Чтобы не усугублять ситуацию, Монгфинд пришлось терпеливо выслушивать оскорбительные выпады Кевина, притворяясь, будто она не понимает, против кого они направлены. Морган не вмешивался по той же причине. Дядя Артур и тётя Дана не могли сообразить, как им остановить зарвавшегося сыночка, не спровоцировав взрыв. Положение спасла Дейдра, которая велела распорядителю объявить белый танец и тотчас же пригласила брата составить ей пару. Это подействовало безотказно.
Инцидент был скорее скандальным, чем забавным, однако впоследствии с подачи Кевина величину, обратную кванту времени Планка, стали именовать константой Фергюсона. А поскольку она равнялась количеству сегментов Безвременья в секунде Основного потока, адепты нет-нет да упоминали о ней в разговорах. Это страшно не нравилось Моргану, но ничего поделать он уже не мог...
– Ты удовлетворён, Эрик? – спросил меня отец. – Достаточно далеко я вас перенёс?
– Достаточно, – сказал я, определив наше местонахождение по Формирующим. А про себя добавил: и достаточно далеко от конечной цели.
– Всё-таки позволь задать один вопрос. Без конкретики.
Я вздохнул:
– Ладно.
– Ты попал в неприятность?
После некоторых колебаний я коротко ответил:
– Выкручусь.
Теперь уже вздохнул отец. На его лицо набежала тень.
– Что ж, будем надеяться... Если тебе понадобится помощь, ты знаешь, где её искать.
– Да, папа, знаю.
– Тогда удачи тебе. – Он повернулся к Морису: – Приятно было познакомиться с вами.
Тот не остался в долгу:
– Я польщён вашим вниманием, сир!
Отец отступил от нас на несколько шагов, с улыбкой произнёс:
– До скорой встречи, – и исчез. В его прощальной улыбке было много тревоги...
С минуту после его ухода мы простояли молча. Наконец Морис сказал:
– У тебя отличный отец!
– Не спорю, – отозвался я. – Кстати, ты вёл себя как придворный вельможа. Где ты нахватался таких манер?
Он небрежно передёрнул плечами:
– В детстве много времени ошивался при королевском дворе.
– Каком?
– Французском, разумеется.
Гм, разумеется...
– Я и не знал, что у вас монархия.
– В этом нет ничего странного. Французы традиционно привержены монархическому строю.
Я опустил сумку на траву, а сам присел у кромки воды, положив шпагу себе на колени. Морис последовал моему примеру.
– Пожалуй, я не соглашусь с тобой, – сказал я. – Насчёт приверженности французов монархии. В большинстве миров, где обитают твои соплеменники, они с завидным упорством устраивают революции, рубят головы своим королям и провозглашают республику.
Морис улыбнулся, но покачал головой:
– Это всё из любопытства. Хочется же узнать, каково жить при республике и чем она отличается от монархии. А что касается казни королей, то не мы это придумали; прецедент создали англичане. Прежде королей убивали на поле брани, резали, травили, душили в постели, но вот однажды Генрих Восьмой, решив обзавестись новой женой, велел казнить Анну Болейн. С этого всё и началось: люди поняли, что у коронованных особ голова на плечах держится не крепче, чем у остальных смертных. Потом дочь Генриха и той же Анны Болейн приговорила к смерти шотландскую королеву Марию Стюарт. Прецедент был возведён в ранг принципа и стал чуть ли не национальным обычаем. Позже добропорядочные английские буржуа, желая показать всему миру, какие они крутые ребята, взяли и отрубили голову внуку Марии Стюарт, королю Карлу Первому. Французы же, глядя через Ла-Манш на забавы соседей, подумали: «А чем мы хуже?» – и отправили на гильотину Людовика Шестнадцатого с Марией-Антуанеттой. После чего успокоились и Наполеона, к примеру, уже не казнили.
Неплохой исторический экскурс, подумал я. Особенно если учесть, что описываемые Морисом события в его родном мире происходили свыше тысячи лет назад.
– Значит, – после паузы произнёс я, – в вашей Франции монархия всё же устояла.
– Не совсем так, – ответил Морис. – Попытки реставрации в первой половине девятнадцатого века потерпели фиаско. Вернее, было три короля – Людовик, Карл и Луи-Филипп, – но правили они недолго и лишь дискредитировали идею монархии. Франция вновь стала королевством в 2068 году по результатам общенационального референдума.
– Да ну! – удивился я. – На кой чёрт вам сдалась монархия в середине двадцать первого века?
– А вот и сдалась. И не только французам, но и другим народам. После образования Северного Союза, евро-американского прообраза нынешней Земной Конфедерации, национальные правительства потеряли значительную часть своих полномочий и многие страны стали нуждаться в более устойчивых символах национальной государственности, нежели выборные институты власти. Мы, французы, поняли это в числе первых и, пожалуй, немного перестарались, восстанавливая монархию только как символ. Наши короли не имеют практически никаких полномочий, по сути дела, они являются лишь наследственными управляющими Лувра и Версаля. Зато живут, надо сказать, на широкую ногу. Это всё Хитрец Анри, он же Генрих Девятый, который жил в двадцать третьем веке. Он уговорил парламент принять специальный закон о королевском налоге с дворянства – дескать, должна же аристократия, пусть и символически, поддерживать свою опору, монархию. Размер королевского налога действительно небольшой – в процентном отношении, разумеется. К тому же дело это сугубо добровольное: не хочешь платить – отрекайся от титула, и всё; некоторые владельцы крупных состояний тогда так и поступили. Но Хитрец Анри смотрел в будущее; он предвидел, что многие освоенные планеты изберут монархическую форму правления, а значит для бизнесменов, ведущих с ними дела, иметь дворянский титул будет вопросом не только престижа, но и выгоды. Так оно, собственно, и получилось. В результате французская королевская семья стала одной из богатейших на Земле.
Я ухмыльнулся, оценив по достоинству проницательность Генриха Девятого, Хитреца Анри.
– Небось, ты тоже аристократ?
– Мой отец граф, а я, стало быть, виконт, – невозмутимо ответил Морис. – Но мы не кичимся этим, потому как не принадлежим к новоявленной знати. Мой предок по мужской линии был произведён в рыцари ещё во времена Людовика Святого.
– Внушительная родословная! – сказал я, отдавая должное десяткам поколений его предков. – Так что ж это выходит? На Земле тридцать второго века большинство стран – монархии?
– По всей Земле – нет, но в Европе почти все страны – конституционные монархии. Остальные шесть или семь, точно не помню, нужно подсчитать... – Он начал разгибать пальцы, а потом махнул рукой: – Ай, ну их к чёрту! В общем, эти страны тоже пытались обзавестись королями, но из-за отсутствия каких-либо традиций не преуспели в своём начинании. Исключение представляют швейцарцы и исландцы, которые всегда были верными приверженцами республиканского строя. Они жуткие консерваторы... Кстати, насчёт Швейцарии. У нас в Альпах есть домик, который почти всё время пустует. Если сейчас там никто не живёт, мы можем обосноваться в нём до нашей полной легализации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
