— И при всем том — штурм займет у них час? — спросила Констанс.
— Может, даже меньше. А может, больше, — спокойно сказал Нейгал. — Я же говорю, у меня нет тяжелого оружия, способного остановить такую штуку — он кивнул бородой на свой кидо. — А из обычного плазменника в нее нужно высадить не меньше обоймы, а из пулевика — две, и все в голову либо в пах, потому что пробить грудную пластину — нереально. А их там не меньше десятка. А у меня нет столько боеприпаса. Был бы у меня боеприпас — я бы не посылал бойцов ни в какую вылазку, мы бы здесь отсиделись за милую душу.
— Мастер Нейгал, а каковы их шансы на то, чтобы вернуться? — спросила Констанс.
— Такие же, как у нас — отбиться, — проворчал Нейгал.
Вошла Нанду, серв, и попросила всех к столу.
У Констанс не было желания, но она заставила себя поесть и заставила Бет. Дик не притронулся ни к чему.
— Кончай свои демонстрации, парень, — сказал Нейгал. — Сейчас для них не время, тебе понадобятся силы. Поешь нормально!
— Я не могу есть! — огрызнулся мальчик. — Я не могу плакать и смеяться, вместо этого меня рвет! И сейчас меня тошнит от того, что Моро сказал!
Он вскочил, вышел из столовой, и провел время обеда, по-видимому, с Рэем. После обеда Нейгал прошел в гараж, где уже собрали всех гемов манора — двадцать человек, за вычетом Призрака и Рэя, несших караул на верхней галерее, и включая ячейку-семью Аквилас.
— На нас сегодня вечером нападет банда примерно из десяти человек, — сказал Нейгал своим рабам. — Я хочу, чтобы дом был готов к обороне. Здесь перед воротами должна быть баррикада примерно в человеческий рост, из всякого хлама, который найдется в гараже и в подвалах. Такую же соорудите на грузовом пандусе, там, наверху. Хлама уже не хватит, так что я разрешаю брать мебель. Сами укроетесь в подвале, когда начнется. Если мы проиграем — сдайтесь и живите. Я не хочу, чтобы кто-то из вас следовал за мной.
— Мы не хотим покидать господина, — сказала Нанду.
— Я сказал: мне не нужна ваша жертва.
Серв поклонилась и снова подняла глаза на хозяина.
— Мы просим господина разрешить одну вещь. Господин покидает нас, а они нам не разрешат. Если господин победит, мы не… — она испытывала затруднение со словами, и разрешила его так: — мы не изменимся к нему от этой вещи. Но мы очень просим разрешить.
— Ну, говори, не тяни, — милостиво кивнул Нейгал.
— Пусть молодой сохэй даст нам имена, — Нанду даже отступила на шаг, испугавшись собственной наглости.
Нейгал изумленно посмотрел на Дика, тот пожал плечами.
— Я ничего не говорил им.
— Кто вам сказал, — обратился Нейгал к гемам.
— Мы, — вперед выступил Том. — Мы рассказали вашим рабам, господин Нейгал, что они — люди, которые могут обладать бессмертной душой.
— Мы не хотим покидать господина, — снова сказала Нанду, и Констанс услышала в ее голосе слезы. — Он добрый, и даже если нас продадут другим, мы вернемся к нему, когда умрем, и будем с ним в воинских покоях на небе.
— Навряд ли вы окажетесь там же, где я, если парень вас крестит, — усмехнулся Нейгал.
— О, мы найдем господина везде, где он окажется! — крикнул раб-оружейник. — Нам бы только попасть туда!
— Пусть мальчик-сохэй даст нам бессмертные души, — Нанду снова склонилась.
— Но… это же ересь, — как-то беспомощно сказал Дик. — У вас всех уже есть бессмертные души! И потом… Тома-сан, ты же можешь точно так же, как и я, крестить их! Ты такой же мирянин, и… ты гем, у тебя больше прав на это…
— Я тебя предупреждала, — негромко сказала Касси из-за спины Нейгала.
— Да помню, — хмыкнул старик. — Но я ничего страшного все равно не вижу.
— Капитан, имен давание гемам недоступно для меня, — сказал Том на гэльском. — Доверяния мне они не имеют, потому что я один из них.
— Говори на понятном языке! — рыкнул Тень.
— Он говорит, что вы не доверяете ему, — объяснил Дик. — Но это неправильно. Он имеет такое же право крестить вас, как и я. Потому что он христианин, а в отчаянном положении, когда больше некому, крестить может даже неверующий — вот, мастер Нейгал, например.
— Ну, от меня ты этого не дождешься, — засмеялся Эктор. — Давай сам.
— Господин разрешает? — спросила Нанду.
— Господину ама уже не хватит, е.ь не позволю. реснула штукатурка. ы в воду, в еду…чу? плевать, — сказал Нейгал. — Только давайте дело сделаем, работы полно.
Он еще раз усмехнулся, глядя на растерянного Дика, потом сделал Констанс приглашающий жест и вышел. Касси вышла следом за ним, опалив Дика негодующим взглядом — правда, мальчик совершенно этого не заметил. Чтобы ободрить его немного, Констанс, выходя, провела рукой по его плечу — точнее, довольно массивному на вид и на ощупь наплечнику.
Нейгал поднялся на галерею и посмотрел в бинокль в ту сторону, где за снежной завесой темнел вражеский катер.
— Никакого движения, — удовлетворенно сказал он. — Касси, может, ты все-таки возьмешь свой снайк и…
— Нет, — сказала Кассандра.
— Ладно. Ну что, сеу Констанс, — это Нейгал говорил уже, перемещаясь в гостиную, где по всему столу было разложено оружие и коробки с обоймами. — Нехорошо между нами получилось: я и не знал, что ваш брат — это такая величина в мировой науке… принял по-простому…
— Мастер Нейгал, мне стыдно и я прошу прощения, — устало сказала Констанс. — Но право же, мы долгое время не знали, не является ли ваш порыв всего лишь прихотью барина, которая назавтра переменится, и…
— Проехали, — Нейгал рубанул ладонью воздух. — Проклятье… Вы думаете, я не понимаю, что вы чувствовали? А впрочем, кому какая разница…
— Ты знаешь, Эктор, мне есть кое-какая разница. Ты собрался умирать ради людей, которые привели бы сюда имперскую армию! И ладно бы ты еще мог помочь ему — но ведь нет! Они возьмут манор — и его, пилота, пощадят, и их пощадят ради выкупа, а тебя — нет!
— Касси, это моя жизнь, и я сам решаю, ради кого ее ставить на кон. Такую пощаду, которую синоби готовит мальчику — ну ее к чертям, лучше смерть. И не факт, что я умру сейчас. Я планирую отложить это занятие лет на двадцать. Так что или перестань хныкать, Шоколадка, или, ей-право, уезжай. Мне и без того тошно.
Кассандра вышла, и хлопнула бы дверью, если бы двери в доме не были сходящимися.
— Сеу Ван-Вальден, вы умная женщина. Скажите, отчего у меня сейчас на душе погано?
— Не знаю, мастер Нейгал. Может быть, от того же, от чего и у меня? Страх за близких, предчувствие смерти…
— Нет, дело не в этом. Мне доводилось переживать и то, и другое… Дело не в этом.
— Вы сами знаете, в чем дело. Вам не нужны мои подсказки, и говорить вы об этом должны не со мной. Я не священник, а вы не верите в отпущение грехов. Позвольте мне пойти к ребенку, мастер Нейгал. Может быть, это последние часы, которые я проведу с сыном…
— Да, конечно… — кивнул вавилонянин, — простите меня.
— Это хорошие слова, — сказала Констанс, оглядываясь в дверях. — По-моему, это самые лучшие слова, которые можно сказать в вашем случае. Видите, вы сами их нашли.
— Неужели?
Он запустил пальцы в бороду и немилосердно потеребил ее.
— Сначала планировали их вывезти… Город превратили в большой концлагерь, они там умирали от голода, потом началось что-то вроде холеры… Не меньше десятой части умерли бы в пути, но тут, на беду, начались бои у Андрады, и наши транспортники не смогли туда попасть… И когда стало понятно, что транспортников не будет… И скоро придется отступать… я запросил Совет — как быть с приговором над Сунасаки? Мне ответили: привести в исполнение. Я выбирал способ. Решил, что проутюжить город с катеров плазменными пушками, создав «стену огня» — будет быстрее всего… Понимаете, я принял это решение, никто другой… А вы говорите — подходящие слова. После всего этого прийти и сказать — «прости меня»? Да я бы в морду мне наплевал на его месте.
— Значит, будьте готовы к тому, что вам наплюют в морду. Потому что после всего этого не сказать «прости меня» — по-моему, еще хуже.
Нейгал сказал что-то на незнакомом ей языке — судя по тону, выругался, — а потом добавил:
— Вы видите насквозь. Несчастный человек ваш муж.
Констанс через силу улыбнулась ему и вышла на лестницу, ведущую в гостевые комнаты. Один Бог знает, как ей удавалось держаться все это время — а ведь распускаться нельзя, потому что здесь Джек и Бет, и она должна ободрять и поддерживать их до конца, как те матери, что на руках несли детей в газовые камеры, до конца поддерживали их.
«Я не отдам Бет. Что бы ни случилось, я не отдам Бет».
Она должна быть сильной — но отчаяние и безнадежная зыбучая тоска давили ей на грудь так, что темнело в глазах. Что за несчастный рок привел их сюда? Какой смысл в том, что они погибнут здесь? И вместе с ними погибнет старик, руки которого по локоть в крови граждан Сунасаки? И в смерти тех людей восемь лет назад? Но ведь был какой-то смысл в том, что однажды жарким пятничным полднем на каменистом холме замучили насмерть молодого и доброго мужчину, который говорил, что он — Бог. Этот смысл открылся далеко не сразу и Его Матери, и ученикам, и женщинам, которые стояли и смотрели, и разбойнику, что висел рядом и умер позже… На чем они переползли через эту страшную пропасть? Мария — на бесконечном доверии к Нему, а остальные?
