Подмосковных вечеров», и, вглядываясь в темноту, я представлял себе, как стоят сейчас там, на скользких от дождя ноздреватых камнях вышедшие из автомобилей люди в промокших плащах, прислушиваются к этим затихающим звукам и думают, думают долгую думу о трудных судьбах своего тысячелетнего каменного гнезда.
* * *
В июне 1971 года и в этом каменном гнезде произошли кое-какие перемены: уставшие от чужеземного насилья мальтийцы отказали в доверии консервативному правительству Борга Оливье и проголосовали за кандидатов лейбористской партии. Новое правительство Доминика Минтоффа объявило «персоной нон грата» командующего военно-морскими силами НАТО в Южной зоне итальянского адмирала Биринделли и выслала его. Шестому флоту США был закрыт доступ в гавань Мальты. Штаб НАТО эвакуировался.
Однако Великобритания сохранила свои военные базы на острове, хотя и согласилась платить за них дороже, чем раньше.
Апрель 1965 года
ВСТРЕЧИ ВО ВЬЕТНАМЕ
Весну одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года я встретил в Индокитае вдвоем с корреспондентом «Правды» в Ханое Виктором Шараповым. Это была тревожная пора, когда американская авиация начала свою «необъявленную воздушную войну» против Демократической Республики Вьетнам. Сейчас, когда я перелистываю страницы своей записной книжки, разбирая неровные строки записей, часто сделанных на ходу, в темноте, в ушах снова и до боли звенит противный рев пикирующих «фантомов», грохот разрывающихся бомб, слышится торопливый стук зениток и ровный гул заводских станков, у которых продолжали трудиться, невзирая ни на что, храбрые вьетнамские рабочие. О том, что мы пережили, можно рассказывать без конца. Но теперь мне хочется поделиться с читателями впечатлениями от двух наиболее запомнившихся встреч — с крестьянами небольшого селения близ города Тханьхоа, и с рабочими города Винь.
Синяя-синяя тропическая лунная ночь. Мы сидим на бровке глубокого окопа, вырытого расчетом крупнокалиберного зенитного пулемета, и ведем долгий разговор с участниками группы самообороны деревни Намнган. Речь идет о войне, о жизни и смерти, о том, как вот эти славные деревенские парни и девушки стояли и выстояли под огнем.
Статная девушка Нгуен Тхи Ханг, командир группы самообороны, не выглядит воинственно. У нее нежный овал лица, на губах блуждает застенчивая улыбка, коса до пояса. Ни дать ни взять этакая вьетнамская Джоконда.
Не похожа на солдата и махонькая проворная Нго Тхи Туэн — ей недавно исполнилось девятнадцать лет, но больше пятнадцати ей никак не дашь. Туэн прославилась тем, что в разгар боя таскала на себе сразу по два ящика зенитных снарядов (их общий вес 98 килограммов).
— А сколько вы весите сами? — неосторожно спросили мы.
Туэн вспыхнула:
— Сорок два. Ну и что? У вьетнамской девушки плечи крепкие.
И, задетая за живое, тут же потребовала, чтобы парни принесли безмен и мешки. Туэн не успокоилась, пока на глазах у всех не был уложен в корзины и взвешен центнер камней. И она, подняв эту невероятную для девушки тяжелую ношу, понесла ее, довольная, по шоссе, шагая своим легким шагом и лишь чуть-чуть пошатываясь.
А уж что сказать о шустрых, остроглазых сестрах Кук и Май из семьи Ле...
Они напомнили нам своей повадкой чутких, пугливых белочек, которым не терпится разузнать все на свете и в то же время боязно. Одной из них семнадцать лет, другой — шестнадцать. Обе учатся в девятом классе средней школы. И знаете, что они сотворили? В разгар боя, когда все вокруг гремело и пылало, увязались вслед за пожарниками, которые под огнем переправлялись через реку в селение, где надо было во что бы
