Юля. – А может, я просто злюсь.
– Злишься? На кого?
– На всех. На бабку эту умную… На тебя, потому что у тебя есть своя семья… На Сталинграду…
– А на нее из-за чего? – удивился Тим.
– Не из-за чего, – пожала плечами Юля. – Всегда хотела стать такой, как она, – и еще до того, как с ней познакомилась. А стала тем, кто я сейчас.
Тим непонимающе посмотрел на девочку. Подумал и очень осторожно спросил:
– А кто ты сейчас? Я что-то не очень понимаю…
– Я смотрю, ты точно какой-то Иванушка-дурачок… Еще в детдоме, пока все девчонки учились трахаться, я пыталась научиться убивать людей канцелярскими принадлежностями, – Юля усмехнулась. – Мне очень нравился фильм «Леон» и героиня Натали Портман. Раз сто смотрела это кино. Жестко крутое. И я прямо видела себя такой девочкой-убийцей… Потому что многовато несправедливости было в детдоме и в моей жизни… Нет, конечно, кое-кому я разрешала себя трахать. Потому что жила в реальной жизни. Потом все равно пригодилось…
– Это когда потом? – против своей воли спросил Тим.
– Когда к Драгану попала, – пожала плечами Юля.
– К Драгану? И что? – снова не понял Тим, вцепившись взглядом в черный синяк сверху ключицы Юли.
Откуда он все-таки у нее?
– Драган – педофил, Тимон, – отчетливо произнесла Юля и потянулась за своей туникой с черепом.
Глядя, как вздрогнули ее груди, когда девочка задрала руки вверх, чтобы через голову надеть тунику, Тим спросил, шевеля непослушными губами:
– Педофил? Это который с детьми… спит?
– Это который детей трахает, – беспощадно ответила девочка, беря в руки голубые трусики и джинсы.
– А… А зачем? – выдавил из себя Тим.
– Я не знаю, – покачала головой Юля. – Отвернись, пожалуйста, я оденусь… Приятно ему, наверное. Может, еще что-то. Не знаю, – повторила она и нагнулась, натягивая ботинки из желтой кожи.
– А… Он тебя заставил? – спросил мальчик. – Ну, это делать…
– Нет, хрен бы он заставил, – нагнувшись, Юля возилась со шнурками ботинок. – Я же понимала, что это шанс. Единственный реальный шанс выбраться из той жизни, которой жила я. Что, ты думаешь, светит таким, как я, после детдома? Институт, а после него – работа в «Газпроме»? А Драган… Ну в общем-то он ведет себя благородно…
– Благородно? – переспросил Тим, ощущая, как кто-то скребет его изнутри. – Этот синяк у тебя на шее – это он сделал?
Юля не ответила. Она села на диван рядом с мальчиком. Протянула к нему руку и взяла его ладонь в свою, как делала совсем недавно, только теперь это вызвало у Тима совершенно другую реакцию.
– Ты чего распсиховался, Тимон? – спросила девочка, внимательно вглядываясь в его лицо.
– Характер у меня такой, – буркнул Тим и спросил: – Но ведь никто не знает? Да?
– Все знают, – пожала плечами Юля. – Как тут спрячешь?
– Все?.. – изумился Тим. – И что, Сталинграда тоже?.. И никто ничего не говорит? Ничего не делает?
– Ну а что они должны делать? – усмехнулась Юля.
– Я не знаю. Но это же неправильно, что вот так… – Тим замолчал, не находя слов. – Почему ты не прекратишь сама?
– Прекращу – и что потом? – разозлилась Юля. – Снова на улицу? Да, Тим? Там полно таких, как Драган, и даже хуже. Лучше уж с Драганом, чем так… И это же не на всю жизнь. Я подрасту, ему надоест – и он меня отпустит, даст выходное пособие, с жильем поможет… Я говорю, что он ведет себя по-человечески…
– А ты ему скажешь «спасибки»? – чувствуя подступающий к горлу ком, спросил Тим.
– Не знаю. Может, и скажу. Он очень крутой человек, Тимон. Жестко крутой. И когда ты находишься рядом с таким человеком, ты сам становишься круче – это точно.
– Это точно, – повторил за ней Тим. – Юля, только тебе это не нужно. Ты сама жестко крутая.
– С чего ты так решил? – улыбнулась девочка.
– Потому что я с тобой становлюсь круче, – ответил Тим и добавил: – И сильнее.
Можно было больше не говорить. К чему все эти разговоры?
Он знал, что надо делать.
Сначала он крепко обнимет Юлю, поцелует ее и повторит, что они делали до этого разговора. И, может быть, у него получится все не так по-позорному быстро, как в первый раз.
А потом… Что потом?..
«Выпрямляйся, барабанщик! Встань и не гнись! Пришла пора!»
Потом он убьет Драгана, вот что.
26. Мертвый свинец
Август, двадцать девять месяцев назад
Кривая горячечная колея уводит их в глубь леса. Из колонок неожиданно заработавшего радио Макса и Солдаткина обливает белым шумом, похожим на издаваемый горящими деревьями треск. Солдаткин выплевывает изо рта нечленораздельное ругательство. Макс тянет руку, чтобы выключить магнитолу, но Солдаткин опережает его.
– Забодало уже голову пилить! – рассерженно шипит он.
А Макс снова думает о мертвеце, лежащем в багажнике черного «Субару-Аутбэк», который, переваливаясь с кочки на кочку, едет за ними следом.
Пока «субарик» стоит на обочине, убийца, двоюродный брат Лазаря по прозвищу Левша, «ковбой-авиатор», переждав проехавший встречный автомобиль, помогает Максу и Солдаткину вытащить тело убитого им человека из салона и переложить в багажник. Потом он с невозмутимым видом возвращается за руль. Максу кажется, что при этом Левша играет роль Крутого Уокера. Или он просто убахан? Поэтому глаза и прячет?
– Поехали? – не снимая «авиаторских» солнцезащитных очков, спрашивает он у своего кузена.
Тот кивает на лес, откуда они только что выбрались:
– Давай за нами.
Подсвечивая себе фарами, они медленно продвигаются по дороге через задымленное пространство. В тишине вымершего леса слышен только натужный шум двигателей.
– Бензина, кажись, все-таки маловато, – вдруг замечает Солдаткин. – На обратную дорогу, правда, должно хватить… – и выключает кондиционер.
Макс вспоминает свое недавнее предложение заправиться на АЗС, но решает промолчать. Какой прок говорить об этом сейчас? Солдаткин только начнет собачиться. И так он весь на нервах. «А я?» – думает Макс и со странным удовлетворением обнаруживает, что нет, он не дергается. Он спокоен как танк. Даже скупость Солдаткина, не ставшего заливать «лишний» бензин, не раздражает. Будто холодные струи кондиционированного воздуха заморозили эмоции Макса, превратив его в ходячий манекен.
Впереди из дымной мути вырастает опущенный красно-белый шлагбаум, перегораживающий дорогу. Выглядит он в этой тусклой глуши, насквозь пропитанной гарью, сюрреалистично. Словно это последнее, что осталось от человеческой цивилизации, сгоревшей в пламени Вселенского Пожара зороастрийцев из умолкнувшего радио. Солдаткин притормаживает и говорит Максу:
– Монтировка в багажнике.
Макс выходит, попадая из прохладного салона в сумеречный, как в деревенской бане, жар, смыкающийся вокруг машин. Ступая по придорожному черничнику и цепляясь штанами за ветки, он пробирается вдоль «форда»
