Папа говорит, что пойдет. Он уже стоит в прихожей и ждет, когда будет готова Мадикен.
— Пойдем, дочка! — говорит папа. — Мама хочет немножко от нас отдохнуть.
Лисабет и Альва уже давно отправились в церковь. По всему городу звонят колокола. Мадикен и папа идут своей привычной дорогой под колокольный звон, как ходили во все прежние сочельники. Они проходят по кривым узеньким улочкам с приземистыми домишками, почти такими же низенькими, как домик Линус Иды. Если хочешь скатать снежок, можно протянуть руку и подхватить снегу прямо с крыши. Здесь на улицах не горят фонари, зато в домах светятся все окна. У тех, кто там живет, на окнах нет жалюзи; наверно, им безразлично, что с улицы все видно.
— Мы с тобой идем и нахально заглядываем в чужие окна, — говорит папа. — Заметила, что здесь все не так, как в Юнибаккене?
Да уж, куда этим домам до Юнибаккена!
«А все-таки у них красиво», — думает Мадикен. Не везде, конечно, но кое-где хорошо. Пускай там довольно бедно и тесно, и маловато вещей, и детям негде как следует поиграть и повозиться, но видно, что к Рождеству все постарались украсить свое жилище. Хотя есть и очень убогие комнатушки.
— Я бы тут не хотела жить! — говорит Мадикен.
— Еще бы! — говорит папа.
А все-таки и здесь красиво, когда на улице лежит снег и крыши у домов белые. Папа тоже так думает. Мадикен, кажется, могла бы гулять здесь часами. Наконец-то она почувствовала Рождество! Ей даже не хочется домой: там сидит акушерка, и вообще тоска. Но папа говорит, что пора возвращаться.
— А хорошо жить в Юнибаккене! — сказала Мадикен, когда впереди показался родной красный дом среди заснеженных деревьев, над которыми мерцали звезды. Все окна ярко освещены, и с улицы кажется, будто это — обычный сочельник, точно такой, как все предыдущие.
Из Люгнета тоже льется свет. А еще Мадикен замечает какой-то слабенький огонек на снегу возле калитки. Может быть, Аббе сделал светильник из снега? Что там мерцает в темноте?
— Ты иди домой, — говорит Мадикен папе, — а я скоро приду.
Надо же ей разобраться, что светится на снегу!
А это светится огонек сигары, которую курит дядя Нильссон. Разлегшись на снегу, он спокойненько покуривает. Мадикен даже испугалась.
— Почему ты тут лежишь, дядя Нильссон?
Дядя Нильссон вынимает сигару изо рта.
— Да вот, видишь ли, дорогая Мадикен, слухом земля полнится, будто бы кто-то свалился и лежит на снегу. И кажется, это был я.
— Ты болен, дядя Нильссон? — спрашивает его Мадикен.
— Да нет! — отвечает дядя Нильссон. — Пьяный я. Ну не то чтобы уж совсем, но вот подняться не могу, боюсь, как бы не повредить сигару. Поэтому я хочу ее сначала выкурить. Но если ты будешь так добра и сбегаешь за моим Чучелом, я буду тебе очень признателен. Скажи ей, что мне нужна подмога.
— Бедная тетя Нильссон! — говорит Мадикен сердито.
Но дядю Нильссона это нисколько не смущает. Он лежит как ни в чем не бывало и между затяжками декламирует:
И вот я засыпаю,Глядя на россыпь Сияющих звезд…
— Ладно уж, сбегаю! — говорит Мадикен еще сердитее, идет к Нильссонам и приводит тетю Нильссон.
Ну до чего же странный сочельник! Мадикен и Лисабет ложатся спать рано, как в самый обыкновенный будний день.
— Как будто это какой-нибудь вторник в октябре или вообще незнамо что такое! — сказала Мадикен, когда вместо мамы в детскую пришла Альва, чтобы подоткнуть девочкам одеяла и пожелать им спокойной ночи.
А Лисабет даже рассердилась на братика:
— Вот глупый мальчишка! Зачем он нам такой нужен!
— Да уж! И в кого он только уродился такой копуша! — говорит Мадикен.
Девочки засыпают.
А утром, едва проснувшись, они вдруг услышали жалобный плач. Ой, кажется, и правда — кричит ребеночек!
— Братик родился! — завопила Лисабет.
И тут в дверях появляется папа, он улыбается.
— Хотите посмотреть на сестричку? Тогда пойдемте!
Мадикен и Лисабет от удивления так и разинули рот.
— Вот тебе и братик! — сказала Мадикен, опомнясь от неожиданности. И они бегом помчались в спальню. А там мама сидит на кровати и держит сестричку, и сестричка уже не кричит.
— А почему она кричала? — сразу спросила Лисабет.
— Она хотела, чтобы вы пришли и поздоровались с ней, — отвечает мама. — Она вас дожидается уже несколько часов.
Сестричка оказалась такая прелесть, что просто не описать словами! У нее длинные черные волосики и ясные голубые глазки, а когда Мадикен и Лисабет уселись рядом на краю кровати, она очень серьезно на них посмотрела, как будто все понимает — и про Юльтомте, и вообще все на свете.
— Наверно, она думает: «Куда это я попала?» — говорит Лисабет.
Обеим девочкам дали по очереди немного подержать сестренку. Когда Мадикен взяла ее на руки и почувствовала, какая же она маленькая, у нее даже сердце зашлось, и она подумала: «Как это получается, что едва увидишь такую крошку, как с первого взгляда сразу полюбишь ее так сильно?» Ей даже не хотелось отдавать сестренку маме.
— Посмотрите, как она похожа на маму! — говорит папа. — В точности ее носик! Видите? Это же маленькая Кайса! Потому мы так ее и назовем!
Мама гладит Кайсу по черненьким волосикам.
— Ну и что, если у тебя, малышка, будет мой нос! Главное — чтобы ты душой была в папу и чтобы у тебя было его сердце. Вот чего я желаю.
Второй день рождественских праздников тоже получился довольно странный. Но хороший. Так решили Мадикен и Лисабет. Они посмотрели, как Кайса кушает, поплясали с Альвой и папой вокруг елки, потом посмотрели, как Кайса купается и как она кричит, и спели для Кайсы рождественские песни, и слепили у нее перед окном снежный светильник, чтобы Кайса посмотрела, что это такое. Когда они зажгли свечку, папа поднес Кайсу к окну.
— Наверно, она ничего красивее еще не видала в жизни! — говорит Лисабет.
А потом наконец появились сани Юльтомте. Он приехал по дороге, которая идет из Аппелькюллена. По реке в этот год нельзя было ехать, она еще не замерзла.
Разбирать подарки пришлось в спальне. Это тоже странно. А самое странное, что Мадикен не получила в подарок ни одного золотого сердечка! Но она нисколечко не огорчилась, потому что было много всего другого.
— Ты получила какое-нибудь блаженство? — спросила Лисабет, когда все подарки были розданы.
Мадикен подумала. Она получила книжки, и новые лыжи, и бумажных куколок, и настольную игру, и почтовую бумагу, и платьице, и тортик из марципана. Все это замечательно, но настоящего блаженства среди подарков как будто бы и нет. Однако нельзя же требовать, чтобы каждый год тебе доставалось блаженство! Мадикен и так вполне довольна.
Лисабет тоже сомневалась, можно ли что-нибудь из ее подарков считать настоящим блаженством. И вдруг Мадикен с торжеством говорит:
— А как же! И ты получила блаженство, и я тоже! У нас же есть теперь Кайса.
Лисабет засмеялась от радости:
— Верно! У нас же есть Кайса!
Солнце майское сияет
Кайса — это такое блаженство, от которого с каждым днем в доме становится все больше и больше радости! Скоро она уже научилась поднимать головку, потом стала вдруг смеяться, потом вдруг увидела свои ручки и принялась их подолгу разглядывать, как будто это какое-то невиданное чудо. Что бы ни делала Кайса — чудесно и удивительно. Она всегда мила — и когда зевает, и когда кричит. И все ее любят.
— Какая же ты у нас сладенькая! — говорит Альва. — Так бы тебя, кажется, и украла!
А Кайса хохочет, словно она понимает, что сказала Альва.
«Какая счастливая Лисабет! — думает Мадикен. — Она может целый день проводить с Кайсой».
А Мадикен опять ходит в школу. Чтобы побыть с Кайсой, Мадикен должна пораньше приходить из школы, и она старается нигде не задерживаться. Едва ступив на порог, она уже спрашивает:
— А где Кайса?
Кайса часто спит в своей колясочке. Хотя Линус Ида и старается отговорить маму от такого безумства.
— Никак вы решили уморить ребенка? — спрашивает она. — Право слово, никогда еще не видала, чтобы младенца зимой выставляли на улицу!
Но мама только смеется. Кайса возвращается с прогулки вся румяненькая, свеженькая, и от нее чудесно пахнет.
— Ну, посмотри сама, — говорит мама Линус Иде. — Разве она не похожа на румяное яблочко?
Тут Лисабет идет в прихожую и разглядывает себя в зеркало.
— А правда, я ведь тоже похожа на румяное яблочко? Только я покрупнее.
Ей кажется, что с Кайсой слишком много возятся, и вечером, забравшись к Мадикен в постель и примостившись у нее на плече, Лисабет иногда спрашивает:
— А ты Кайсу любишь больше, чем меня?
И Мадикен отвечает, что вовсе даже нет. Только она любит обеих сестренок по-разному. Кайсу — по-своему, а Лисабет тоже по-своему, но очень, очень сильно!
