мостовые, про трактир Егорова. да что тут осколочного и интересного?» - спрашивал он Николая Лейкина 22 марта 1885 года.
А вот еще из «Осколков московской жизни»: «Гешефтма-херствующие москвичи, когда им не хочется расставаться с деньгами, поступают таким образом. Берут лист обыкновенной газетной бумаги, режут его на маленькие кусочки и каждому кусочку дают особое наименование. Один называют трехрублевкой, другой 2 р. 16 коп., третий четвертной и т. д. И таким образом получаются купоны, за которые можно закусить и выпить и в Salon сходить. Операция не сложная, но для коммерческого человека она находка. “Купонный вопрос”, занимающий теперь московские умы, присущ только одной Москве в такой же мере, как аблакаты[46] из-под Иверской, разбойник Чуркин и трактир для некурящих Егорова». Или: «По Москве ходит и упорно держится в народе один зловредный слух. Говорят, что известный (Москве, но не России) г. Шестеркин хочет сотворить “газету”. Не хочется верить этому слуху. Считался доселе г. Шестеркин гражданином полезным и благонамеренным. Уважали его и протоиереи, и диаконы, и сахаровские певчие, и даже содержатель “некурящего” трактира Егоров. Правда, он несколько горяч, молод душой, всюду сует свой шестеркинский нос не в свое дело, мнит себя между купечеством Плевакой, но ведь все это пустяки, мало умаляющие его гражданские добродетели. Считался благонамеренным, и вдруг - слухи!.. Расти, портерная пресса! Твое время!»
Если у Тестова достопримечательностью был половой Селедкин, то у Егорова - Петр Кириллов, ярославский уроженец, мальчиком привезенный в Охотный ряд из Углича, к концу своей карьеры умевший так обвести вокруг пальца клиента, что тот еще и благодарен оставался. Это будто про него сложил народ поговорку «Семь по семь - рубль сорок семь» или еще: «Две рюмочки по двадцать - рубль двадцать». Однажды Петр Кириллов чуть было не обсчитал самого Гиляровского: «Наглядевшись на охотнорядских торговцев, практиковавших обмер, обвес и обман, он ловко применил их методы торгового дела к своей профессии. Кушанья тогда заказывали на слово, деньги, полученные от гостя, половые несли прямо в буфет, никуда не заходя, платили, получали сдачу и на тарелке несли ее, тоже не останавливаясь, к гостю. Если последний давал на чай, то чайные деньги сдавали в буфет на учет и делили после. Кажется, ничего украсть нельзя, а Петр Кирилыч ухитрялся. Он как-то прятал деньги в рукава, засовывал их в диван, куда садился знакомый подрядчик, который брал и уносил эти деньги, вел им счет и после, на дому, рассчитывался с Петром Кирилычем. И многие знали, а поймать не могли. Уж очень ловок был. Даст, бывало, гость ему сто рублей разменять. Вмиг разменяет, сочтет на глазах гостя, тот положит в карман, и делу конец. А другой гость начнет пересчитывать:
- Чего ты принес? Тут пятишки нет, всего девяносто пять. Удивится Петр Кириллов. Сам перечтет, положит деньги на стол, поставит сверху на них солонку или тарелку.
- Верно, не хватает пятишки! Сейчас сбегаю, не обронил ли на буфете.
Через минуту возвращается сияющий и бросает пятерку.
- Ваша правда. На буфете забыл. Гость доволен, а Петр Кирилыч вдвое.
В то время, когда пересчитывал деньги, он успел стащить красненькую, а добавил только пятерку».
А про то, как Петр Кириллов вынимал последнее у пьяных, и говорить не приходится. Что уж тут поделаешь - не обманешь, не продашь - эту охотнорядскую истину половые усвоили как нельзя лучше. Многое прощалось Петру Кириллову за его искусное умение разрезать рыбные расстегаи. Приготовить такой пирог с дыркой посередине, заполненной осетриной и налимьей печенкой, это полдела. А вот как разделать его - вот вопрос. «Ловкий Петр Кирилыч первый придумал “художественно” разрезать такой пирог. В одной руке вилка, в другой ножик; несколько взмахов руки, и в один миг расстегай обращался в десятки тоненьких ломтиков, разбегавшихся от центрального куска печенки к толстым румяным краям пирога, сохранившего свою форму. Пошла эта мода по всей Москве, но мало кто умел так “художественно” резать расстегаи, как Петр Кирилыч, разве только у Тестова - Кузьма да Иван Семеныч. Это были художники!»
Петр Кириллов мог бы еще долго трудиться у Егорова, если бы не марки - суррогатные деньги (о них - «купонах» - и писал Чехов), на которые половые должны были обменивать полученный от клиентов расчет. Воровать стало сложнее, и опытный резчик расстегаев укатил к себе на родину в Углич, где имел богатый дом.
Извозчики за чаем. Фрагмент картины худ. Б. Кустодиева, 1920
У Егорова было удобно заказывать с собою и своеобразный сухой паек. Любили москвичи в воскресный день съездить погулять в Царицыно, да в Сокольники и на Воробьевы горы - Москву обозреть с птичьего полета. А как же без провизии? Вот и посылали к Егорову в Охотный за снедью всякой. Будущему писателю Ивану Шмелеву, автору «Лета Господня», родные доверяли съездить к Егорову «взять по записке, чего для гулянья полагается: сырку, колбасы с языком, балычку, икорки, свежих огурчиков, мармеладцу, лимончиков».
Пантелеймон Романов в своем романе-эпопее «Русь», писавшемся лет через десять после Октябрьского переворота, вспоминал: «Хорошо бы сейчас в трактире Егорова в Охотном ряду заказать осетрину под крепким хреном, съесть раковый суп в “Праге” и выпить бутылку старого доброго шабли с дюжиной остендских устриц!» В 1902 году трактир Егорова перешел к его зятю С.С. Утину, устроившему здесь роскошный ресторан.
Ну а где столовался простой народ - будущий пролетариат и гегемон? Для него были в Охотном ряду и трактиры попроще, например «Лондон», куда хаживали извозчики. При этих трактирах имелась обычно парковка - для гужевого транспорта (то бишь лошадей).
Говоря об извозчьих трактирах, не грех вспомнить известную картину Бориса Кустодиева «Московский трактир». Художник ярко и самобытно изобразил обычную вроде бы сцену из жизни простого люда: в центре за одним столом сидят и дуют чай из блюдец словно подобранные один к одному извозчики. В середине, под самой иконой и горящей лампадкой, сидит старейшина компании, седобородый старец. На первом плане один из извозчиков (самый молодой) читает газету, под потолком - клетки с птицами, в соседней зале пальма. Половые с чайниками спешат угодить клиентам. Патриархальная Москва, да и только.
Имелись в Охотном ряду и трактиры для лакеев, ожидающих своих хозяев-театралов, и
