нацеленные в спину Левше. Заранее спрятанное в недостроенном таунхаусе гладкоствольное охотничье ружье со спиленными стволами и прикладом, всего за вечер превращенное в орудие бандитского промысла. Патроны заряжены картечью – «шестеркой». Свинцовые, с добавлением мышьяка и сурьмы шарики диаметром чуть больше шести миллиметров, по словам Солдаткина, способны уложить кабана с расстояния в тридцать метров.
Тридцати метров здесь нет. От силы полтора. И нет никаких шансов у Левши, когда он, держа в руках новые пачки денег, поворачивается к Максу и видит двоюродного брата с обрезом в руках. Лицо Левши внезапно теряет бесстрастность, а спрятанные за «авиаторскими» очками глаза наверняка вылезают из орбит. Он не успевает сказать ничего из того, что наверняка проносится в его мозгах, потому что грохочет гром. Из живота «ковбоя-авиатора» прямо через рубашку расцветает багровый цветок – с такой силой, что Левшу отбрасывает назад, в «субарик». Испуганной бабочкой взлетает и сразу валится на землю ковбойская шляпа. Со стуком падают на пол салона солнцезащитные «авиаторские» очки, открывая удивленное лицо, а потом Солдаткин стреляет во второй раз. Несущие смерть шарики свинца раздирают в кровавые ошметки пах Левши и заставляют снова вздрогнуть его тело. Из окон автомобиля сыплются разбитые стекла, зацепленные картечью. И все затихает. Только сквозь дым пожара пробиваются незнакомые запахи. Через секунду Макс понимает, что это пахнет сгоревшим порохом и развороченными внутренностями.
Солдаткин движется, словно заводная игрушка, все быстрее и быстрее, пока не ослабла пружина и не кончился завод. Максу кажется, что он сам находится под водой, и движения его соответствующие. Солдаткин пытается всучить ему в деревянные руки разряженный обрез. Макс тупым бараном таращится на оружие, потом перехватывает сумку с деньгами в одну руку, обрез берет в другую. Лазарь бросается к только что убитому им человеку. Подхватывает выпавшие из рук Левши пачки денег, кидает Максу, но тот не успевает их поймать. Пачки падают ему под ноги.
– Поднимай! – орет Солдаткин и лезет в салон прямо по окровавленному телу двоюродного брата.
Макс наклоняется, ставит сумку «Barracuda» на траву и своими «подводными» движениями неловко подбирает пачки. Сначала одну, потом – другую. Полиэтилен, в которую завернута последняя пачка, в двух местах разодран. Макс смотрит на торчащие желтые купюры – это и в самом деле цвет его будущего? – и кидает пачку в сумку к остальным.
– Бля, да очнись! – толкает Макса Солдаткин.
Он только что выбрался из салона и, стоя перед Максом в испачканной кровью одежде, ссыпает в «денежную» сумку еще несколько пачек.
– Все! – говорит он, подхватывает сумку и смотрит на товарища. – Уходим!
Не дожидаясь реакции Макса, он быстрым шагом, едва не переходя на бег, шагает к их «форду». Макс смотрит ему в спину и говорит:
– Я подумал… Давай сожжем тут все! Чтобы улик не было.
– Хочешь – жги! – не оборачиваясь, говорит Солдаткин.
Несколько тупых мгновений спустя Макс осознает, что у него нет ни спичек, ни зажигалки. Но он вспоминает сигарету в зубах у Левши, перед тем как тот застрелил своего спутника. Он приближается к «субарику». Стараясь не смотреть ни на превратившийся в кровавое месиво пах Левши, ни на его мертвое лицо с застывшим на нем выражением удивления, Макс трогает карманы его джинсов. Морщится от вони мочи и крови. Сквозь ткань нащупывает зажигалку, залезает в карман и вытаскивает ее на свет – зеленый кусок пластика. Все, что Макс делает дальше, он неоднократно видел в фильмах, но при этом у него нет уверенности, что это сработает. Он достает из багажника «аутбэка» грязную, в масляных пятнах тряпку, бывшую майку, сует в бензобак так, чтобы ее край торчал наружу, и поджигает. Неловко бежит вслед за Солдаткиным.
Тот уже в машине. Пытается завести «форд».
Пытается, потому что автомобиль не заводится.
Солдаткин с обиженным лицом раз за разом поворачивает ключ зажигания, на что стартер под капотом сначала медленно прокручивается, а потом затихает. Ответом на последний поворот ключа становятся сухие щелчки. Не закрывая за собой дверь, Макс садится в салон, когда Солдаткин пытается включить фары. Фары не загораются.
– Сука! – Солдаткин обеими руками ударяет по рулю. – Акум сдох! Нет, ну надо же!..
Тихо, новогодние петарды хлопают громче, взрывается бензин в баке «субарика». Внедорожник охватывает апатичное пламя. Макс представляет, как горят русые волосы на голове Левши, и перестает смотреть в ту сторону. В зеркале заднего вида он замечает на сиденье за собой «денежную» сумку.
Солдаткин выскакивает из машины и, подняв капот, будто прячется за ним.
– Бля! Давно его надо было поменять! – доносится до Макса. – Все денег не было!..
Это не денег не было, думает Макс, отрешенно продолжая разглядывать сумку «Barracuda» в зеркале. Просто жалел ты их, жмот сволочной!
Он внезапно чувствует, как его до краев заполняет молчаливая ярость, заставляя заскрипеть стиснутыми зубами, давно требующими визита к стоматологу. Из-за жадности Солдаткина летит в тартарары их план. Сминается нарисованная картинка его будущего.
Что им делать теперь, когда из-за жары или неисправности генератора аккумулятор превратился в пятнадцать килограммов мертвого свинца? Идти по лесу пешком? Макс перебирает ногами, будто примеривается к долгому переходу. Чувствует что-то подошвами, наклоняется и смотрит, что там.
– Ты зачем машину сжег, урод? – вдруг подбегает к Максу Солдаткин. – Что мы теперь делать будем, а? Могли бы их аккумулятор переставить! Или «прикурить»! – он брызжет слюной в лицо Максу, отступая, когда тот вылезает из машины. – Думать надо было!
Думать?
Ярость выплескивается из Макса резким ударом правой. Его кулак попадает Солдаткину в челюсть, и от неожиданности тот валится навзничь.
– Ах ты, сука! – кричит Солдаткин, поднимаясь и готовясь броситься на Макса, но у того уже в руках монтировка.
Ее изогнутый и заостренный конец с противным хрустом встречается с головой Солдаткина и на пару мгновений застревает в теменной кости. Затем Солдаткин с тихим всхлипом, будто из него выпустили воздух, оседает на выгоревшую траву. Из раны раздавленными ягодами брусники брызжет кровь.
Макс чувствует тяжесть монтировки в дрожащей руке.
И в этот момент в горящем внедорожнике неожиданно взрывается что-то еще.
27. Чаколи
За окном – зима, ночь, ветер, снег, трихомудия.
За спиной Матроскин, пристроившись на краешке коммунального кухонного стола, стучал по клавиатуре ноутбука, клацал тачпадом. Отражение в темном стекле почесало бородку и отвернулось.
Угорь посмотрел на Матроскина, спросил:
– Чай будешь?
– Нет. Воды я и у Евдокии Дементьевны обпился. Вот молока бы.
– Блин, я же сказал, что Катэ не купила молока.
– А я видел, как она кефир из сумки выкладывала…
