чуть усмехнулся.
— Может, и стану. Поживём — увидим. А вам известно, как отнёсся ко всему этому Филипп? Наверняка французский король недоволен: его любовник собирается жениться, к тому же отвергнув сестру Филиппа, несмотря на всяческие клятвы, обеты и заверения в обратном.
— Да, наверное, радости в том мало. Но Филипп всю жизнь был королём, поэтому он прагматик и привык мириться с реальной жизнью.
— Да, несомненно... и с нереальной тоже.
Андре скривился.
— Ну да ладно. Всё равно, как вы сказали, с этим мы ничего не можем поделать. Главное, вы пообещали держаться поосторожнее с гонителями евреев.
Мессир Анри кивнул.
Андре тоже кивнул и встал.
— Вот и отлично. Я вернусь к мессиру Роберу, доложу ему об этом и поспешу в приорат — мне нужно вернуться к своим обязанностям послушника. Всего хорошего, отец. Надеюсь, скоро снова увидимся.
Юноша шагнул вперёд, чтобы обнять отца, но мессир Анри взял сына за плечи и заглянул ему в глаза.
— Когда закончится твоё послушничество? Когда ты вступишь в орден?
Андре улыбнулся.
— По правде сказать, отец, не знаю. О таких вещах нам не говорят, не снисходят даже до того, чтобы сообщить, будет ли вообще послушник принят в орден. Но я могу пообещать, что эта церемония, как и свадьба короля, состоится не раньше Пасхи. Во время Великого поста такие праздники невозможны. А пока меня порой беспокоят обеты...
Всё ещё глядя отцу в глаза, молодой человек широко улыбнулся и, прежде чем мессир Анри Успел задать вопрос, который вертелся у него на языке, пояснил:
— Бедность и послушание меня не смущают, я никогда не был корыстолюбцем и гордецом и сам выбрал такую стезю. А вот с целомудрием будет сложнее. К нему я отнюдь не стремлюсь...
Андре говорил полушутя, но погрустнел, увидев, что отец воспринял его слова слишком серьёзно. Поморщившись, младший Сен-Клер взял отцовскую руку в свои.
— Я пошутил и теперь вижу, что шутка вышла неудачной. Но мне хотелось заставить вас улыбнуться. А теперь мне пора. Всего доброго, до следующей встречи. И помните — не надо рисковать, связываясь с евреями. Конечно, я не могу запретить вам делать это, но я вправе призвать вас не совершать глупостей. До встречи.
ГЛАВА 2
Наступил десятый день апреля лета Господня 1191 — четверг Святой недели.
Мессир Анри Сен-Клер, наслаждаясь покачиванием палубы под ногами, готов был поверить, что из него может получиться моряк.
Небо было безоблачным, лазурным, море под корпусом корабля — гладким и спокойным. Лёгкий ветерок, наполнявший паруса судов, гнал громадный флот короля Ричарда, словно умелый пастух — стадо овец.
Мессир Анри стоял на носу флагманского королевского корабля Ричарда и смотрел на растянувшиеся в линию остальные суда. Шестьдесят четыре корабля заполонили море от горизонта до горизонта, и Сен-Клер знал: то лишь малая часть королевского флота.
Судно, на котором находился главный военный наставник, — длинная, стройная галера с реявшим на мачте королевским штандартом Англии — могло ходить и под парусами, и под вёслами. Десять таких боевых судов составляли особую часть флотилии и являлись гордостью Ричарда. Все они были построены в соответствии с планом, разработанным королём и его главным флотоводцем, мессиром Робером де Сабле.
Галеры эти создавались именно как военные корабли, каждая из них являлась самостоятельной боевой единицей и имела дополнительный парус, по три запасных руля и по тринадцать якорей — поскольку не раз могла возникнуть настоятельная необходимость обрубить якорный канат и умчаться. Команда такой галеры состояла из пятнадцати матросов, не считая капитана. На каждой галере имелось по тридцать вёсел и по три полных набора тросов и снастей. Носы этих длинных, стройных судов заканчивались остроконечными таранами, способными пробить обшивку вражеского судна; два ряда вёсел обеспечивали высокую манёвренность, а низкая осадка — устойчивость даже при неспокойной погоде. Быстроходные, вёрткие галеры могли перевозить по сотне вооружённых людей с полным снаряжением, но в первую очередь предназначались для защиты остального флота.
Начав долгое путешествие с перехода из Дортмунда в Лиссабон, в прошлом месяце флот попал в бурю. Шторм разметал десять боевых галер, и одна из них пропала. Теперь пять из оставшихся, включая галеру короля, двигались линией в арьергарде флота, состоявшего из ста девятнадцати сильно нагруженных судов — на них следовала в Святую землю вся армия Ричарда. Шестьдесят четыре корабля держались перед пятью галерами, а остальные суда ушли ещё дальше, туда, где Анри уже не мог их разглядеть. Возглавляли флот три огромных, массивных корабля, именуемых дромонами — медлительных, неуклюжих, зато крепких, устойчивых и надёжных. Мессир Анри слышал, как Робер де Сабле уважительно говорил, что у этих судов «хорошие мореходные качества».
Сен-Клер знал, что с высоты птичьего полёта их боевой порядок кажется гигантским треугольником, лежащим на водной глади Средиземного моря. Возможно, то было самое большое скопление военных кораблей со времён Троянской войны.
До мессира Анри доносился насмешливый голос короля, и Сен-Клер легко представил себе напряжённые, неуверенные улыбки Робера де Сабле и остальных командиров флота, стоящих вокруг монарха на задней палубе. По разумению главного военного наставника, ему повезло, что он не там.
Хотя сегодня дела вроде бы шли хорошо, никто бы не рискнул побиться об заклад, как долго продлится относительное затишье.
Две недели назад, тринадцатого марта, Филипп Август при виде Беренгарии впал в детский приступ ярости и во всеуслышание возмутился тем, что ему приходится встречаться с «этой безмозглой наваррской шлюхой, посмевшей занять место моей маленькой сестрёнки Алисы». С тех пор Ричард частенько походил на взбесившегося медведя. То, что Беренгария не была знакома с Алисой и ни разу не встречалась с ней во время затянувшейся неприглядной истории, не имело ни малейшего значения для Филиппа: французский король просто не мог отказать себе в удовольствии
