Но полагаю, мои дела и моё поведение его не касаются и не должны его беспокоить. Будь добр, передай ему это... Само собой, присовокупив мою благодарность.
— Нет, отец. При всём моём уважении, ничего подобного я не сделаю. Вы неправильно поняли — мессир Робер не собирается за что-то вас порицать и тем более вам угрожать. Напротив, он опасается за вас, потому что считает вас человеком нужным, полезным для предстоящего похода. И он уверен, что вам грозит опасность. Де Сабле мог бы послать предупреждение другим способом, но решил действовать через меня. На то у него имелись свои причины... Самая меньшая из них — мы с ним друзья. Однако его беспокоят вопросы гораздо важнее личной дружбы.
Мессир Анри слегка нахмурился.
— Какие ещё вопросы?
— Политические интересы, амбиции и интриги маршала Англии Уильяма Маршалла и Хамфри, барона Шеффилда.
Мессир Анри облокотился локтем о край стола, барабаня двумя пальцами по губам.
— Объяснись.
— Есть ли в том необходимость, отец? Сегодня утром я уразумел всё без долгих разъяснений. Ричард является королём Англии, но в придачу и герцог Аквитании и Нормандии, граф Анжу, Пуату, Бретани и множества других земель, не имеющих к Англии никакого отношения. Все перечисленные земли выставили свои ополчения для освобождения Святой земли. Вас именуют главным военным наставником войск короля, но официально вы — главный военный наставник Аквитании, герцогом которой является Ричард. В глазах всех говорящих по-французски воинов (а таких в нашей армии большинство), вы свой человек. Но если вы впадёте в немилость и будете отстранены от должности, ваше место займёт Уильям Маршалл. Тогда всю армию будет контролировать англичанин. Этого нельзя допустить.
Мессир Анри медленно кивнул: он был склонен отчасти согласиться с доводами сына.
— Я понял, почему это может кого-то заботить, но при чём тут Хамфри из Шеффилда?
— Меня удивляет, что вы об этом спрашиваете. Я знаю Хамфри, отец. Здоровенный грязный кабан без толики чести, недостойный рыцарского звания, не говоря уж о титуле барона. До сведения мессира Робера дошло (из источника, который, по его словам, как правдив, так и хорошо информирован), что ваши с бароном пути пересеклись... И что вы чуть не скрестили с ним клинок.
Мессир Анри резко качнул головой.
— Всё было не так. Да, мне тошно смотреть на барона Хамфри, но до открытой ссоры дело не доходило.
— Вы уверены, отец? А какого мнения на сей счёт сам барон? Мессиру Роберу сообщили, что вы с бароном крупно повздорили из-за одного здешнего еврея, некоего Симеона. Этот Симеон был в Мессине не последним человеком, купцом — не ростовщиком, а честным торговцем. Но в один злосчастный день он исчез вместе со своей семьёй, и с тех пор его никто не видел.
— Злосчастный для кого?
— Для Шеффилда. Кого, кроме него, это могло интересовать? Хамфри — самый злобный ненавистник евреев. Должен сказать, именно эта ненависть в первую очередь и позволяет ему оставаться в числе друзей Ричарда... Если, конечно, здесь может идти речь о какой-либо дружбе. Похоже, именно на Хамфри, хоть об этом и не говорят открыто, возложена обязанность отлавливать евреев для пиршественных забав Ричарда. По сведениям, полученным мессиром Робером, еврей Симеон имел несчастье потребовать с одного из прихвостней барона уплаты долга. Еврей уже был намечен в жертву — как вдруг словно сквозь землю провалился, и не один, а вместе со всей своей семьёй. Вот тут-то и всплыло ваше имя — его называли, гадая, кто мог предупредить еврея, что к нему пожалуют стражники. Хамфри поверил доносу и потащился с ним к королю. К счастью для всех нас, король был слишком занят и отмахнулся от таких пустяков. А мессир Робер, прознав об этом деле от своих шпионов, решил вмешаться. Каким-то образом де Сабле оправдал вас перед бароном, убедив того не докучать Ричарду жалобами. Хамфри в большом долгу перед де Сабле; у барона нет причин думать, что Робер поддерживает вас из неких тайных побуждений, поэтому всю историю, пожалуй, можно забыть. Но мессир Робер хочет, чтобы вы знали о случившемся, и просит вас впредь вести себя поосторожней.
Мессир Анри долго молчал, размышляя над рассказом Андре. Потом главный военный наставник глубоко вздохнул, опустив подбородок на грудь и слегка пощипывая пальцами губы, и наконец поднял глаза и кивнул.
— Ладно. Признаю́сь, я действовал опрометчиво, хотя в то время мне так не казалось. В будущем я буду вести себя более... осмотрительно. Но неужели только страх за моё служебное положение заставил твоего друга поступить так, как он поступил?
— И вы ещё сомневаетесь, отец? Подумайте, чем будет чревато ваше смещение.
— Уже подумал — и де Сабле прав. Если взглянуть на дело под таким углом, получается, что мои обязанности шире и сложнее, чем мне казалось. Отныне я буду проявлять бо́льшую осторожность.
— Нет, отец. Простите великодушно, но мне бы хотелось, чтобы впредь вы вообще не связывались с евреями. Держитесь от них подальше, потому что всё, имеющее к ним отношение, чревато опасностью... Безумной опасностью.
— Да, но лишь потому, что этому безумию потворствует наш король.
— Наш король и его епископы, отец. Церковь тоже сквозь пальцы смотрит на преследование евреев.
— Сын мой, больше того — церковь его поощряет. Но должны ли обычные люди склонить головы и тоже потворствовать беззаконию, молча соглашаясь с жестокостью, в то время как их учили поклоняться милосердному Иисусу?
Мессир Анри решительно покачал головой.
— Не проси меня об этом, Андре. Это идёт вразрез с моей натурой, с моей честью, так что хватит об этом. Ты передал мне предупреждение, и я принял его к сведению. — Помолчав, старший Сен-Клер добавил: — Итак, твой друг сказал, что король был слишком занят и ему было не до доноса Шеффилда. Но сказал ли де Сабле, чем именно занимался король? И когда барон сунулся к Ричарду с доносом?
— Не знаю, отец.
