В маленьком отеле русские паспорта, как говорит Наталья Николаевна, произвели большое впечатление, и все семейство занимало почетные места в верхнем конце стола. С большим юмором Наталья Николаевна описывает сидящих с ними за табльдотом «принцев».
«…Сегодня утром я тебе писала, что личности, сидящие с нами за табльдотом, мало интересны, придется мне исправить эту ошибку. Мы, оказывается, были в обществе ни много ни мало как принцев. Два принца de la Tour de Taxis[196] учатся в Боннском университете, старший из них – наследный принц. С ними еще был принц Липи-Детмольдский. Что касается этого последнего, то уверяю тебя, что Тетушка, рассмотрев его хорошенько в лорнетку, не решилась бы взять его и в лакеи. У двух первых физиономии тоже совершенно незначительные, но все-таки не такие отвратительные… Остальные сидящие за столом – профессура и несколько англичан. Словом, это город в высшей степени ученый. От нас только будет зависеть, стать или не стать тоже учеными».
Интересно отметить, что Наталья Николаевна разговаривала с соседями по столу по-немецки, но, по ее словам, длительный разговор на этом языке ей было вести трудно, она, видимо, уже начала его забывать, и ее выручала Александра Николаевна. Но немецкие романы она читала, об этом Наталья Николаевна упоминает в письмах. Надо полагать, что английский язык она знала значительно лучше.
Маша и Таша Пушкины удивляли всех иностранцев в Годесберге своим прекрасным знанием французского языка. Изучали они также и итальянский. Видимо, знали они достаточно хорошо и английский язык. О том, что Маша Пушкина брала уроки английского языка, Наталья Николаевна упоминает в письмах. Англичанин, сидевший за табльдотом напротив Маши, вел с ней разговоры о России. Удивлялся, как это можно давать балы зимой, ведь в Петербурге так холодно! И был поражен, когда она сказала, что в зале так жарко, что приходится открывать окна! Спрашивал ее, какие напитки пьют и едят ли мороженое. «Эти дураки были бы очень удивлены, – резюмирует Наталья Николаевна, – найдя в Петербурге такую роскошь, о какой не имеют и представления, и общество несравненно более образованное, чем они сами».
Пробыв в Годесберге неделю и приняв несколько ванн, Наталья Николаевна почувствовала себя много лучше, она говорит, что постоянное пребывание на воздухе ей очень помогло. План их дальнейшего путешествия был таков: Саксония, Швейцария, Остенде, где Наталья Николаевна предполагала остаться некоторое время для лечения. В Дрездене они должны были встретиться с Фризенгофом и дальше путешествовать вместе. Очевидно, он уже считался женихом Александры Николаевны. В письмах из Годесберга мы встречаем неоднократные упоминания о Фризенгофе, интересна характеристика, которую дает Наталья Николаевна жениху сестры.
Письма последних лет
Письмами из Годесберга и ограничиваются дошедшие до нас сведения о поездке Натальи Николаевны за границу. Далее в архиве Араповой следуют несколько разрозненных писем 1852 и 1855 годов, не представляющих особого интереса, и пять писем за 1856 год, написанных из Москвы и Петербурга.
В 1855 году, во время Крымской кампании, генерал Ланской был командирован в Вятку для формирования ополчения. Вместе с мужем поехала и Наталья Николаевна, оставив девочек Ланских на попечение старших дочерей. В Вятке Наталья Николаевна прожила с конца сентября до января 1856 года. Сохранились воспоминания лиц, встречавшихся там с Натальей Николаевной. Помимо Вятки, по делам ополчения Ланскому пришлось некоторое время прожить в городе Слободском, в 30 км от Вятки. В фондах вятской архивной комиссии хранится дневник слободского протоиерея И. В. Куртеева, в котором есть запись о пребывании Ланских в этом городе. Приведем небольшую выдержку из этого дневника:
«1855 г., ноябрь 7
Сегодня генерал-адъютант Ланской смотрел Слободскую дружину и остался ею весьма доволен… Теперешняя супруга Ланского была прежде женою поэта Пушкина. Дама довольно высокая, стройная, но пожилая, лицо бледное, но с приятною миною. По отзыву архиерея Елпидифора, дама умная, скромная и деликатная, в разговоре весьма находчива».
Но более интересные сведения о Наталье Николаевне мы находим в воспоминаниях Л. Н. Спасской, дочери вятского врача Н. В. Ионина, лечившего там Наталью Николаевну.
«Мать моя вскоре встретилась с Натальей Николаевной на детском вечере в вятском клубе, – пишет Спасская. – Наталье Николаевне понравились мои брат и сестра, танцевавшие между других детей (меня тогда еще не было на свете). Она стала о них расспрашивать и, узнавши, что это дети ее доктора, пожелала познакомиться с их матерью и с ними, была чрезвычайно любезна с матерью, хвалила, ласкала детей и рассказывала ей много о своих детях, причем высказала между прочим, что находит своего сына Григория (которого она называла Гришкою) замечательно похожим, как наружностью, так и характером, на его знаменитого отца. В обращении Наталья Николаевна производила самое приятное впечатление сердечной, доброй и ласковой женщины и обнаружила в полной мере тот простой, милый аристократический тон, который так ценил в ней Пушкин. Среди вятского общества Ланские особенно сошлись с управлявшим Палатою государственных имуществ Пащенко, состоявшим членом Губернского комитета по созыву ополчения, и его женою и бывали у них совершенно запросто. Мадам Пащенко, женщина редкой доброты, придумала заинтересовать Наталью Николаевну в судьбе М. Е. Салтыкова, который очень уважал и любил ее (мад. Пащенко) и был у нее в доме принят как родной. Она составила план воспользоваться большими связями Натальи Николаевны, чтобы выхлопотать Салтыкову прощение и позволение возвратиться в Петербург. План этот увенчался полним успехом: Салтыков был представлен Наталье Николаевне, которая приняла в нем большое участие (как говорят, в память о покойном своем муже, некогда бывшем в положении, подобном салтыковскому) и решилась помочь талантливому молодому человеку и походатайствовала за него в Петербурге и письменно и лично. Успех не замедлил обнаружиться. Наталья Николаевна уехала из Вятки в январе 1856 года, а в июне того же года Салтыков был уже назначен чиновником особых поручений при Министерстве внутренних дел и возвратился в Петербург».
Факт участии Натальи Николаевны в судьбе Салтыкова-Щедрина общеизвестен, но вот в письмах 1849 года есть сведения о ее хлопотах еще об одном молодом человеке, на этот раз замешанном в деле петрашевцев. Об этом до сих пор не было известно.
«…Мне доложили о Николае Дубельте, – писала Наталья Николаевна 26 сентября, – которого я просила о деле одного арестованного, в нем принимают участие г-жа Хрущева и Александр Рейтер. Это некий молодой Исаков, замешанный в заговоре, который был открыт нынче летом. Мать его в совершенном отчаянии и хочет знать, сильно ли он скомпрометирован и держат ли его в крепости по обвинению в участии или для выяснения дела какого-нибудь другого лица. Орлов, к которому я обратилась, заверил меня, что он не должен быть среди очень скомпрометированных лиц, поскольку старый граф не помнит такой фамилии и она не значится в списке. Я передала это через г-жу Хрущеву матери, но она не успокоилась и меня попросила предпринять новые шаги. Так как Михаила сейчас нет, я принялась за Николая Дубельта, который явился по моей просьбе с большой поспешностью и обещал завтра принести ответ». Через день Николай Дубельт снова пришел к Наталье Николаевне и сообщил, что «дело молодого человека счастливо окончилось, он на свободе с сегодняшнего утра».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
