Воины все прибывали, но, поскольку направить копье на незнакомцев могли от силы несколько человек, остальные держались за мечи. Кто их знает, этих пришлых? Так и стояли в кольце воинов, пока не подъехал человек с пронизывающим взглядом синих глаз, настолько нелепых при жгучей черной бороде, что Верна едва не забыла, что хотела сказать. Синие глаза, белая кожа и черная как смоль борода. Невысок, но очень жилист, и если бы всемогущие боги разрешили Верне начертать на лбу этого человека какое-нибудь послание, не колеблясь начертала для острастки глупцам – «Бегите прочь». Хитростью, жестокостью и коварством Кабен лучился так же щедро, как солнце живительным светом. Как этого не чувствовали воины?
– Я слушаю тебя, чужестранец.
Не снимая летней холщовой шапки, буркнула:
– Сейчас проедем в рудник, заберем оттуда племянника саддхута, потом отдашь ларец с той штукой, и разойдемся с миром.
Дурак не пробрался бы к саддхуту в самое подбрюшье и не увел бесценную вещь из-под носа охраны. Кабен и не был дураком. Кто другой немедленно рассмеялся бы на такие наглые слова, этот спешить с глупостями не стал. Не имея в загашнике веских оснований, такими заявлениями не бросаются. Дружинники загоготали, аж копья ходуном заходили, колдун же только пожевал губу.
– И ларец и племянник саддхута – моя добыча. – Ворожец глядел исподлобья. – Я придумал, я и сделал. Что смог – то взял. Все справедливо.
– Насчет «смог», «взял» поосторожнее, – буркнула Верна. – Силы Бейле-Багри вовсе не иссякли, и руки тянутся дальше, чем ты думаешь. Захотел – нашел. Нашел – взял.
– Бери, – усмехнулся колдун, отступая, и ряды воинов сомкнулись за ним, как вода. – Если сможешь.
– Надеешься на ту штуку, что лежит в ларце? – вслепую била. А вдруг там окажется простая, никчемная безделушка из золота?
Ой, нахмурился Кабен, ох и полыхнуло в синих глазах! Зубы стиснул так, что едва не заскрипели, посерел, брови свел.
– Они не должны дойти до рудника, – зычно рявкнул колдун и простер в сторону десятка руку.
Верна знать не знала, из-за чего схватились два правителя, что стало поводом для раздора, кто прав и кто виноват, но теперь это не имело значения. А еще с некоторых пор стало казаться, будто даже лошади под девятерыми злее прочих и сильнее. Рвут скорее, а каким-то утром подметила – изо ртов струится пар, будто не лето стоит, а прохладная осень с инеем и звенящей травой. Кто-то из телохранителей пнул Губчика, и тот понес будто ошпаренный. Наземь посыпались отрубленные копейные наконечники, хотела оглянуться, посмотреть на изумленные лица, да побоялась упасть.
Срубить копейное древко – не пара пустяков, из сотни воинов хорошо если один такое сделает. Да и то как получится…
Серый Медведь, слева, у кого-то вырвал копье, закрутил вокруг себя такую смертоносную круговерть, что грозное оружие просто видно не стало, так, просто еле очерченный круг. Свистит, дерево трещит, люди отваливаются. Справа озоровал Белопер, и, должно быть, копейщики недоумевали, отчего не получается насадить на острие дерзких чужаков. Проскочили колючий строй быстро, Верна не успела даже испугаться, точно ветер ворвались в подземелье и нырнули во тьму. А когда сзади загрохотало, земля под ногами заходила ходуном и пятно света враз исчезло, едва не испустила вздох облегчения. Завалило! Не бывать ненавистной свадьбе! Не дурак оказался Кабен, и ох как сильна оказалась штука в ларце из сокровищницы Бейле-Багри!
Рядом порывисто дышал Ястам, но девятеро лишнего разу не вздохнули. Просто кто-то из парней взял Губчика под уздцы, и тихим шагом десяток ушел во мрак. Шагов через триста остановились, и Серый Медведь буркнул:
– Они впереди.
Впереди? Люди Бейле-Багри?
– Опустите луки. Нас послал пресветлый саддхут благословенной Багризеды. Жив ли Чайнаг?
Впереди издали мощный вздох облегчения – никак не меньше двадцати человек, – заскрипели успокоенные луки, и чей-то звонкий голос избил тишину подземелья:
– Я – Чайнаг. Как нам узнать, действительно ли вы люди Бейле-Багри? Луки по-прежнему готовы к стрельбе, не обманывайте себя.
– Старый воин – весьма незначительная величина, чтобы запомниться сиятельному полководцу, но, может быть, Чайнаг вспомнит Ястама Жарасса из дворцовой стражи?
Какое-то время темнота молчала, наконец племянник саддхута отозвался.
– Не вижу тебя, почтенный Ястам, но голос узнал. Скажи, не ты ли однажды громко спорил с напарником о превосходстве жаркого, предварительно томленного в горшочке с травами?
– Сиятельный Чайнаг помнит наш спор? Я по-прежнему убежден, что мясо, полдня выдержанное в горшочке с горными травами, приобретает несравненный вкус.
– Мне так и не довелось его попробовать. Доведется ли еще? Что там снаружи?
– Вход, он же выход, больше не существует. Кабен выпустил наружу силищу, сокрытую в ларце, обрушил скалы и погреб нас в этом подземелье. Как далеко вглубь тянется выработка?
– Далеко. Очень далеко. Боясь заплутать, мы углубились в темноту не более чем на тысячу шагов. Здесь полно разветвлений и тупиков. Жизни не хватит обойти все. Да и светочей больше не осталось. Уже десять дней сидим здесь ни живые, ни мертвые. Еды почти нет. Лошади остались там, снаружи, хорошо – удалось голубя выпустить.
Верна молчала. Хоть и темнотища кругом, а в глубине души занималось нечто яркое и радостное – это конец! Конец всему – не бывать ненавистной свадьбе, тут, под землей, останется жуткая девятка, и пусть наверху все идет своим чередом. Пусть Безрод станет счастлив, путь радуются жизни Тычок и Гарька. Все, приехали!
И только хотела было спешиться, как один из девятерых – не понять кто – усмехнулся. Под копытами зашуршали камешки, Губчик, взятый за повод, послушно двинулся вперед, и голос кого-то из парней, не то Серого Медведя, не то Балестра, разрезал тьму и тишину:
– Пошли.
Негромко переговариваясь, люди Чайнага завозились. Куда ведут бойцы, присланные на выручку? Еще мгновение назад казалось, будто надежда осталась под завалами и смертников стало только больше, но что знают об этом подземелье вновь прибывшие? По одному воины Чайнага утягивались в глубь рудника следом за странной дружиной, и мало-помалу надежда оживляла их голоса.
– Куда мы идем? – шепнула Верна, отвернувшись влево, кажется, там шел Гогон Холодный.
– К выходу. – Нет, это не Гогон, а Змеелов.
– К выходу?
– Да.
Вот так, коротко и ясно: «Идем к выходу». Солнце встает и садится, вода мокрая, огонь жжется, а выход где-то впереди.
– Госпожа Верна, меня, старого, мало чем возможно удивить, но в тот момент, когда наши глаза ослепит дневной свет, я посчитаю себя готовым к исходу в мир иной. Твои воины – нечто невероятное. Такого просто не должно быть, но ведь есть!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
