Я поднялся со своего места, обогнул стол и подошёл к креслу, в котором сидела Анхела.
– Солнышко. Признай наконец, что мы с тобой одним миром мазаны. Ты борешься с оппозицией, я борюсь с конкурентами...
– Я борюсь честно, – возразила она.
– Законно, – сделал я маленькое уточнение. – А насчёт честности можно ещё поспорить. Но мы спорить не будем. Поверь, я тоже чту уголовный кодекс...
– Вернее, читаешь его после каждой своей сомнительной сделки. Особенно тебя интересуют пункты о смягчающих обстоятельствах. Теперь я понимаю, как тебе удаётся выходить сухим из воды. Тебя покрывает твой брат-полицейский. – Анхела встала и прижалась ко мне. – Боже, за что мне такое наказание? Почему я влюбилась в тебя?
– Потому что я неотразимый.
– А ещё наглый, как... Ладно, Кевин, не мешай мне. Лучше ступай к своим родным. – Она снова села в кресло. – До ужина я буду занята.
– А после ужина?
Прозвучал сигнал вызова. По знаку Анхелы я торопливо отступил в сторону, и тогда она включила связь.
– Что там, Саманта?
– Свежие новости, Анхела! – раздался взволнованный голос главы королевской канцелярии. – Только что фракция социалистов в полном составе покинула совещание левых.
– Распад коалиции?
– По всей видимости. Дон Мигель отказался комментировать происшедшее, но другие депутаты как раз дают интервью. Они очень осторожны в выражениях, однако смысл их высказываний предельно ясен: социалистическая партия никогда не была противницей королевской власти, а с республиканцами их объединяет близость экономических программ. Сейчас все телекомпании готовят экстренные выпуски новостей.
– Значит, мы можем твёрдо рассчитывать на триста семьдесят четыре голоса, – подытожила Анхела. – Надо полагать, что среди республиканцев найдётся двадцать шесть ренегатов.
– Думаю, их будет больше. По нашим последним сведениям, в чёрных списках партии числится свыше тридцати человек. Их собирались лишить мандатов на ближайшем съезде, но теперь, в случае распада коалиции, они получат возможность сохранить свои места в парламенте, переметнувшись к социалистам.
– Отлично, – сказала Анхела. – Вот что, Саманта, заходи ко мне. Обсудим ситуацию более детально.
– Хорошо, сейчас... Ага! Только что получено ещё одно сообщение. Дон Мигель направляется во дворец. Очевидно, намерен вести торг.
Анхела села откинулась на спинку кресла и торжествующе улыбнулась. В её глазах вспыхнули огоньки.
– Прекрасная новость! Надеюсь, теперь, порвав с этой красной бандой, он не откажется принять портфель министра труда... Так я жду тебя, Саманта. И кстати, сообщи госсекретарю, что в девять часов я собираюсь провести заседание кабинета. Пусть обеспечит явку всех министров.
– Будет сделано.
– Тогда поспеши.
Закончив разговор с Самантой, Анхела повернулась ко мне.
– Ты всё ещё здесь?
Я отвесил церемонный поклон:
– Да, ваше величество. Покорнейше прошу извинить мне мою дерзость, но не соблаговолите ли вы...
– Прекрати паясничать, Кевин!
– Ладно. Теперь я знаю, что ты будешь делать после ужина. А потом?
Анхела вздохнула.
– К одиннадцати приходи ко мне.
– Прямо в твои покои?
– Да.
– Но что подумают... – я осёкся, встретившись со взглядом Анхелы.
Находись я ближе к ней, то непременно заработал бы ещё одну пощёчину. Видимо, это начало входить у неё в привычку... впрочем, как у меня – нарываться.
Покидая приёмную, я разминулся в дверях с худощавой симпатичной женщиной лет тридцати пяти. Мы поздоровались, и по голосу я узнал ту самую Саманту. Она была белокурой и голубоглазой. Чисто машинально я посмотрел на её руку и, увидев на безымянном пальце обручальное кольцо, украдкой облизнулся. Всё-таки трудно избавиться от старых привычек!
* * *
В гостиной наших апартаментов Дженнифер, полулёжа на диване, смотрела по визору выпуск новостей. Молодой обозреватель явно правой ориентации восторженно вещал о расколе среди левых и рассуждал о будущей расстановке сил в парламенте в случае вступления социалистов в правительственную коалицию.
– ...Пока ещё рано делать прогнозы о возможном исходе голосования по вносимой Короной поправке, изменяющей порядок престолонаследования, но уже очевидно, что сейчас парламент как никогда близок к принятию положительного решения по этому наболевшему вопросу. Раскол в рядах левой оппозиции обнажил зревшие годами глубинные противоречия...
Заметив меня, Дженнифер приняла сидячее положение и уменьшила громкость.
– Привет, – сказал я, присаживаясь рядом с ней. – Как себя чувствуешь?
– Просто сражена наповал, – ответила Дженнифер по-валлийски. – До сих пор не могу прийти в себя.
Она говорила правильно, практически без акцента, и довольно бегло, а слова слетали с её губ не то чтобы непринуждённо – скорее, бесконтрольно. Я догадался, что Бренда обучила Дженнифер языку под гипнозом, и в мыслях пожурил тётушку за то, что она прибегла к такому, далеко не безвредному, методу.
– Это трудно сразу принять, – сказал я. – Это требует времени.
– Да, – кивнула Дженнифер. – Мне нужно время, чтобы ко всему привыкнуть. К счастью, времени у меня навалом. Я всегда считала несправедливым, что человеческая жизнь так коротка.
– Что ж, справедливость восторжествовала. По крайней мере, в твоём случае.
– Ты хочешь сказать...
– Нет, Дженни. Я не хочу сказать, что бессмертие плохо. Плохо то, что этим замечательным даром обладает лишь жалкая горстка людей. А вот это несправедливо.
Дженнифер пододвинулась ближе и положила голову мне на плечо.
– Знаешь, о чём я сейчас думаю?
– Догадываюсь. Ты думаешь о том, как тебе повезло, что раньше была одинока. У тебя не было близких друзей, сильной привязанности, настоящей семьи; по большому счёту, тебе нечего терять.
– Ты прав. Прежде я страдала от своего одиночества, но теперь... Да, теперь я считаю, что мне повезло.
Ещё я догадывался, что Дженнифер думает об Анхеле и сочувствует мне.
– А где остальные наши? – спросил я.
– В твоём кабинете. Расспрашивают Джо про... моего отца. А я не хочу о нём слышать.
– Не нужно ожесточаться, Дженни. Какой ни есть, Александр твой отец. Я не хочу и не допущу, чтобы ты пошла по стопам Джо.
– А что он натворил? – поинтересовалась Дженнифер. – По его поведению я поняла, что он у вас вроде изгоя.
– Не вроде, а действительно так. Джо осуждён на вечное изгнание.
– Вашим отцом?
– Нет, его судил Дом Израилев.
– Так что же он натворил? – повторила свой вопрос Дженнифер.
– Много чего, – уклончиво ответил я. – А всё из-за того, что хотел отомстить отцу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
