Я пошел за писарем в сарай, где стояла штабная повозка. Писарь долго возился под брезентом, пока не выкинул оттуда шесть пар лыж и палки.
– Вот! – сказал он и бросил лыжи на снег около сарая. Выйдя из сарая, он запер двери на висячий замок и не сказав ни слова (ничего) удалился б штабную избу. У него был такой вид, как будто его отозвали от стратегической карты s момент когда решалась судьба целой войны или, по крайней мере, наступательной операции. Я осмотрел каждую пару, подобрал к ним палки. и остался доволен. Крепления у лыж были в полном порядке. Шесть человек я поставлю на лыжи. Это будет моя первая группа. Остальные тоже около шести, пойдут вслед за нами пешком по дороге Если мы в лесу наткнемся на немцев, на лыжах (лыжи нам очень могут пригодиться), (всегда) можно их будет обойти стороной до глубокому снегу. Каждую пару лыж и палки я поставил к стене и сказал часовому, что пришлю старшину, он их заберет попозже. Давно не ходил я на лыжах. Прошел ровно год с тех пор, как нас в училище гоняли на лыжах. Завтра с рассветом предстояло двинуться в лес. В подобную разведку мы шли первых раз. Обычно после наступления на какую-нибудь деревню мы пускались в путь по дорогам, догоняя немцев. Встречали на дорогах засады, несли потери, иногда и сами прихватывали немцев. Всякое бывало на войне. Когда стрелковая рота преследует немцев, делается всё просто: впереди идёт головной дозор, и следом за ним на расстоянии прямой видимости шагают остальные. Никаких боковых дозоров. На войне мы все упрощали. Русский солдат нутром чувствовал, что делать и как. Он шел по дороге, пока не обстреляют. Вот тогда он и решит, соваться вперед или просто отлежаться. И в этот раз я не стал мудрить и разрабатывать план разведки по науке. Четыре солдата встали на лыжи и пошли вперёд. На одних лыжах шел я на других ординарец. Пешая группа в шесть человек двигалась сзади. Лесная дорога, по которой мы шли, была засыпана снегом. (На дороге никаких следов). Идти по такой дороге на лыжах легко. Только пешие отстают. Мы часто останавливались и поджидали заднюю группу, Дорога все время уходила вниз. Заросли леса меняются с просветами. Когда-то здесь за болотом и лесом проходил передний край нашего укрепрайона. Теперь эти бетонные сооружения занимали немцы. Деревья, покрытые пушистым инеем, несколько разошлись, показалась опушка и деревенская изгородь. В деревне проживало несколько семей, но в основном старики, женщины и дети. За деревней, как нам сказали, верстах в двух за болотом проходила дорога, по которой ездили немцы. Старик сказал нам, что немцы заезжали в деревню несколько раз. Потом выпал глубокий снег и с тех пор они не являлись. Я поговорил с дедом о том, о сём, дал солдатам передохнуть. (Солдаты разжились у деда) Дед угостил нас своим самосадом. Табак крепкий, два раза курнёшь и дух перехватывает (переводишь). По возвращенью в Нездорово, я доложил командиру данные о разведке. (Пополненные солдатами роты) Когда стрелковые роты были пополнены солдатами, мой ротный район обороны… взвода теперь стояли на уровне деревень Заболотье, Жиздерово, Б.Кобыльщино и Васильево. В низовые деревин едешь всё время под горку. Сидишь в санях, а лошаденка по дороге мелкой рысью трусит. Как-то вечером, когда я ложился спать, Савенков затеял разговор, что нужно проверить в низовых древних солдат. Никогда он туда не ездил, а тут загорелся нетерпением и успокоиться не может. Пришел старшина и с ним заодно. Поедем – поедем! Надо посмотреть, как там живут наши солдаты.
– Вчера из нашего взвода пришел от туда связкой. Говорит, харчами они там из местных ресурсов богаты.
– Поехали лейтенант! Остановимся где-нибудь в маленькой деревушке. Гнать по дорогам не будем. И в батальоне будут довольны, что не дожидаясь их указаний, проявляешь инициативу – доказывал Савенков. Я согласился. Велел старшине готовить на утро лошадь и сани. Утром я пошел в батальон, сказал, что поеду в дальние взвода с проверкой. Старшина подогнал к крыльцу сани, в них уже сидел Савенков. Ждали только меня. В батальоне не возражали, чтобы я проверил дальние рубежи. – Садитесь, товарищ лейтенант, я вам сенца постелил. Мягко будет ехать.
– Мягко стелешь, да жестко спать (лежать) – ответил я, как-будто, что-то предчувствуя.
– Поедем под горку. Рысью, глядишь, часа через два добежим.
Где-то там, за лесными прогалками находятся небольшие деревеньки. Они расположены в стороне от большаков. Наших солдат таи немного, но устроились они там лучше, чем мы. Живут по избам свободно. На желудке у них сытней и веселей. Лошадь бежала под горку, я сидел и смотрел по сторонам. Места мы проезжали безлюдные занесённые снегом. Я почему-то не думал, что мы можем попасть в засаду к немцам. Часа три катились мы вниз по дороге. И вот между двух перелесков увидел я укрытые снегом крыши.
Повсюду из печных (кирпичных) труб валил сизый дым. Двое часовых, на всю деревню, встретили нас, приветливо улыбаясь.
– Сюда – сюда! – кричали они. Но старшина повернул в другую сторону и подъехал к дому. Савенков спросил старшину:
– Здесь штоль? Видно было, что они между собой о чем-то договорились. Раз с полуслова понимают друг друга. В деревне, где Савенков ни разу не был, у него со старшиной были общие дела.
– А где командир взвода? – спросил я старшину.
– Сначала перекусим, вот здесь у хозяйки, она уже ждёт, а потом и к командиру взвода зайдём. Я пожал плечами. Перекусить не мешает. Мы вошли следом за старшиной в прибранный дом. Хозяйка лет тридцати пяти хлопотала у печи за перегородкой. Мы вышли в сенца, старшина полил нам на руки, что было необычно, мы вымыли руки и он нам подал полотенце. Старшина, покашливая, пригласил нас за стол.
– Это наш лейтенант, командир роты. – представил он меня хозяйке.
– А это прошу любить и жаловать наш комиссар, я вам о нем говорил. Па столе стояла квашеная капуста. заправленная луком и льняным, пахучим маслом, мягкий ржаной хлеб, горячая картошка и несколько кусков сала. Старшина потёр ладони и взглянул на хозяйку, та видно поняла его без лишних слов. На столе появилась бутыль самогона. Наполнили стаканы, хозяйка подсела к столу, мы чокнулись и выпили по первой. Когда налили вторую, а это опять был стакан до краев, вторую я пить отказался. (Хотя четверть самогонки стояла на столе)
– Мне нужно ехать! – сказал я. посматривая на старшину. Старшина быстро согласился. Он перекинул через губу второй стакан, торопливо закусил и добавил. Мы оставим здесь товарища политрука. Завтра я заеду за ним, а мы с вами товарищ лейтенант мигом сейчас весь район обороны объедем. Я взглянул на Савенкова, он продолжал сидеть за столом и лыбился Я хмыкнул, покачал головой и направился к двери на выход. Старшина, одеваясь на ходу, зацепил (опрокинул) рукой еще стакан, схватил горсть квашеной капусты и заправил её пальцем в рот. Капуста торчала у него между губ, как торчит клок сена у лошади во время жвачки, когда она вдруг поднимет голову и смотрит куда-то. Старшина вышел на крыльцо и замахал повозочному рукой, давай мол, сюда к ступенькам. Сани скрипнули, оторвали примёрзшие полозья от снега и подкатили к дому. Мы заехали к командиру взвода, побывали в деревнях, где стояли наши солдаты и к вечеру вернулись домой в Кобыльщину (уточнить по карте).
Прошло около недели, поездку (эту) можно было бы и забыть, но одно неприятное обстоятельство всколыхнуло всё снова. Через неделю меня вызвали в штаб и велели дать объяснение по поводу организованной мной пьянки. Ты оказывается ни с проверкой ездил. Ты морально разложился и спился. Сахар, положенный солдатам, пропиваешь в деревнях.
– Вы что с ума сошли! – с возмущением выкрикнул я.
– Я вообще не пью! Откуда вы это взяли (всё это)?
– Ты лейтенант не крути! В деревне был? Самогонку пил? У нас есть доказательства.
– Какие доказательства? Вы меня на слове не ловите!
– А это что?
– Что?
– Донесение Савенкова. В донесении про пьянку и про сахар прямо сказано.
– Ну и подлец?
– Кто подлец?
– Кто-кто? Савинков! Сам вылакал всю четверть самогонки, сидел в (той) деревне с бабой два дня и на меня всё свалил. Видя моё явное и не напускное возмущение, штабные отпустили меня. Я вернулся в роту. Савенков, как ни в чём не бывало, ходил по деревне.
– Слушай ты! – сказал я ему.
– Как ты мог написать такую гадость?
– Как мог?
– А ты хотел бы, чтобы всё это повесили на меня. Не забывай я всё-таки политработник! А ты кто? Ты просто беспартийный лейтенант. Теперь ты можешь, что хочешь клепать на меня, тебе никто не поверит. Я тебя вовремя скомпрометировал. А если бы они узнали про сахар, что это я, у меня бы партийный билет отобрали. А тебе что? Тебе ничего! Тебя же видели солдаты, когда ты вместе со мной к этой бабе заходил.
– А когда я уехал, не видели! Так что свидетелей, что я там на два дня обитался нет!
